Слева по борту - рай
Шрифт:
Вскоре появляется молодой человек. В руках у него корни янггоны, растения из семейства перца Piper methysticum. Он начинает отбивать серые, в клубеньках корни длиной около полуметра о большой плоский камень, а затем принимается их мять. После этих процедур они становятся похожи на длинные тонкие мочала, какими у нас обычно пользуются торговцы цветами. Связав тонкие полоски в пучки, он кладет их в чашу, заливает небольшим количеством воды и начинает разминать Время от времени он вынимает корни, чтобы все могли их видеть, и кладет обратно, продолжая мять.
Всякий раз, как корни появляются над краем чаши, пять человек, сидящих сзади, хлопают в ладоши; в остальное время они заняты меке - слагают песню, добавляя в нее все новые слова по мере того, как в котле
В переводе песня звучит примерно так:
– О-о-о... мы с радостью поем о незнакомом вожде... о-о-о... в запотевших очках... о нем, который приехал из далекой страны Ден (наверняка Дания)... О-о-о... мы надеемся, что ему больше понравится янггона, которую мы варим для него, чем... о-о-о...ные комарики, которые, как и мы, стараются с ним познакомиться (в это время я тщетно пытаюсь отогнать от лица полчища комаров). Мы знаем, что его мана ..-о-о-о... велика... мы хотим сделать ему подарок...
– Похлопай в ладоши шесть раз, - кричит Куми, стараясь заглушить шум. Певцы смолкают, прежде чем я кончаю хлопать.
– О-о-о... великий вождь не принес с собой попопопо?.. О-о-о... мы могли бы еще лучше оценить его силу и его ману... о-о-о...
– Что такое попопопо?
– спрашиваю я Куми.
– Оргбн, который можно принести в мешке.
К сожалению, я должен огорчить островитян. У меня для них много подарков: ножи, платки, две цветные фотографии королевы Елизаветы, но прихватить с собой переносный оргбн мне не подсказала самая буйная фантазия. Куми полагает, что его можно купить за 5-6 фунтов, и так как мне хочется сохранить со своими хозяевами самые добрые отношения, то я прошу его узнать, не могу ли я вручить эти деньги Филимони, чтобы он захватил оргбн с собой, когда в следующий раз приедет в деревню вместе с полицейским.
Куми с большим воодушевлением передал это предложение. В его устах оно звучит как настоящий гимн.
– Мана... мана... о-о-о... мы счастливы... мы целыми днями будем играть на попопопо вождя в запотевших очках и вспоминать его чудесный приезд... о-о-о... мана... мана...
Тем временем янггона уже готова к употреблению. Молодой варщик обеими руками хлопает по красновато-коричневой массе, точно ребенок, который плещется в ванночке. Наступил великий момент.
Матанивануоен, представитель вождя, буквально вползает на меня и протягивает мне било - небольшую деревянную чашу, которая с этой минуты становится моей собственностью. Чужеземец не может пить из того же сосуда, что остальные, и никто не смеет поднимать голову выше, чем он. И когда я, на мгновение забывшись, сползаю с вороха циновок, чтобы взять било, то, к своему изумлению, обнаруживаю, что почти все люди тотчас ложатся на живот. Куми мигом подлетает ко мне и строгим голосом предлагает взобраться на мокемоке и вообще вести себя, как подобает воспитанному человеку.
Варщик по имени Лосе подползает ко мне и наполняет мой било до краев. Я знаю, что мне следует осушить чашу одним глотком. При этом я должен громко хлюпать, а затем с явным удовольствием облизнуться. Выхода у меня нет. И вот уже я подношу чашу к губам, запрокидываю голову и быстро заглатываю содержимое. Не так уж и плохо. К тому же Лосе производит впечатление человека чистоплотного, который, можно полагать, иногда моет руки. Когда я, согласно обычаю, швыряю било на циновку, во рту еще остается слабый привкус варева, напоминающий лакрицу. Я демонстративно облизываю губы.
– О-о-о... мака... о-о-о... мака! Он пустой, он пустой!
– восклицают собравшиеся, и эти слова означают: "Добро пожаловать в Нандрау".
