Следы в пыли. Развитие судебной химии и биологии
Шрифт:
В сентябрьские дни 1949 года Франшер Пепен не питал никаких иллюзий относительно успеха предпринятой им впервые попытки с помощью обломков разгадать тайну использованного взрывчатого вещества. Ровно за сорок лет до этого реконструкцией взрывных устройств занимался упоминавшийся уже Георг Попп. До него уголовная полиция полагалась, в буквальном смысле, на чутье своих сотрудников, когда имела дело со взрывчатыми веществами, использованными в преступных целях. Сотрудники полиции по запаху определяли, идет ли речь о порохе или о динамите, либо полиция обращалась за помощью к пиротехнику или взрывнику. С развитием науки о следах, однако, выяснилось, что умение обращаться со взрывчатыми веществами и умение определять по осколкам бомбы, какое взрывчатое вещество в ней было использовано, — две разные вещи. Предпринятые Поппом в 1907 и 1910 годах первые исследования взрывчатых веществ стали классическим образцом. Поппу удалось выяснить, какое вещество было использовано в случае взрыва в здании полиции в Оффенбахе- на-Майне и в двух других случаях: при покушении на одного судью во Франкфурте-на-Майне и при попытке взорвать ратушу во Фридберге. Последователи Поппа продолжили начатую им работу, и в 1949 году в некоторых полицейских криминалистических лабораториях специализировались химики по взрывчатым веществам. Пепен также специализировался в этой области, а с 1946 года в лице Бернара Пекле из монреальского университета получил ассистента, владеющего важным в этом деле
И все же, как уже было сказано, Пепен не питал особых надежд на успех. Хотя и имелся некоторый опыт в исследовании взрывчатых веществ и выявлении их компонентов по оставленным следам, все же эта работа оставалась уникальной. Опыт криминалистов нигде не систематизировался, криминалистическая химия не поспевала за промышленностью, производившей все новые и новые взрывчатые вещества. Из года в год изменялась ситуация и постоянно требовались дополнительные эксперименты.
Пепен и Пекле сами побывали 10 сентября на месте происшествия и собрали металлические обломки стенок багажного отделения и остатки багажа и груза, разбросанные вокруг. Франк М. Франси высчитал, что если бы самолет не опаздывал на пять минут, то во время взрыва он находился бы над широким водным пространством реки Св. Лаврентия. Он был убежден, что преступник искусно рассчитал время взрыва, чтобы уничтожить все следы. При исследовании дюралевых частей багажного отделения было обнаружено явление, именуемое специалистами „рассеивающее действие". Гладкие ранее дюралевые щиты стали волнистыми и синежелтыми. Ведь любой взрыв приводит к возникновению газов, распространяющихся с той или иной скоростью. Пороховые взрывы вели к сравнительно медленному образованию газа. Волна давления образовывала отдушины и разрывы в материалах, которые встречались на ее пути. Одновременно оставались следы огня. Но взрывчатые нитровещества, созданные на основе нитроглицерина, производили, напротив, такую невероятную взрывную волну, что она оказывала в буквальном смысле „рассеивающее" во все стороны действие и имела очень большую температуру. Внешний вид металла в данном случае свидетельствовал, что взорвалось или детонировало взрывчатое нитровещество. Однако еще не было ясно — какое.
Со времени изобретения Нобелем желатинированного динамита появилось множество новых видов динамита — желатинированный динамит, D1, форсит и аммонжелит.
