Слепая зона
Шрифт:
Платон начинает рассказывать — быстро, интересно, с примерами и шутками. Я хохочу! И восхищаюсь. Напитываюсь его энтузиазмом. Я люблю его безумно. Именно таким — увлеченным, счастливым. Если хотя бы допустить мысль, что он встречается с кем-то другим, — кажется, я просто умру. Так сильно он нравится.
Платон целует мою руку, кладет ее на ручник правильно.
— Вот так будет удобнее, окей?
Снова киваю.
— Гони, кис!
***
Дождавшись, когда вода потеплеет, я встаю под душ. Отмокаю минутку, после чего беру мочалку и начинаю оттирать (стыдно подумать) сухую корочку с живота, груди, шеи и даже подбородка.
Моюсь.
Так вышло, что за совсем короткое время Платон под шумок перетаскал часть вещей в мою квартиру, я то и дело случайно нахожу по углам то один его пакет, то другую сумку. Как будто аккуратно обживается. Даже кружку любимую привез! А вместе с ней зеленый чай с жасмином, который я не люблю, трубочки со сгущенкой и кетчуп. Его носки с белой галочкой сохнут на моей сушилке, а в прихожей обосновались три пары обуви.
До этого момента мужчины не стремились ко мне переехать так сильно, и я пока не решила, как на это реагировать. Коммуналку Платон оплатил сам, он оплачивает полностью и наш досуг, покупает продукты, дарит подарки. Я немного волнуюсь, что подходит время платить аренду. Что, если он захочет отполовинить? Или даже погасить полностью! Дело не в деньгах. Получаю я мало, но папа докидывает систематически — не нуждаюсь. Я переживаю, что тогда получится, будто мы начали жить вместе. Не он у меня в гостях, а я у него. Моя семья этого точно не оценит. С одним, как говорится, уже пожила... Ладно. Подниму этот вопрос на днях. У Платона Гран-при на носу, не вовремя.
Подсушив волосы и замотавшись в полотенце, я выхожу в коридор — при Платоне расслабилась и даже перестала прятать ноги. Он сказал, что они очень красивые. Улыбаюсь.
— Платон, вставай! — кричу, проходя мимо спальни. — Нам выезжать через полчаса!
В ответ полная тишина. Даже заглядываю убедиться, что мой мужчина на месте. На месте, дрыхнет, не шевелится.
— Плато-о-н! — опять кричу я.
— Ставь кофе, малыш, я уже иду. — И продолжает лежать не двигаясь.
Я делаю почетный круг по квартире, открываю окна, потому что нашими ночными игрищами пахнет весьма сильно. В голове — куча всего!
Саша всю неделю помалкивает — обиделся. Я боюсь, как бы не задумал какую-нибудь гадость. Не могу сказать, что это в его стиле, но ревнивые мужчины иногда хуже ревнивых женщин. А с Платоном у него заочно не задалось, оба настроены друг против друга категорически. И… с Платоном я действительно достигаю пик. Почему-то мне кажется, что на текущем этапе работы над проектом для Саши это — особенно болезненно.
В дверь стучат.
Утро раннее, я никого не жду. Может, родные соскучились и прислали корзинку к завтраку?
Снова стучат. Настойчивее. Я заглядываю в спальню:
— Кто-то пришел.
Платон начинает подниматься. Я быстро хватаю длинный халат, закутываюсь и подхожу к двери. Застываю у глазка.
Стучат еще раз.
— Платон! — зову я нервно. — Плато-о-он!
— Эля, я пытаюсь. Соска ты охуенная! Я
— Уж как-то соберись, пожалуйста... эм... Потому что пришла твоя мама!
Глава 44
Егор
Ветра нет, и в городе сразу тяжело дышать. Заводская гарь оседает на коже и в легких, царапает изнутри. При каждом вдохе словно утяжеляет мысли и эмоции. А в голове и без того каша да фейспалмы.
Впереди, за углом кафе, ждет встреча, от которой, честно говоря, хотелось бы уклониться. Сам прочитал сообщения, сам ответил: «Окей, давай поговорим». Но вот не хочется.
Элина теперь с моим братом, у них все прекрасно. Любовь и так далее. У меня — непонимание и руины надежд. Чужое счастье вцепилось в душу и грызет, грызет изнутри, разъедая ревностью и болью. Они оба смотрели мне в глаза и лгали. Обоим было глубоко плевать.
Это какая-то забавная шутка — потерять в один миг брата и девушку. Физически не могу сделать вид, что все в порядке, даже ради сохранения дружбы. Это буду не я. Я уж точно не из тех, кто послушно глотает. В то же время не представляю, как жить дальше, больше с Платоном не общаясь.
Подходя к кафе, я замечаю Элю, сидящую за столиком у окна. Смотрит в телефон, улыбается. Ее густые темные волосы как обычно блестят здоровьем. Хрупкие плечи чуть сжаты, тонкие запястья манят изяществом. Глаза — голубые, как небо. Пухлые губы. В ней нет кричащей красоты, но при этом все как надо. Правильно. Сердце некстати включается, колотится. Я собираюсь с духом и, саркастично улыбнувшись, толкаю дверь.
Наши взгляды встречаются, Элина отводит свой первая. Смущена. Что ж, хоть в чем-то уважила. До этого они оба делали вид, что все в полном порядке. Когда Платон разбудил меня фразой, что надо бы поговорить, я сразу догадался о чем, и просыпаться расхотелось.
Дурацкий был вечер, идиотская ночь. После победы на ралли я сообщил Эле, что Платон с поклонницами. А где ему, блядь, еще быть? Мы всегда воздерживались от секса перед гонкой, зато потом отрывались. Когда я об этом сказал, у Эли мгновенно испортилось настроение. Она начала искать таблетку от головной боли, едва сдерживала слезы.
Она расстроилась.
Из-за него.
В этот момент я понял, что у нас с ней ничего не получится. Догадки и раньше были, разумеется, — между Элей и Платоном искрило, как на электростанции, — но она так правдоподобно отнекивалась...
Я хочу быть первым для своей девушки по степени важности. Иначе это хрень какая-то, дерьмо собачье, а не отношения. Я хотел быть единственным.
И так херово стало на душе — нестерпимо. У них же это взаимно. А я что? Колесо пятое? Выпил несколько стопок, чтобы свыкнуться с этой мыслью. Дальше как в тумане.
— Привет.
— Привет, Егор. — Элина сводит брови вместе, заглядывает в глаза. — Как ты?
Улыбаюсь широко. Заказываю кофе.
— Я прекрасно. Как ты? — парирую.
Прикол. Ее глаза по-прежнему близкие и родные. Эля мне все еще нравится, и в этом огромная проблема. Влюбился за какой-то месяц, надо же.
Пытаюсь продолжать улыбаться.
— Я... бывало и лучше. Денечек сегодня... — говорит она, чуть наклонив голову.
В голосе я улавливаю нотки неловкости. Эля будто бы тоже переживает. Хорошо. Может, не только мне все время подохнуть хочется.