В течение вечера и ночи предстоит опорожнить еще немало било, но янггона не содержит алкоголя, так что торжественная, но сердечная атмосфера не претерпевает изменений. Все мы выполняем церемонию три раза. Затем следуют хлопки в ладоши и новое пение меке. Старый вождь оказался весьма разговорчивым. Куми должен переводить, но ему почти не удается вставить словечко. Это признак того, что нам наконец дадут что-нибудь поесть. У нас во рту не было ни крошки с утра, когда мы отправились в путь, так что я буквально умираю с голоду и надеюсь, что таро и плоды хлебного дерева скоро будут готовы. Но это требует времени. К тому же от дополнительных двух очагов в хижине почти нечем дышать. Но вот пища наконец готова. Сначала в величественном одиночестве ем я, затем вождь, после него проводник Филимони, Куми и все мужчины племени. На остатки набрасывается целый рой женщин и детей. Торжественная церемония окончена, но никто и не собирается уходить, чтобы дать нам хоть немного отдохнуть. Я валюсь с ног от усталости и, когда стрелки часов приближаются к четырем утра, потихоньку спрашиваю Куми, нельзя ли мне перейти в другую хижину и соснуть.
– Но твое место здесь... в доме вождя. Ложись в постель, друг!
– А это не нарушит обычай?
– Наоборот, от тебя только этого и ждут. Никто не может уйти, пока ты не ляжешь.
– Где я могу лечь и где мне раздеться?
– Спать ты будешь на мокемоке. Для чего же, по-твоему, они его постелили?
– Можно мне выйти, чтобы переодеться?
– Это обидело бы наших друзей... Разве у тебя есть что скрывать?
– Нет, конечно, но ведь... Я хотел сказать, при женщинах...
– Ты думаешь, им не приходилось видеть, как переодевается мужчина?
"Следуй обычаю или беги из страны", - гласит одно из важнейших правил, которое каждый журналист должен зарубить себе на носу. Я следую этому призыву и на этот раз: на глазах у всех переодеваюсь в пижаму, к тому же совсем новую - я приобрел ее второпях две недели назад у одного торговца-китайца в городке Нанди. Выбора там не было, все мужские пижамы были либо отделаны галуном наподобие мундира венгерского гусара, либо украшены ярким изображением дракона на спине. Я остановил свой выбор на черном драконе из искусственного шелка. Во время ритуала в Нандрау он привлек к себе такое внимание, что все племя - мужчины, женщины и дети выстроилось в очередь, чтобы пройти мимо мокемоке и полюбоваться моим облачением. Уже после того, как я улегся, ко мне на коленях подполз вождь и спросил, не буду ли я так добр снова подняться и повернуться спиной, потому что одна старушка из дальней хижины пришла специально для того, чтобы взглянуть на черного дракона.
Под монотонные звуки меке, которая, насколько я мог понять, на сей раз была посвящена моей пижаме, я вступил в единоборство с комарами и другими малоприятными существами, а тем временем меня то и дело обнюхивали собаки и какая-то клуша прыгала мне на живот. Стремясь выказать мне свое дружелюбие, люди подкладывают топливо в очаги у моего изголовья и ног.
3
Я намеренно изображаю внутренние районы острова Вити-Леву как рай, и если вообще можно говорить о счастливых жителях, то они должны находиться именно тут. Первые проблески дня освещают раскинувшуюся передо мной деревушку с ее высокими хижинами - клетушками из жердей и циновок. Именно так меланезийцы строили свои жилища во все времена, когда жили на этих островах, и вы не найдете среди здешних строений и намека на безобразное волнистое железо. Изучив деревянный каркас, я не обнаружил в нем гвоздей: жерди были связаны лиановыми веревками, циновки крепились к стенам, как паруса, а пальмовые ветки, которые здесь кладутся на крышу по древнему образцу, способны выдержать напор бури.
Насколько хватает глаз - от зеленого травяного ковра в деревне вплоть до гор и ущелий, вся земля принадлежит племени нандрау. Каждая деревня располагает большой территорией, здесь хватает травы для скота, а часть земли можно возделывать, если имеются рабочая сила и желание. Свежая питьевая вода также не составляет проблемы - всюду множество полноводных речек. Кругом обилие дикорастущих плодовых деревьев. Таро, хлебное дерево, апельсины, гуайява, яблоки - все, что посажено, произрастает в таком изобилии, какого не сыщешь в других местах.