Пепен и Пекле стали исследовать осевшие на остатках багажа и металлических деталях самолета химические частицы взрывчатого вещества и следы газообразных продуктов детонации. Если бы удалось установить химический состав этих осадков, то можно было бы сделать выводы относительно примененных взрывчатых веществ. С поступлением в Монреаль первых обломков самолета началась трудоемкая работа с лупой, микроскопом, спектроскопом и химическими реактивами. Сначала Пепен обнаружил вкрапления меди в обломках самолета. Так как медь испаряется при температуре в 2350, то, очевидно, она была распылена в жидком виде. Но, с другой стороны, на металлических и деревянных обломках имелись чернокоричневые отложения газов детонации. В них обнаружили бесцветные кристаллы. Обнаружение меди навело сначала на мысль, что капсюль взрывателя был медный, а так как медные капсюли, применяющиеся на рудниках, наполняются азидом свинца в качестве воспламеняющего вещества, то для завершения картины следовало поискать в отложениях следы свинца. Но Пепен прежде всего обратил внимание на бесцветные кристаллы, легко растворяющиеся в воде и имеющие горький вкус. Тщательный анализ указал на кристаллы нитрата натрия, или чилийской селитры, которая применяется во взрывчатых нитровеществах динамитов типа желатинированного D1 ив аммонжелите. С чувством, что след, ведущий к определению вида динамита, найден, Пепен продолжал свои исследования. Химические и спектрографические пробы черных и коричневых отложений обнаружили сначала следы свинца и подтвердили предположение, что для инициирования детонации был применен медный капсюль, заполненный азидом свинца. Следы других элементов, как кальций, нитриты и нитраты, а также сульфаты, сульфиты и сульфид, казались сначала столь нехарактерными, что по этому пути не пошли. Пепен решил иначе: взорвать в специальной камере те виды динамита, следы которых уже обнаружены, и проанализировать отложения взрывчатого вещества и газов. Кроме того, он хотел знать, полностью ли разрушаются под действием взрыва и температуры примеси „муки", по которой можно установить, какой фирмой изготовлен динамит, или есть надежда найти в обломках самолета остатки такой „муки". Так как подобные эксперименты нужно проводить в специальных помещениях, то Пепен обратился за помощью в Оттаву. Там оборудовали специальное помещение, которое воспроизводило багажное отделение самолета ДС-3-Д280. Затем с помощью медного капсюля с азидом свинца вызывали детонацию различных количеств разнообразных динамитов. Оказалось, что желатинированный динамит D1 оказывал такое же действие на металлы и части багажа, какое было обнаружено в остатках потерпевшего катастрофу самолета. Что же касается химических отложений, то тут присутствовали нитраты, нитриты, сульфаты, сульфиты, кальций, свинец и медь. Но ни разу не удалось обнаружить ни малейшего следа какой-нибудь „муки". Не помогли здесь и пятьсот химических и спектрографических анализов, проделанных Пепеном и Пекле в Монреале. Зато не осталось сомнения, что использован был динамит D1, который широко применяется в Канаде в технике, сельском и лесном хозяйстве. При этом преступник использовал не менее 10 фунтов взрывчатого вещества. Так как самостоятельное изготовление динамита было невозможным, то либо он приобрел динамит нелегально, либо украл. Это относилось также и к медному капсюлю.
Оставался еще открытым вопрос о применении дистанционного взрывателя. Электрические дистанционные взрыватели имеют батареи, металлические детали и часы, и планомерный поиск следов их составных частей помогает установить происхождение взрывателей. При рассматривании дюралюминиевых частей багажного отделения Пепен и Пекле обратили внимание на одно место, где имелся особенно концентрированный налет бело-желто-черного цвета. Создавалось впечатление, что в этом месте с большой силой нанесен удар твердым предметом. Пекле проанализировал водный раствор налета. Результат был ошеломляющий. Налет содержал следы цинка, углерода, марганца, свинца, олова, аммония, натрия, меди, кальция, т. е. следы почти всех составных частей сухих батарей. Пекле предположил, что одна такая батарея ударилась о стенку багажного помещения и оставила на ней следы. Но следующий шаг в этом направлении удался лишь тогда, когда с места происшествия доставили кусок металла, покрытый с двух сторон голубым лаком; его нашли висящим на дереве. Пепен попросил произвести сравнительные исследования со всеми видами сухих батарей, которые можно было купить в Канаде. Выяснилось, что в продаже имеется только одна батарея, у которой металлическое дно окрашено голубой краской, — „Эвриди батарея" № 10. Спектрограф Пекле показал, что составные части краски с куска металла идентичны составным частям краски с „Эвриди-батареи". Металлографическое исследование тоже доказало совпадение между многочисленными элементами, обнаруженными в бело-желто-черном налете на стенке самолета, и элементами „Эвриди-батареи", за одним исключением — олова. Однако Пепен предположил, что олово могло быть от часов, которые относились к устройству дистанционного взрывателя. Части самих
17 сентября научные исследования шли полным ходом. В Квебеке все оставалось без изменений. Маргарита Питр из дома не выходила. Либо, прочитав „Ле Канада", она насторожилась, если, конечно, она виновата, либо тому имелась какая-то безобидная причина. Осторожные расспросы выявили, что она обычно избегала много двигаться, проводила целые дни в постели и муж обслуживал ее. Неопределенность и сомнения не исчезли.
