Слепая любовь
Шрифт:
Питер отозвался так громко, будто стоял тут же, в «Глории», за дверью.
— Хелло, Алекс! Тебя приветствует твой старый друг! — он всегда сразу брал на себя инициативу, и Турецкий каждый раз смеялся по этому поводу.
Однажды рассказал даже случай, который был с его коллегой, следователем еще во время работы в Московской городской прокуратуре, в середине восьмидесятых.
Тому позвонил кто-то, то ли свидетель, то ли просто знакомый и что-то стал бесконечно долго объяснять. Уж коллега весь измаялся, стал жестами и мимикой показывать, как ему надоел этот абонент, а тот все трещал в трубку. А аппарат в кабинете был один, и Турецкому тоже надо было срочно куда-то звонить, чтобы назначить встречу. В общем, один беспомощно разводит руками, а другой злится. И тут коллега нашелся.
Пит, выслушав тогда байку Алекса, тоже хохотал, как безумный, но манеру свою не оставил.
— Пит, дружище, — спокойно сказал Турецкий, — ты даже не представляешь, как я рад, что ты мне позвонил. Ты мне тоже очень нужен.
У той телефонной трубки возникла пауза, которую взорвал хохот Реддвея. Отставного генерала, между прочим.
— Как это? — продолжая хохотать, подбирал русские слова Пит. — Ты меня съел?
— Не всегда, старина, чаще у нас говорят: уел. Этот глагол имеет один подлинный смысл и другой — как бы хулиганский. При случае объясню разницу.
Но Пит потребовал немедленно, иначе он не доживет до ланча. И Турецкий, проверив, плотно ли закрыта дверь, тихим голосом сообщил в Германию, что глагол «уеть», от которого и происходит «уел», на жаргоне означает то же самое, что… ну и так далее. Пит попросил короткую паузу, чтобы не забыть. У него была специальная книжечка, куда он вносил русские идиомы, образные выражение и прочее, чем интеллигентный, образованный человек может блеснуть в обществе.
— Ну, слушаю тебя, Алекс, выдавай свою нужду, так? Я чувствую, что просто позвонить старому товарищу ты не можешь, у тебя служба. Итак, я к твоим услугам. Но только скажи сперва, как себя чувствует Вячеслав после тяжелой потери, я ему соболезновал, так?
— Все так, Пит, и он благодарен тебе за память. А речь у нас пойдет вот о чем…
И Александр Борисович изложил существо своей просьбы. Реддвей слушал молча. И только когда Турецкий иссяк, спросил:
— То, что ты рассказал, я могу получить немедленно?
— Естественно, старина, пока мы будем разговаривать, к тебе придет факс, давай мне его номер, диктуй.
И пока Александр Борисович рассказывал Питу, что Грязнов зверушек охраняет на Дальнем Востоке, что он с радостью пригласит Пита к себе в тайгу и покажет, как разгуливают на свободе тигры, тот получил послание из «Глории». И, пробежав его глазами, сказал, что займется этим делом сразу, как закончит завтрак. Даже предложил на всякий случай, поскольку обстоятельства странные и труднообъяснимые с точки зрения логики, обратиться в Европол. Он имел в виду новую европейскую организацию, созданную по типу всемирного Интерпола. У Реддвея и там оказались свои старые знакомые. А посоветовал именно их, наверное, потому, что у «европейцев» более подробные досье на представителей преступной среды. Турецкий ответил, что будет премного благодарен, если Пит поможет. Реддвей «запнулся» на «премного», пришлось и это объяснять, вспоминая «милостивых государей», «сударынь» и прочую изысканность российских салонов и канцелярий типа: «со всем нашим почтением, примите и проч., эт цетэра, эт цетэра…».
Макс непочтительно хихикал, стряхивая с броды крошки чипсов.
Наконец Реддвей вернулся к предложению посетить Вячеслава, сказал, что обязательно обдумает такую возможность в ближайшее время, и телефонная беседа завершилась. Турецкий смог облегченно вздохнуть, поскольку каждая такая «встреча» требовала немалого напряжения и просто чудовищной фантазии, с которой можно было бы объяснить иностранцу то, чего не понимаешь сам до конца. Но дело было сделано. Турецкий услышал мужские голоса за дверью и встал. Пришли Голованов со Щербаком.
