Слепой стреляет без промаха
Шрифт:
Вообще, талант у Сердюка был не один. В сфере изящных искусств Саня Сердюк представлял собой ноль, да не простой, а абсолютный – тот самый, который, как нам известно из школьного курса физики, равен минус двумстам семидесяти градусам по шкале Цельсия. Рисовать он не умел и не пытался, и ценителем живописи был еще тем, не видя существенной разницы между полотнами признанных мастеров кисти и цветными иллюстрациями в книгах для детей дошкольного возраста. К изящной словесности, за исключением похабных анекдотов и побасенок аналогичного содержания, Сердюк не проявлял ни малейшего интереса, пел, как страдающий от сильной зубной боли медведь, а танцевал так, что ему хотелось незамедлительно оказать
Именно этот свой талант Сердюк в данный момент старательно скрывал от улыбчивого сеньора Умберто. В его действиях был резон: люди, которые так носятся со своей секретностью, вряд ли обрадовались бы, начни он принародно вслух перечислять расположенные на поверхности ориентиры, под которыми они проезжали. С учетом местных нравов и удаленности от мест, где авторитет России – не пустой звук, такая демонстрация способностей могла кончиться весьма и весьма скверно.
Подумав об этом, Алексей Ильич Гриняк неожиданно ощутил, как твердая тропинка железной логики, по которой он шагает, вдруг круто пошла под уклон и сделалась скользкой, как мартовский лед. Сознание неудержимо заскользило по ней вперед и вниз, к краю пропасти, на дне которой, как острые камни, его поджидали очень неприятные, но, увы, абсолютно логичные выводы. Гриняк попытался усилием воли остановить это скольжение, но было поздно: край пропасти мелькнул под ногами и остался позади, догадка сверкнула, как ударивший в глаза прощальный луч солнца, охваченный дурным предчувствием рассудок упал с высоты на твердые булыжники правды и разбился в лепешку – шмяк!
Эта катастрофа прошла незамеченной окружающими, и Алексей Ильич в интересах дела решил о ней промолчать. В любом случае, выбора у них уже не осталось. Думать надо было раньше – когда они приняли приглашение Горобца поработать с ним в Венесуэле, или, по крайности, когда Липа предложил осмотреть завод. На кой ляд он им сдался, этот завод, чего они тут не видели?!
А может, все и не так плохо, подумал Алексей Ильич. Что это я так распсиховался – голову, что ли, напекло? Чему быть, того не миновать, и мы еще поглядим, как оно все обернется, чья возьмет. Как там было у Высоцкого? «Из худших выбирались передряг…» В общем, еще не вечер.
Миновав массивные, как в противоатомном бункере, открытые ворота, джип вкатился в подземный цех. Здесь было намного оживленнее, чем наверху, но ожидаемого грохота, лязга и прочего производственного тарарама не наблюдалось и тут. На поблескивающих в свете мощных потолочных ламп рельсах стояла грузовая железнодорожная платформа, и смуглые плотники, оглушительно стуча молотками, обшивали брезентом установленный на ней каркас из толстых деревянных брусьев. Работа близилась к концу, разглядеть то, что находилось под брезентом (если там что-то находилось), не представлялось возможным, но гости из далекой России не особенно в этом нуждались. Картина была знакомая до боли, как будто сеньор Липа, используя какие-то сверхсекретные достижения местных ученых, доставил их подземным коридором прямо домой, в Челябинск, в один из подземных цехов родного Уральского вагоностроительного завода.
Они едва успели выбраться из машины, когда откуда-то появился деловитый и озабоченный
– Ну, наконец-то! – со смесью облегчения и досады воскликнул он, по очереди пожимая соотечественникам руки. – Где вас носит? У нас все готово, ждем только вас, а вы… Вы что, вплавь сюда добирались?
Простодушный Сердюк открыл, было, рот, но Сумароков его опередил.
– Типа того, – сказал он, и Сердюк тихо поставил нижнюю челюсть на место.
– Чем займемся, Александр Андреевич? – спросил Гриняк, сделав вид, что не заметил пристального, оценивающего взгляда, брошенного на Сумарокова сеньором Умберто.
– Тем же, чем и всегда, – ответил Горобец. – Испытания, обкатка, демонстрационный показ… Плюс начальное обучение местных специалистов.
– Академия, академия, – толкнув локтем Сумарокова, тихонько сказал ему Сердюк. – Что я тебе говорил?
– Сейчас подпишете контракт, – продолжал Горобец, – а потом…
Договорить ему не дал какой-то смуглый черноволосый тип в промасленном рабочем комбинезоне, который, подойдя со спины и дернув Горобца за рукав халата, что-то горячо и быстро затараторил по-испански. Горобец немного послушал, а затем, сделав нетерпеливый жест, длинно и резко ответил на том же языке.
– Ого, – уважительно сказал Сумароков, когда тип в комбинезоне ушел, – да ты, оказывается, полиглот! Вот не знал…
– Посидишь тут с мое, сам полиглотом станешь, – пообещал Горобец. – Ну что, айда в мой кабинет, или сперва глянете?..
Он указал глазами на затянутую брезентом платформу посреди цеха.
– А чего на него глядеть? – пожал широкими плечами Сердюк. – Что я, Т-72 не видел?
– Т-34, – иронически уточнил Сумароков. – А можно?
Он обращался к Горобцу, но смотрел при этом на сеньора Умберто.
– Нужно, – снова расплывшись в своей фирменной белозубой и черноусой улыбке, ответил Липа. – Вы будете работать именно с этим… эээ… агрегатом, так почему бы не свести первое знакомство прямо сейчас – как у вас говорят, не откладывая в длинный ящик?
– В долгий ящик, – рассеянно поправил Сумароков и первым двинулся к платформе.
Он приблизился к ней, отодвинул смуглолицего плотника, уже готового приколотить последний незакрепленный угол брезента, и, приподняв ткань, заглянул внутрь. Присоединившийся к нему Сердюк длинно присвистнул и озадаченно поскреб пятерней коротко остриженный затылок. Гриняк подошел к платформе последним – он никуда не торопился, потому что уже догадывался, что увидит под брезентом.
Некоторое время они молча стояли рядом и смотрели в треугольную дыру, в глубине которой, таинственно поблескивая, выступали из сумрака знакомые, как лицо любимого человека, очертания.
– Да, – первым нарушил молчание Сумароков, – это, блин, агрегат.
– Т-34, – хмыкнул Сердюк и обернулся к стоящему сзади Горобцу. – Андреич, признайся по старой дружбе: как ты ухитрился протащить через таможню техническую документацию – в заднем проходе? Снимаю шляпу перед твоим мужеством: это ж столько томов! Как ты только их туда запихнул? Слыхал я про разных шпионов, но чтобы венесуэльский, да где – у нас, на Уралвагоне, – это, Андреич, что-то новенькое, это ты отжег так отжег…