Слепой для президента

Воронин Андрей Николаевич

И тогда вообще… – Все понял, – оборвал Симаковского Руднев, и его глаза вновь сверкнули.

– Где ваша жена, дети? – осведомился он.

– Вы же понимаете, я не люблю, когда жена видит, кто ко мне приходит.

Женщины чрезвычайно любопытны и, как правило, задают слишком много ненужных вопросов. Поэтому я отослал ее. Вернется она только к вечеру.

– Да, вы старый чекист, Борис Андреевич.

Симаковский самодовольно хмыкнул:

– Мне довелось служить с такими людьми, при таком начальстве… А учили тогда по-настоящему,

не то что нынче. Хотя я не знаю, как гам сейчас учат. Но, судя по всему, таких специалистов, как я, нынче нет. Вы же ко мне обратились, а не к кому другому, – старик раздраженно махнул рукой.

– У вас есть личное оружие, Борис Андреевич?

Симаковский несколько мгновений помедлил с ответом, и по его замешательству Руднев понял, что у старика оружие есть.

– Нет, уважаемый. Зачем мне, пенсионеру, оружие.

Мое оружие вот здесь, – Борис Андреевич постучал пальцем по своему выпуклому морщинистому лбу.

– Хотя это уже не имеет значения, – сказал Руднев.

Он вынул из кармана пальто портсигар, раскрыл его, аккуратно уложил в него стеклянную ампулу и зажал резинкой. Тихо щелкнула серебряная крышка.

Руднев еще несколько мгновений держал портсигар на ладони, а затем опустил во внутренний карман пальто.

Борис Андреевич Симаковский с торжествующей улыбкой стоял у стола, ожидая продолжения разговора и заслуженного вознаграждения.

Руднев вновь запустил руку в карман.

"Значит, даст все-таки денег, – подумал отставной полковник, – вот чего я не научился в этой жизни, так это требовать у государства. Оно само мне все давало.

Сколько же я получу? В долларах или российскими?

Главное, что не придется переделывать запись в моем дневнике. Обещал же я помочь бескорыстно, а теперь, после того как дело сделано…"

Симаковский не успел додумать свою путаную мысль до конца – правая рука гостя, еще несколько секунд назад державшая портсигар, теперь сжимала пистолет с коротким глушителем.

– Что вы! Что вы, уважаемый! – выкрикнул отставной полковник КГБ Борис Андреевич Симаковский и поднял руки – так, как это делают солдаты, сдающиеся в плен.

И без того тонкие губы полковника Руднева в зловещей улыбке стали еще тоньше, превратившись в две ниточки.

– Вы слишком долго служили в органах и слишком много знаете. Думаю, вы понимаете, что ваша жизнь уже не имеет смысла. И я сейчас выстрелю не в вас, полковник Симаковский, а в ненужную нашему делу информацию, – словами киногероя объяснился полковник Руднев и нажал на спусковой крючок.

Выстрел был практически беззвучный. Пуля вошла точно в центр выпуклого морщинистого лба Бориса Андреевича Симаковского. Он качнулся, заваливаясь на письменный стол, и уткнулся головой в его крышку.

Кровь полилась на столешницу, пачкая листы бумаги.

Секунд двадцать полковник Руднев стоял без движения, продолжая сжимать рукоять пистолета.

– Ну вот и все, дорогой, – он подошел к уже мертвому Симаковскому, приставил

пистолет к затылку и еще раз нажал на спусковой крючок. – Так будет лучше. Благодарю за службу.

Ощущая холодок в груди, Руднев покинул квартиру, спустился по лестнице, огляделся по сторонам. Ничего подозрительного не заметил и через арку вышел на улицу. А пройдя полквартала, сел в свой «фольксваген», запустил двигатель.

– Дело сделано, – сказал он самому себе, переключая скорости.

Глеб Сиверов видел, как Руднев покидал подъезд.

Еще до появления полковника Сиверов решил, что обязательно встретится с Симаковским. Но планы пришлось скорректировать. Глеб рассудил, что лучше всего это будет сделать сразу же после визита Руднева – под видом сантехника из домоуправления он войдет в квартиру и попытается выяснить, зачем приходил Руднев к Борису Андреевичу.

Глеб покинул свой наблюдательный пункт и пересек двор, в подъезде отключил воду на стояке, подошел к двери квартиры Симаковского и трижды позвонил.

В квартире стояла полная тишина. И тут Глеб отчетливо понял – то, что совсем недавно произошло в квартире, исправить уже невозможно.

"Черт подери, почему я не смог этого предусмотреть! А если бы и предусмотрел, что бы это изменило?

Ровным счетом ничего. Прав Лоркипанидзе, многое меня не касается, и не надо пытаться сделать этот мир лучше".

Хитроумная отмычка вошла в прорезь замка и, повозившись секунд пятнадцать-двадцать, Сиверов усмехнулся – ригель мягко отошел влево, и Глеб оказался в квартире. Он сразу же уловил запах – обоняние у него, как и зрение, было прекрасным – запах, который нельзя спутать ни с чем. Это был запах пороха.

Глеб надел перчатки, старательно обтер ручку и только после этого закрыл за собой дверь, набросил цепочку и осмотрел квартиру. Все было именно так, как он и предположил: полковник Руднев ликвидировал Симаковского как ненужного свидетеля. На столе уже начинала густеть большая лужа крови, и тяжелые капли падали с края стола на ворсистый старый ковер.

«Интересно, сколько у меня времени?»

Сиверов осмотрел труп старика Симаковского, но ничего необычного не привлекло его внимания. Затем он присел на корточки и осторожно, по одному, принялся выдвигать ящики письменного стола. Глеб не знал, что ищет, но знал – хоть какие-то улики должны остаться. Пальцы нервно перебирали бумаги.

Наконец Глеб наткнулся на толстую тетрадь. Он начал перелистывать страницы. Его лицо оставалось непроницаемым, а взгляд – холодным и злым.

– Вот оно! – прошептал Сиверов, поняв, что в его руках находится дневник отставного полковника КГБ.

Глеб перебрасывал страницу за страницей, затем перевернул сразу несколько и увидел число, написанное твердым почерком. На этот раз губы Сиверова тронула улыбка.

Дневник Бориса Андреевича Симаковского перекочевал в железный ящик Глеба – такой, с каким обычно ходят сантехники.