Слепой стреляет без промаха

Воронин Андрей Николаевич

– Пушкин, – с улыбкой ответил незнакомец, – Александр Сергеевич.

Если бы он сказал: «Конь в пальто», это не прозвучало бы ни менее невежливо, ни более информативно. Уставший от жары и неопределенности Сумароков немедленно почувствовал острое желание слегка поучить этого хама хорошим манерам, о чем и не замедлил его уведомить.

– Не верит, – невозмутимо хмыкнул хам. – Вот чудак! На, читай, Фома неверующий!

Сумароков заглянул в протянутый паспорт и, в свою очередь, хмыкнул.

– Пушкин Александр Сергеевич, – прочел он вслух, показывая открытый паспорт Гриняку. – Ты гляди, какой ухарь! На все у него ответ готов. Небось,

если спросить, откуда он тут взялся, скажет, что ветром надуло, и справку с печатью предъявит: каким именно ветром, при каких погодных условиях…

– А не надо задавать вопросы, на которые не рассчитываешь получить правдивый ответ, – посоветовал полный тезка великого русского поэта, убирая паспорт в нагрудный карман своей распашонки. – Я же, к примеру, не спрашиваю, что вы тут делаете. Потому что в вашей ситуации надо быть последним дураком, чтобы сказать правду совершенно незнакомому человеку.

– Он такой же Пушкин, как мы с тобой – Гоголь и Толстой, – сказал Сумарокову Гриняк и обратился к незнакомцу: – Тебя Моралес прислал?

– Я мог бы сказать, что впервые о таком слышу, но это было бы абсолютно ненужное, а значит, лишнее вранье, – сообщил «Пушкин». – Нет, меня прислал не Моралес. Полагаю, он сейчас ищет меня с собаками по всей Венесуэле. Пусть поищет, ему полезно хотя бы ненадолго почувствовать себя комендантом осажденной крепости, а не полновластным хозяином положения. Где вас искать, мне подсказал резидент ЦРУ в Каракасе. Не надо удивляться, в определенных кругах вы с некоторых пор стали настоящими знаменитостями. И ваш Моралес так же наивен, думая, что электрический забор и толстый сержант в будке у ворот гарантируют полную секретность, как и вы, когда рассчитываете, что тут, в лесочке у водопада, вас никто не видит и не слышит.

– Что он несет? – обратился к Гриняку Сумароков. – Леха, переведи!

– Один момент, – не дав Алексею Ильичу вставить реплику, которая, с учетом полной непонятности происходящего, обещала стать бессмысленной, сказал «Александр Сергеевич». Он поднялся с камня, на котором сидел, и, задрав голову, стал зачем-то осматриваться по сторонам, словно ища что-то в кронах деревьев. – Где же эта зараза? Ведь только что был тут… Ага, вот ты где! Попался, приятель!

Неожиданно для присутствующих достав из-за спины свежевыструганную рогатку, он вложил в нее камень, оттянул резину и выстрелил. Резина – черная, показавшаяся какой-то странно знакомой, – издала характерный щелчок, треугольный камешек коротко просвистел в воздухе, послышался трескучий удар, и какая-то подстреленная на лету птица, сбивая листья и ломая ветки, кувырком упала на землю в паре десятков метров от водопада. Она рухнула среди камней на берегу ручья; место было открытое, и Сумароков не стал, как собирался, спрашивать, что это за дурацкие выходки: когда беспорядочное падение закончилось, он, наконец, разглядел, что это вовсе не птица.

– Беспилотник, – сказал он, поскольку рот все равно уже был открыт. – Ну и ну!

Гриняк бросил в ту сторону короткий, невнимательный взгляд и снова уставился на рогатку. Рогатка была самодельная, и смастерили ее точно так, как это делал в подростковом возрасте сам Алексей Ильич: из крепкого раздвоенного сучка и куска велосипедной камеры. То есть камера могла быть и автомобильной, но где в наше время найдешь автомобильную шину с камерой?