Наконец вечером 17 и утром сентября подчиненные Мата и Гийомета собрали новую информацию, укрепившую уверенность в том, что след взят правильный. Они узнали, что Маргарита Питр во время войны работала в арсенале и там познакомилась с Альбером Гюэ. Он неоднократно давал ей взаймы крупные суммы денег. Парализованный брат Маргариты Питр Женере Рюэ работал часовщиком и выполнял заказы по ремонту часов, которые давал Гюэ. Конечно, это более чем смелое предположение, но не принимал ли Рюэ участия в создании взрывателя с часовым механизмом?
Эти поначалу фантастические линии взаимосвязи к вечеру 18 сентября стали более реальными. Николь Кот, очевидно, была не кто иная, как Мари-Анж Робитай, и долгое время проживала в квартире Питр. Во всяком случае, соседка Маргариты Питр описала внешность Николь Кот, полностью совпадающую с внешностью Мари-Анж Ро- битай. Уж не предоставила ли Маргарита Питр в распоряжение Гюэ любовное гнездышко, где он поселил под фальшивым именем свою возлюбленную и мог беспрепятственно посещать ее? Вечером 18 сентября Гийомет получил письмо рабочего Люсьена Карро, который писал, что Гюэ просил передать своей жене Рите бутылку отравленного ликера и обещал за это 500 долларов. Это было в апреле. Не исключено, что письмо продиктовано фантазией. Подобные письма появляются после любого преступления, как грибы после дождя. Но на следующий день, 19 сентября, произошло событие, встревожившее Белека и Гийомета. Гийомету позвонил хозяин одной гостиницы и взволнованно рассказал, что у него работает Тереза Ноэль, помолвленная с братом некой Маргариты Питр с улицы Монсеньора Гавро. В полном отчаянии Тереза Ноэль сообщила ему только что следующее: сегодня утром к Маргарите Питр явился ее давнишний знакомый, некий Альбер Гюэ, показал ей статью из „Ле Канада", в которой сообщалось, что пакет с взрывчаткой в аэропорт Ансьен Лорет доставила женщина. Спросив, знает ли она, что ее теперь ждет, передал снотворные таблетки и потребовал, чтобы она покончила жизнь самоубийством. Маргарита приняла часть таблеток. Вызвали врача, и он пытается получить для нее место в госпитале, которое обещают не раньше завтрашнего дня.
Это уже не выдумка, не порождение пылкой фантазии. Наконец стали вырисовываться приметы вероятного преступника. Белек и Гийомет сгорали от нетерпения. Пока Маргарита Питр не была идентифицирована с женщиной, привезшей тот пакет в аэропорт, они ничего не могли предпринять, но приказали своим сотрудникам, наблюдавшим за ее домом, быть особенно внимательными 20 сентября.
Наступило 20 сентября. Около 9 часов перед домом № 49 остановилась машина. Вскоре из подъезда дома вышла женщина с лицом пергаментного цвета. Ее с двух сторон поддерживали под руки. Пока она шла к машине, Пелетье хватило времени рассмотреть вышедшую. Он не сомневался ни минуты: женщина, которую сейчас увезли, была его пассажиркой 9 сентября.
Как только Белек и Гийомет узнали результаты идентификации, они не медлили больше ни минуты, установили наблюдение за больницей и приказали арестовать Маргариту Питр, как только она оттуда выйдет. Поводом для ареста пока была попытка совершить самоубийство, которое по канадским законам наказуемо. Одновременно за Гюэ было установлено тщательное наблюдение. Выяснилось, что Гюэ покинул свою квартиру, расположенную за магазином, и переехал к матери в предместье Квебека. В остальном же он продолжал заниматься своими делами, как будто ничего не произошло.
