Следы ведут в Караташ
Шрифт:
И всюду улыбающиеся широконосые лица со скошенными подбородками.
А на потолке изумленный Хаузен увидел бугский шар. То есть это был, конечно, не шар, но море Дождей, нанесенное на светлую поверхность потолка, было точной копией рисунка, изображенного на бугском шаре: кратер Архимеда, кратер Тимохариса и Аристилла...
Бегущая оранжевая надпись вспыхивала и гасла под чертежом.
Стены поглощали звуки. Хаузен не слышал даже собственных шагов. Он, словно по воздуху, пересек комнату, толкнул на противоположной стороне
Бегущая оранжевая надпись, точно такая же, как под чертежом, пересекала комнату. Создавалось впечатление, словно буквы висят в воздухе: если хорошенько постараться, можно взять их руками.
Вслед за буквами стены тоже вспыхивали слабым фиолетовым блеском.
Хаузен тревожно оглянулся. Казалось, все предупреждало об опасности. Но откуда ее ждать и в чем она выражается?..
Хаузен вышел на середину — буквы заплясали еще быстрей, стены замигали, поплыли в стороны.
Он пересек комнату и толкнул тяжелую холодную дверь. Она открылась в черноту. У ног Хаузена лежала пропасть.
Он понял назначение этой шахты, понял и тревогу оранжевых букв. Но было уже поздно.
«Надо предупредить», — подумал Хаузен.
К горлу подступала тошнота. «Надо предупредить», — повторил он сквозь зубы. Оранжевый вихрь закружил, завертел его и швырнул вниз. Он упал на руки, попытался встать, но не смог.
Чья-то тень мелькнула у входа.
— Сюда, — прошептал Хаузен, теряя сознание.
Сноу услышал его, но не сразу понял, что случилось.
— Радиация... Там... предупредить... в шахте...
Оранжевые буквы плясали над головой Хаузена.
Сноу метнулся назад, в темный коридор, но тревожные сигналы, предупреждающие об опасности, настигали его повсюду. Зеленоватый свет в первом зале погас. Краски на картинах померкли. Стены цедили страшные фиолетовые лучи. Их цвет постепенно переходил в багровый, а затем в красный.
— Помогите! — крикнул Сноу, бросаясь к наклонному лотку, чтобы выбраться на поверхность.
Но лоток толкал его все время вниз, и тогда он, обессиленный, снова вернулся в комнату, где лежал на полу умирающий Хаузен.
Сноу схватил его за плечи и, посадив на пол, стал трясти.
— Слышишь, ты, очнись! — кричал он, захлебываясь от ярости. — Очнись!..
Но Хаузен валился на бок, и Сноу трудно было его держать. Он отнял руки — голова профессора ударилась о стекловидный пол.
Сноу судорожно схватился рукой за горло — внутри все переворачивалось. Голова кружилась, слабость подступала к ногам. Наверное, это был конец. Он сел на пол и протяжно, по-собачьи, заскулил. Он скулил долго, не набирая воздуха, и было в этом утробном крике столько звериного, что Хаузен приоткрыл одеревеневшие веки.
— Сноу, — сказал он с укоризной.
Фиолетовый Сноу не пошевелился. Он продолжал выть и, казалось, звуки эти совсем не его звуки — их произносит за стенкой совсем другое существо.
Потом он упал на бок и затих.
Сколько времени он был в бреду? Час... Два?..
Он очнулся от сильной боли в затылке. С трудом пошевелил шеей, скосил глаза вправо — Хаузен лежал все в той же неестественной позе, подвернув под себя руку.
Первой спокойной мыслью было — уходить.
Он встал на четвереньки, потом поднялся на ноги, разведя в стороны дрожащие руки с растопыренными пальцами, долго раскачивался, прежде чем ступить. Ну — смелее: здесь должен быть где-то выход.
Мертвый Хаузен смотрел на него широко открытыми синими глазами.
Голова кружилась. Фиолетовые стены расступались по сторонам, пол качался, как палуба корабля при крутом шторме.
Но он не упадет. Он будет жить. Просто нужно собрать последние силы и выйти в ту, другую, комнату. И закрыть за собой дверь...
...Хаузена и Сноу хватились только на рассвете. Обыскали весь лагерь, все окрестности — никаких следов.
Коротовский, как было условлено, немедленно связался с начальником погранзаставы.
Воспользовавшись суматохой, Джеферсон сел на коня и улетел, как ветер.
Пограничники пытались перехватить его на перевале, но он будто сквозь землю провалился. Искали везде — в лесу, на северной седловине, на южной, у Голубых озер, у Тигровой впадины.
— Будем ждать у аламбековского клада, — сказал Ларионов.
Коротовский кивнул:
— Мне кажется, он на это клюнет.
— Ищите Хаузена, — приказал Ларионов.
Тут кто-то вспомнил, что видел доктора часа в три ночи.
— Я вышел покурить, а он прогуливался за лагерем.
— Один?
— Один. По-моему, он шел в сторону пещеры...
— А больше вы никого не заметили?
— Нет. Он был один.
— Это похоже на Хаузена, — сказал Югов. — Старая привычка — работать в одиночку.
Вооружившись фонариками, группа двинулась в пещеру — на поиски.
Сноу вспомнил о своей фляжке только тогда, когда упал во второй раз. Фляжка сорвалась с ремня, и спирт светлой струйкой стал разливаться по фиолетовому полу.
Сноу видел это, но не мог пошевелить и пальцем. Спирт вытекал, а ведь он, только он мог вернуть его сейчас к жизни. Эта мысль навязчиво стучала в его воспаленном, наполненном бредовыми образами мозгу.
Теперь все усилия его сводились к одному — дотянуться до фляжки. Он пробовал поднять руку — она окаменела и не подчинялась ему. Он лег на бок и, тяжело дыша, долго лежал так, глядя на фляжку затуманенным взглядом... Потом снова потянулся к ней — напрасно... Тогда Сноу пополз.
Ему казалось, что он ползет сто, тысячу лет, целую вечность. Он выбивался из сил. Он изнывал от жажды. А фляжка пустела на его глазах...