– Не знал, что в Венесуэле гастролирует московский цирк, – сказал он.

– А я во время прошлогодних гастролей потерялся, –

поддержал шутку «Александр Сергеевич». – И самое печальное, что меня до сих пор не хватились… Этот сувенир, – сменив тон, кивнул он в сторону сбитого беспилотника с переломленным крылом, – отдадите Моралесу. Скажете, что камнем подбили – заметили и подбили. Покажете место, где я перелез через ограду – это там, примерно в полукилометре отсюда на северо-восток, – скажете, что вас навещал человек Дикенсона… Не забудьте – Дикенсона! Предлагал большие деньги и вид на жительство в США в обмен на сотрудничество – в частности, за информацию о том, что происходит в небезызвестном ущелье неподалеку от Сьюдад-Боливара. И между делом намекнете, что все хорошенько обдумали и пришли к выводу, что вполне справитесь с работой и без механика-водителя из России, на приезде которого раньше так настаивали. Он, конечно, сообразит, что до сих пор вы занимались обыкновенным саботажем, а эту бодягу с механиком-водителем затеяли исключительно для того, чтобы дать своим о себе знать. Но он вас охотно простит – сбитый беспилотник и ярко выраженная готовность к сотрудничеству того стоят…

– Айн момент, – отчего-то перейдя на немецкий, перебил чересчур скорого и деловитого тезку классика Сумароков. – А с чего ты, собственно, взял, что мы станем всем этим заниматься? Откуда следует, что мы тут что-то саботируем и ждем от кого-то помощи? Может, у нас у обоих давно венесуэльские паспорта в кармане, и нам действительно нужен механик-водитель?

– Возможно, но маловероятно, – снова присев на камешек и закуривая, объявил «Александр Сергеевич». – Если бы вам был нужен механик-водитель, вы бы давно подготовили его из местных кадров…

– Много ты понимаешь! – пренебрежительно перебил Сумароков. – Это не так просто, как тебе кажется. Ты ведь, если я хоть что-то соображаю, разбираешься в танках, как свинья в апельсинах…

– Чуточку лучше, – возразил «Пушкин». – Во всяком случае, азы управления «Черным орлом» я, лично, освоил за двое суток – просто так, на всякий случай, если придется здесь задержаться. Потому и говорю, что при желании вы бы запросто обошлись без механика-водителя. Саботаж налицо, господа танкисты. Конечно, допускаю, что вы – обыкновенные лентяи и лодыри, и прохлаждаетесь тут исключительно для собственного удовольствия, чтобы потянуть резину и подольше понежиться на тропическом солнышке…

– И что тогда? – спросил Сумароков.

– А ничего, – легко и просто ответил «Пушкин». – Шлепать я вас, во всяком случае, не стану, у меня без этого работы выше крыши. Да и мараться лишний раз не больно-то хотелось – господь вас, убогих, рассудит, а мое дело сторона. Я не за вами сюда приехал, а за танком. Если что, справлюсь в одиночку. С трех человек до двух ваш экипаж уже сократили. Сидите, ждите, пока вас тут окончательно на ноль помножат, а я со своими делами как-нибудь сам разберусь. Хотя втроем, конечно, ловчее получится.

– Знаешь, Леха, – обратился Сумароков к Гриняку, – что-то этот субчик здорово похож на провокатора!

– А ты кто такой – вождь пролетарской революции? – хмуро спросил Алексей Ильич. – Ленин в Разливе, Крупская в Шушенском? Клара Цеткин в изгнании? Кто ты есть, чтоб к тебе через целый океан провокаторов подсылать – Троцкий?

– Вот про Троцкого не надо, – забеспокоился Сумароков. – Ишь, чего удумали! Я себя разными железками по черепу бить не позволю!

– Станет Аморалес тебя спрашивать, – заметил Гриняк.