Слезы дракона
Шрифт:
Бабах!
Можно, конечно, и самому позвонить прямо из спальни но идти туда не хочется. Он больше не чувствует себя в безопасности в собственном доме, что, разумеется, глупо более того, по-детски наивно, но ему кажется, что дoм восстал против него, превратившись из друга и союзника в лютого врага.
Бабах! Бабах! Бабах!
Дом дрожал и подпрыгивал, словно скакал верхом на взбрыкивающей лошади, и Рикки сам едва удерживал равновесие, чтобы не упасть. Его повело боком, и он с маху врезался в стенку.
В алтаре, воздвигнутом им по образу и подобию алтарей, которые повсеместно устраивала в собственном доме его мать, дрожала и раскачивалась из стороны в сторону кepaмическая статуэтка Божьей Матери. С тех
Стоявший рядом со статуэткой тяжелый рубиновый стакан с горящей в нем жертвенной свечой подпрыгивал от ударов, и вместе с ним на стенах и потолке подпрыгивали и извивались чудовищные тени.
Бахбабахбахбабахбабах!
Когда Рикки находился уже в двух шагах от входной двери, половицы, зловеще заскрипев, неожиданно выгнулись и лопнули с таким треском, будто рядом прогремел раскат грома. Рикки в ужасе отпрянул назад.
Легко, словно яичную скорлупу, разворотив дубовый пол, что-то выползло наружу из подпола. На какое-то мгновение фонтаном взметнувшаяся пыль и взлетевшие вместе с ней вверх щепки и раздробленные доски скрыли из виду, что именно это было.
Но, когда пыль улеглась, в образовавшейся дыре Рикки увидел мужчину, ноги которого дюймов на восемнадцать уходили вниз под уровень пола. И, хотя Рикки находился выше его, мужчина, казалось, нависал над ним, громадный и страшный. Его нечесаные волосы и густая борода были растрепаны и грязны, а обращенное к Рикки лицо - сплошь в язвах и шрамах. Черный плащ его вздымался от сквозняка, со свистом врывавшегося в дом через разбитые мощным ударом половицы.
Рикки понял, что перед ним тот самый бродяга, который явился Гарри из вихря. Описание совпадало точно - только глаза были другие. Увидев эти нелепые, чудовищные глаза, Рикки замер рядом с осколками Богородицы, напрочь парализованный страхом, в полной уверенности, что сходит с ума. Даже если бы он и продолжал пятиться назад или же попытался выбежать наружу через черный ход, ему все равно не удалось бы спастись бегством, так как бродяга молниеносно, словно змея в броске, выскочил из дыры на пол и заполонил собой весь коридор. В мгновение ока он сгреб Рикки в охапку и, подняв над полом с такой легкостью, что о сопротивлении и речи быть не могло, припечатал его к стене с такой силой, что сверху посыпалась штукатурка и от удара у несчастного хрустнули кости. Лицом к лицу с бродягой, омываемый мерзким, зловонным дыханием, Рикки смотрел в его глаза и, парализованный ужасом, даже пискнуть не смел. Глаза бродяги не были похожи на озера крови, о которых рассказывалему Гарри. Это вообще были не глаза. Затаившись, в глазных отверстиях торчали две змеиные головы, каждая с двумя желтыми глазками и подрагивающим раздвоенным на конце язычком.
"Моя- то вина в чем?" - мелькнуло в голове у Рикки.
Словно два ужасных попрыгунчика, приводимых в действие мощной пружиной, обе змеиные головы разом выпрыгнули из глазных отверстий бродяги и вцепились Рикки в лицо.
7
На участке шоссе между Лагуна-Бич и Дана Пойнт Гарри развил такую скорость, что даже Конни, любительница быстрой езды и острых ощущений, приготовилась к самому худшему и на крутых виражах только беззвучно шевелила губами, словно молилась про себя. Так как ехали они на частной машине, а не в полицейской, у них не было с собой съемного проблескового маяка, который они могли бы поставить на крышу. Не было у них и полицейской сирены, но, по счастью, шоссе в тот вторник в десять тридцать вечера не было забито машинами, и, непрерывно сигналя и мигая фарами, Гарри довольно легко
– Может быть, позвонить Рикки и предупредить?