Пора было переходить к насущным проблемам, то есть сиюминутным.
2
Наташа произвела на сыщиков благоприятное впечатление. Скромная, милая девушка, ну, одежда несколько вольная, так ведь мода ж, а она молодая, чего стесняться, если есть что показать людям? Эта мысль сквозила даже в случайных, не имеющих отношения к делу репликах. Стали обсуждать в деталях уже предложенный Филей вариант действий. То, что надо обязательно спровоцировать преследователей, и двух мнений ни у кого не было. Собственно, речь могла идти лишь об обеспечении безопасности девушки. А для этой цели двоих вполне достаточно. У одного просто больше времени уйдет. И опять же надо учитывать, что до применения оружия дело не дойдет. Хотя как раз в этом пункте у Севы было особое мнение.
Он напомнил, что не так давно, при расследовании одного из ограблений валютного обменника было выяснено, что преступники пользовались очень похожими на настоящие макетами пистолетов иностранных марок, отличить которые от боевых мог бы разве что специалист, однако поражение наносилось мощными разрядными устройствами, электрошокерами, поступающими на вооружение во многие охранные структуры на важных объектах. То есть задача упрощалась: испугать и уложить. А стрелять, поднимать шум совсем ни к чему. И это обстоятельство следовало иметь в виду. Достаточно простого контакта, чтобы тебя вырубил сильный электрический разряд. Значит, и тактику действий надо строить соответственно.
Пока шло обсуждение, Наташа внимательно прислушивалась к сотрудникам, которые всерьез обсуждали, как, например, удобнее «обесточить», «обездвижить» нападающего, причем в подробностях, словно мальчишки, собравшиеся играть в казаки-разбойники. Такого она еще не видела и не слышала. Но понимала, что шуточками, хоть мужчины и хохмили по поводу тех или иных ощущений, особенно когда прикладываешь не ты, а тебя, здесь и близко не пахло. Просто вот такой она была — их мужская работа, когда надо защитить слабого. А в данном случае ее, Наташеньку, такую славную и красивую. И ведь ни за что делали, не за плату какую-нибудь, а из дружеских, что ли, побуждений.
А может быть, это разговор с Вячеславом Ивановичем Грязновым, с генералом, так подействовал? Все же близкие люди, вместе «пашут», вместе, как показывает жизнь, и на смерть идут, просто кому-то на время больше везет. И вот она, сама о том не думая, как бы вступает в это потрясающее братство настоящих мужчин. И далекий Сережа Николаев ей уже казался самым желанным на свете. Потому что и на него тоже ведь распространялась их забота. А как генерал о нем говорил! А как он спрашивал у Александра Борисовича, что тот думает о ней? И как Филя немедленно, не задумываясь, дал ей прекрасную оценку. И совсем не потому, что ночью она его так… нет, правда, любила, — слишком много навалилось впечатлений, да еще и рюмка перед сном, и он потряс своей силищей, о которой она, как женщина, даже как-то раньше никогда и не думала. Хватало простых ощущений и тепла и обычной ласки, как кошку гладят. Иногда так хочется, чтобы тебя погладили… пожалели… В больнице своя атмосфера, там не до любви, хотя некоторые ухитряются, устраиваются. Но это и от безысходности, и от пустоты в собственной душе, когда и дело твое тебе не нравится, и люди, что окружают ежедневно, и вообще, пошло бы все к черту…
Вот странно, размышляла она, затевая флирт в Интернете, честно говоря, даже и не думала, что настанет миг, когда она поймет, что у нее родилось в душе новое чувство. Что это чувство способно резко изменить ее жизнь, направить ее в совершенно другую сторону. Скажи ей кто раньше, что надо оставить мать с отцом и ехать на край света к незнакомому, хотя и приятному молодому человеку, который летает на самолете и пишет стихи, не поверила бы. Больше того, отказалась бы! Зачем ей это? А события последних дней, когда она поняла, что просто чудом избежала действительно страшной для себя судьбы, что ей хватило сил остановиться и отказаться от попыток Юльки затащить ее в тот салон, Наташа поняла, что это и есть ее первый шаг к новой жизни. Но, самое главное, пожалуй, в том, что она теперь не одна, ей есть кого попросить о помощи, есть кому верить.