Слепая зона
Шрифт:
Завтра после гонки кого-нибудь прямо здесь себе найду и выебу. Из ушей уже пар идет. Где там Юляшка?! Тут уж не до гордости, когда колом стоит на девушку мечты брата.
Стекло внутри перемалывается, когда вижу его.
— Красота невообразимая! — восхищается Элина.
Ну да, вокруг елки.
Егор рассказывает про трассу, которую кинули через заброшенный завод и парк, виды крайне интересные. Расстарались в этот раз.
— Поехали с нами записывать стенограмму, поглядишь как раз.
— А можно? —
Блядь, самая хуевая ночь в моей жизни — сидеть и смотреть на девицу, которая спит с моим братом. От осознания этого голову ведет.
Троит. Троит, мать твою.
Егор ее целует, а я сжимаю кулак. Автоматически происходит.
— Сколько всего экипажей? — спрашивает Элина.
— Пятьдесят.
— Ого!
— Полнолуние притягивает идиотов. — Поднимаю глаза, она свои тут же отводит.
Мы пили кофе в шесть, когда в мотель прибыла команда. Я как раз спросил у Эли, как спалось, она ответила, что ужасно. Я согласился. Марсель остановил тачку напротив и посигналил. Отец сел в руль фуры, мы с Элиной разошлись по машинам.
— Едем или сначала завтрак? — уточняет Егор.
Нужно записать стенограмму как можно быстрее.
— Сейчас. Возьму машину у парней.
Брат отправляется за кофе для своей принцессы. А я пялюсь на своего эколога. Ударяю пару раз по груди, чтобы снизить накал. Мне кажется или Элина растеряна?
Черт возьми, она так меня бесит, до зубовного скрежета, при этом я бы проехал с ней всю страну, от Владика до Питера.
Глава 27
Элина
Синюю трехлитровую Акулу выгружают из фуры медленно и бережно, как настоящее сокровище. На тачке куча наклеек, зато нет госномера. Полагаю, субару и техосмотр не пройдет. Такие не ездят по городу. Таким запрещено.
Переделанная вся: мощный каркас безопасности, мотор на двести тридцать лошадей. Передние сиденья — жесткие, спортивные, с пятиточечными ремнями безопасности. Задних — попросту нет.
Приборная панель непонятная. Дух захватывает от безумной мощи. И когда колеса Акулы касаются снега, в душе поселяется тревога.
Механики носятся, разбивая лагерь под широким шатром. Игорь Смолин, который по совместительству еще и главный менеджер, ходит вокруг, покрикивает. В какой-то момент мы встречаемся глазами, он хмурится сильнее и стремительно приближается.
— Элина, — фыркает обличительно.
— Верно. Еще раз здравствуйте, — улыбаюсь я.
Утром виделись, когда он сменил сына за рулем фуры. Тогда я отца Платона интересовала едва ли.
— Егору нужно хорошо выспаться этой ночью, юная леди, — говорит он мне. — Если ты понимаешь, о чем я. И подкопить сил.
Вот откуда у Платона этот злобный тон на ровном месте — от папаши достался.
—
Смолин останавливает на мне долгий хмурый взгляд, потом кивает.
— Прошу прощения за резкость. Редко в этих местах попадаются румяные леди, надо пояснить, что к чему. Это сложный спорт, тут люди погибают.
— Не знаю, с чего вы взяли, что я шучу, — говорю совершенно спокойно. — Моего образования достаточно, чтобы понимать такие вещи.
— И эта прискакала, придется еще одну лекцию читать, — сокрушается он, кивая куда-то мне за спину.
Оборачиваюсь и вижу блондинку. Узнаю мгновенно — та самая, которую целовал Платон после любительского заезда. Получается, лекцию Игорь Смолин собирается еще и сыну читать?!
Девица одета в черный комбинезон с логотипом Охотников. Такие у всех, кроме меня. Вот как. Платон за сутки в дороге как-то забыл упомянуть, что она снова в команде.
— Чокнутая на всю головушку стрекоза, — цокает языком его отец.
— А что вы ее просто не выгоните? — спрашиваю. — Она ведь предательница!
— Папаша ее важная шишка, такую попробуй выгони, — вздыхает Смолин.
Я снова оборачиваюсь и разглядываю девушку. Высокая, стройная, при этом фигуристая. В длинные волосы вплетены красные пряди. Кукольное личико. Ясно, какие Барби нравятся Платону, и его сложно не понять. Внешне я тут, очевидно, не конкурирую. Будучи мужиком, сама бы вряд ли повелась на сварливого эколога в длинной юбке, хоть и розовой.
Егор появляется со стаканчиком кофе, но не успеваю сделать и пары глотков, как к нам подходит Платон с ключами от машины.
— Погнали.
***
— Любая раллийная гонка начинается с записи стенограммы по боевым спецучасткам, — болтает Егор, пока мы идем к машине одного из механиков. — Падай на заднее сиденье.
Платон садится за руль, пристегивается, Егор — рядом с ним, делает то же самое. Я со своим кофе следую примеру.
— А разве не на Акуле нужно это делать?
— Необязательно. Тем более Акула переобувается. Мы поедем не быстро, не бойся.
Платон прогревает движок. Говорит убийственно ровно, словно я для него место пустое:
— Неважно, на какой машине писать стенограмму, в гонке по-любому все будет иначе. Натренироваться невозможно. Наша цель — ознакомиться с ландшафтом.
Что ж так сердце-то сжимается!
Он клеит на руль вверху, на двенадцать часов, кусочек пластыря и выкатывается на трассу. Жмет на газ. Начинается работа.
Я сижу позади и, затаив дыхание, наблюдаю за братьями. Платон, который еще пять минут назад хмурился и злился не по делу, мгновенно собирается. Взгляд проясняется, в движениях появляется такая ледяная уверенность и спокойствие, становится не по себе.