– предложила Конни еще на выезде из Лагуны.
– У меня нет в машине телефона.
– Тогда позвони с любой заправочной станции или из магазина, откуда угодно.
– Нельзя терять ни секунды. К тому же уверен, что телефон у него отключен.
– С чего бы это?
– С того, что Тик-таку так удобнее.
Они взлетели на холм, на огромной скорости вошли в поворот. Из-под скользнувших на обочину задних колес брызнули фонтаны мелких камешков, дробно застучали в пол машины и по топливному баку. Правой стороной заднего бампера машина чиркнула по железному поручню дорожного ограждения, но через мгновение они уже снова были на асфальтовом покрытии шоссе и, даже не притормозив, понеслись дальше.
– Тогда давай позвоним в полицию Дана Пойнт, - не унималась Конни.
– На такой скорости, если нигде не будем останавливаться, прибудем на место еще до того, как они там начнут чухаться.
– Но подмога нам совсем не помешает.
– Если опоздаем и не застанем Рикки в живых, то на кой черт нам подмога.
Дурные предчувствия одолевали Гарри, и он злился на самого себя. Каким же надо было быть болваном, чтобы так подставить Рикки! Сначала, естественно, он понятия не имел, что накликал на голову своего закадычного друга неприятности, но позже должен же был сообразить, какая опасность грозила Рикки, когда Тик-так пообещал: "Сначала все, что любо тебе".
Мужчине иногда трудно признаться, что он любит другого мужчину, пусть даже и братской любовью. Они с Рикки Эстефаном были партнерами по службе, вместе побывали в крутых переделках. С тех пор так и остались друзьями, и Гарри любил его. Вот и весь сказ. Но американская традиция, требующая от мужчины во всем полагаться только на самого себя, признания такого рода на дух не принимала.
"Говнюки", - злился Гарри на весь свет.
По правде говоря, он вообще с трудом признавался, что любит кого-то, даже собственных родителей, потому что любовь была уж слишком безалаберным чувством. на влекла за собой массу обязательств, клятв, сложностей, необходимость делить с предметом лю6ви радость и печаль. Когда они с ревом приближались по шоссе к гогродской черте Дана Пойнт, разбив по пути о какой-то дорожный выступ глушитель, Гарри воскликнул:
– Господи, каким же я иногда бываю идиотом!
– Ты что, только впервые понял это?
– не удержалась Конни.
– Олух я царя небесного, вот я кто!
– Странно, что ты этого раньше не замечал.
У него было только одно оправдание, почему сразу не сообразил, что первой жертвой может стать Рикки: с момента пожара в своей кооперативной квартире, с которого прошло чуть меньше трех часов, он только и делал, что реагировал на постороннее воздействие, сам же при этом оставаясь в полном бездействии. Но у него не было иного выбора. События сменяли друг друга с такой стремительностью, настолько не вписывались в рамки обычного, громоздя одну нелепость на другую, что у него не было времени не то, чтобы действовать, даже думать. Это было, конечно, слабое оправдание, но он судорожно цеплялся за него.
Да и как мог он подступиться ко всeмy необычному, свалившемуся ему на голову? Дедуктивный ход мысли - самое главное оружие сыщика - пасовал перед сверхъестественным. Рассуждая интуитивно, он сумел выйти на идею социопата, наделенного сверхнормальными свойствами. Но метод этот был не самой сильной стороной его мышления, - так как всегда казался ему близким по основным своим свойствам к интуиции, а интуиция ведь так нелогична!
А он лю6ил веские доказательства, четкие посылки, логические выводы и вытекающие из всего этого следствия, повязанные 6антиками и ленточками дедуктивной истины.