Слёзы Марии-Антуанетты
Шрифт:
— Но ведь есть же телефон? — укоризненно спросил Альдо. — Почему вы не могли предупредить тетю Амели?
Она повернула к нему такое измученное лицо, что Альдо устыдился своего, хотя и очень мягкого, упрека.
— Вы переутомились. Адальбер отвезет вас в гостиницу, вам надо отдохнуть. И он расскажет все тетушке Амели. А я останусь здесь. Хотя бы для того, чтобы помочь мадам Карловой, — добавил он, увидев, как Люба, поддерживаемая Марфой и санитаркой, входит в приемный покой.
— Эта дама отказывается ехать домой, — объяснила
— Что за операция? — спросил Адальбер, взяв под руку Мари-Анжелин.
— Трепанация черепа. Раненый очнулся, проявил сильное беспокойство и заговорил на непонятном языке…
— Должно быть, по-русски?
— Нет. У профессора Дебре одна из ассистенток — беженка из России, но она ничего не поняла. Конечно, у него сильный жар. А эту даму мы с великим трудом убедили подождать здесь: она не хотела отходить от двери в операционную. Вы не будете так. любезны присмотрель за ней?
— Конечно, я позабочусь о ней, не беспокойтесь! Впрочем… можно ли дать ей и ее спутнице по чашечке кофе?
— Чаю! — прорычала Марфа. — Очень крепкого чаю!
Санитарка посмотрела на нее с таким отвращением, слово она попросила мышьяку.
— В больнице есть только кофе!
— Очень хорошо! — примирительно сказал Морозини. — Им надо выпить что-нибудь горячее.
Его обаятельная улыбка произвела обычное действие. Санитарка растаяла, как масло на солнце.
— А вам? — промурлыкала она.
— Не откажусь. Большое спасибо!
Ожидание длилось почти три часа. Оно показалось бы Морозини нестерпимым, несмотря на кофе с цикорием, очень полезным для здоровья, но для него ненавистным, если бы в конце второго часа не появился комиссар Лемерсье.
— Как, опять вы? — осведомился он с присущей для него любезностью.
— Да!
— А в каком качестве, позвольте узнать?
— Я пытаюсь утешить мадам Карлову. Боюсь, без особого успеха, — со вздохом объяснил Альдо, бросив взгляд на расстроенное лицо Любы, по которому текли горькие слезы.
Марфа же, выпив чашку кофе, забормотала свою бесконечную молитву, напоминавшую жужжание пчел.
— Кажется, Карлову сильно досталось? И мне сказали, что обнаружила его ваша кузина. Любопытно, что ей понадобилось на этой пустынной улице, в полночь и под проливным дождем?
Альдо с трудом подавил отвращение к этому человеку. Комиссар был способен подвергнуть Мари-Анжелин допросу с пристрастием, и его следовало отвлечь любыми способами.
— Мадемуазель дю План-Крепен — ревностная христианка и, где бы она ни находилась, каждое утро, в шесть часов, ходит на мессу. У нее великодушное сердце, и она остро чувствует страдания других людей. Вчера вечером, под влиянием искреннего порыва, она решила навестить мадам Карлову. По дороге к ее дому она увидела, как похитители выбросили полковника из машины, будто мешок с мусором. Полагаю, остальное вам известно…
— И вы
— Ни я, ни месье Видаль-Пеликорн даже не подозревали о ее намерении. Как всякий порядочный человек, она не афиширует свои милосердные деяния, — сурово пояснил Альдо, и это произвело должное впечатление.
«Дикобраз» заметно смягчился:
— Она сумела разглядеть машину похитителей? Это было такси полковника?
— Полагаю, что ей, несмотря на сильный испуг, удалось это сделать. Мари-Анжелин очень наблюдательна…
— Я обязательно повидаюсь с ней. После обеда! Надо думать, сейчас она спит?
— Благодарю вас за понимание, комиссар!
Восхваляя достоинства Мари-Анжелин, Альдо. нисколько не преувеличивал. Он сам удивился, когда она детально описала комиссару Лемерсье машину: это был черный «Рено», еще не старый, дверцы украшены черно-желтой вязью, напоминающей рисунок на плетеном стуле. К несчастью, номер, заляпанный грязью, ей разглядеть не удалось.
— Весьма предусмотрительно, — прокомментировал Адальбер, — но явно недостаточно. По вязи на дверцах машину легко опознать, тем более что это редко встречается…
— Возможно, машина была просто украдена, — ответил Альдо.
Такого же мнения придерживался и Лемерсье. Комиссар уже собирался уходить, когда Альдо придержал его за рукав.
— Никаких новостей об убийце? — спросил он, понизив голос, чтобы не услышали Люба и Марфа.
— Никаких. Новых требований он не предъявлял, что меня, признаюсь, очень удивляет.
— Возможно, он все-таки не полный идиот? И должен был понять, что ему не дают того, что он вымогает, по очень простой причине: у нас просто нет этого украшения. Или ему нужно время, чтобы подготовиться к чему-то другому?
— Он уже совершил что-то другое. Я готов поклясться, что похищение Карлова — дело его рук.
— Карлов никак не связан с выставкой в память Марии-Антуанетты, — сказал Альдо с притворным удивлением, которое не обмануло комиссара.
— Возможно, зато он очень тесно связан с людьми, для которых эта выставка имеет огромное значение… например, с коллекционерами, любителями драгоценных камней.
— Давайте не будем преувеличивать! Он просто предложил помощь своим друзьям, мне и Видаль-Пеликорну, вот и все. А мы хотим выяснить, кто с ним так обошелся и куда делось его такси. Вы не нашли машину, не так ли?
Лемерсье пожал плечами и водрузил на голову котелок.
— Здесь полно прудов… Нам пришлось бы искать до дня Страшного суда!
— Это означает, что у Карлова, если он выкарабкается, не будет средств к существованию, — серьезно сказал Альдо. — Вам следовало обыскать все, не дожидаясь, пока мы все предстанем перед вечностью!
— Не суйтесь не в свое дело! Я свое ремесло знаю.
И Лемерсье, в ярости нахлобучив котелок ударом кулака, что отнюдь не пошло на пользу головному убору, ринулся к двери.