Прошли еще два тревожных дня. Затем Гийомет узнал, что после повторной попытки принять снотворное Питр приведена в чувство и 23 сентября может вернуться домой. Когда она покинула больницу, у входа ее встретили детективы и доставили домой. В квартире ее поджидали Белек, Г ийомет и Пелетье.
Маргарита Питр, которую пресса Квебека прозвала „вороной", долгое время была для всех неясной и странной личностью. То она казалась ограниченной, непорядочной в денежных делах мещанкой, которая со времени совместной работы с Гюэ в арсенале часто занимала у него деньги и так задолжала, что вынуждена была выполнять все его желания — от предоставления комнаты для его любовницы до убийства. То казалась наглой, испорченной с ранних лет жизни личностью и, видимо, сознательно участвовала в убийстве, чтобы избавиться от долгов.
И когда Гийомет стоял перед рыхлой, бледной женщиной невысокого роста с бегающими глазками, наполовину скрытыми толстыми полуопущенными веками, она все еще пыталась отрицать свою поездку в аэропорт Ансьен Лорет. Однако, когда инспектор пригласил в комнату Пелетье, она изменила свою позицию. Тяжело дыша, она опустилась на стул и призналась, что утром 9 сентября отвезла пакет в аэропорт. Но это признание было лишь маленьким трюком, так как она утверждала, что у вокзала Пале ее остановил незнакомый человек и попросил отвезти пакет в аэропорт, ему же нужно было ехать поездом. Он заплатил ей за услугу 30 долларов. Лишь, услышав, что Гийомет знает о ее отношениях с Гюэ, о пребывании Мари-Анж Робитай в ее квартире и о посещении ее Гюэ 19 сентября, Питр второй раз изменила позицию. Теперь она заявила, что Альбер Гюэ назначил ей свидание у вокзала Пале 9 сентября в 8 часов 30 минут. Там он вручил ей пакет и приказал доставить его к самолету на Бе-Комо. Затем последовали длинные лихорадочные объяснения вещей, о которых никто не спрашивал. Она рассказывала, что познакомилась с Гюэ в 1942 году в арсенале и распространяла среди служащих его товар. Затем, работая официанткой, выполняла те же поручения, потому что ее заработка не хватало и приходилось брать у Гюэ деньги взаймы. Она должна ему 600 долларов. Эти долги он давно уже использует, чтобы шантажировать ее. В 1947 году он заставил ее взять в свой дом — тогда она жила на улице Ришелье — его любовницу Мари-Анж, которой едва исполнилось шестнадцать лет. Мари-Анж Робитай убежала тогда от родителей и скрывалась под фальшивым именем Николь Кот. Гюэ не беспокоило то, что это называется сводничеством и что Питр боялась как полиции, так и суда по делам о несовершеннолетних. С той же бесцеремонностью он послал ее 9 сентября в Ансьен Лорет, объяснив, что пакет должен попасть к клиенту в Бе-Комо еще до конца недели и что в пакете антикварная статуэтка. Она не знала, что Рита Гюэ летит этим же самолетом. Это выяснилось лишь после катастрофы, и у нее возникло определенное подозрение, когда Гюэ пришел 16 сентября и приказал пригласить на квартиру Мари-Анж Робитай, не говоря ей, что он тоже придет. Она сказала девушке, что хочет сообщить ей кое- что важное. Так Гюэ встретился с Мари- Анж. И она слышала часть их разговора. Гюэ сказал ей, что не сможет видеть ее, по крайней мере, шесть месяцев, но что он теперь свободен и, как только ей исполнится двадцать один год, возьмет ее к себе навсегда. Затем 19 сентября он снова появился у Питр, швырнул на стол газету „Ле Канада" и набросился на нее, крича: „Кому ты передала пакет и разрешила вмонтировать туда бомбу? " Гюэ сказал, что не хочет разбираться в этом деле, что полиция найдет ее, если она не предпочтет сама покончить с собой. Он дал Маргарите лекарство и потребовал, чтобы она проглотила таблетки. Маргарита так и сделала, но тут появился ее брат и вызвал врача.