Слишком живые звёзды 2
Шрифт:
Влада вновь не сдержалась и выпустила смех наружу, не в силах сохранить хоть каплю серьёзности. Алёна умела развеселить – это однозначно. Если Бог и раздаёт таланты, то ей он подарил невероятную способность излучать радость. Заразительную радость! И именно она заставляла уголки губ снова и снова подниматься, даже если этого совсем не хотелось.
– Ну перестань, всё! – Смех не позволял словам полностью срываться с губ и поглощал их, но и пусть. Они обе смеялись, и им было хорошо.
Им было чертовски хорошо.
– Так ты о себе расскажешь? Или только меня пародировать будешь?
Алёна, всё ещё улыбаясь, прислонилась к стенке, и
– Рассказать о себе, да? Ну слушай, красотка, и слушай внимательно, потому что потом злая учительница будет задавать вопросы. Итак, начали! – Она хлопнула ладошками по коленям и подмигнула Владе. Подмигнула так, словно они с ней давние-давние подруги. – Родители назвали меня Алёной, но на этом их достижения заканчиваются. Короче, выросла я в детском доме. Меня, конечно, брали несколько семей, но… Знаешь, что я заметила? В каждой из них мужчина был полнейшим кретином! Не понимаю, как женщины отдают им себя! Они же ту-по-ры-лы-е! Ничего не понимают и даже не чувствуют! Ну и в общем…ни в одной семье я так и не прижилась. Была, видите ли, стервозной девчонкой! Ну не бред ли, скажи! – Она по-дружески пихнула Владу в плечо, и хоть та не хотела улыбаться, всё же уголки её губ невольно потянулись вверх. – Так что считай, я выросла на улице. А это такое испытание, не поверишь. По тебе сразу видно, что ты выросла в хорошей семье, а мне пришлось отбивать свои костяшки. Потому что так много ублюдков и козлов, которые хотят тебя трахнуть. А я не самая последняя уродина на Земле.
Ты не уродина, хотела сказать Влада. Ты безумно красива, кто бы что не говорил. Нет, Алён, ты не уродина. Ты красавица, вышедшая с улиц.
Но вместо этого Влада сказала:
– Как тебе удаётся всегда улыбаться?
– Всё просто, подружка. Улыбка – поистине великая вещь. Запомни это, если хочешь быть сильной. Я уже говорила, что в мире полно дерьма? Да, по-моему, говорила. Ну так вот, мир буквально заполнен дерьмом. В свои восемнадцать я это знаю слишком хорошо. Но наша задача, подружка, не обращать внимание на это дерьмо и радоваться жизни, даже если чертовски больно. Жизнь – сука. Это общепризнанный факт. Она бьёт сильнее всех и способна сбить тебя с ног. Так улыбайся ей назло! Потому что вся сила в улыбке! И чем чаще ты улыбаешься, тем проще ты начинаешь ко всему относиться! Запомни: сильные улыбаются, слабые ноют. Выбирай где ты, красотка.
Влада хотела что-нибудь ответить, но слова не успели сформироваться в предложения, потому что чужие пальцы потянули уголки её губ вверх. Алёна улыбалась сама и заставляла улыбаться Владу – впрочем, та была совсем не против. Светло-зелёные глаза вглядывались в тёмно-зелёные и лучились радостью – искренней, настоящей. Это поражало, безумно притягивало к себе, но притяжение было приятным, даже обволакивающим тело. Ему хотелось поддаться. Ему хотелось отдаться. И, конечно же, хотелось улыбаться.
Как сказала Алёна: «Улыбка – поистине великая вещь».
– Вот так и держи. – Она убрала пальцы с уголков губ Влады и с удовольствием заметила, что улыбка осталась. – Всё будет хорошо, поверь. Мы ещё
– Верю, Алёна, верю. Но могу я задать тебе один неприятный вопрос?
– О боже, ненавижу, когда так спрашивают. Ты либо спрашивай, либо нет. Без вот этих прелюдий. Они нужны только в одном деле.
– У тебя кто-то умер? Прости, что…
– Да Господи, перестань. Если ты хочешь спросить, почему я так улыбаюсь, если у меня кто-то погиб, то так и спроси. Но я тебе отвечу, дорогая: у меня никто не умер. Потому что у меня никого и не было! Никого, кроме себя самой. И, признаться честно, сейчас мне всё нравится больше. Да, кощунство, да, мерзавка, но ничего не могу с собой поделать! Посмотри, какая у нас комната! Это не детдом, где постоянно пахнет мочой и потом, нет! Это, мать твою, звёздный корабль! Охренеть! Мы парим над городом, Влада! Это… это просто с ума сойти можно! Так что, знаешь, сейчас я могу сказать, что чувствую себя счастливой. Хотя бы временно. Мне не нужно сражаться за еду и пытаться заснуть, пока на соседней койке кто-то трахается. А здесь кайф! Просто кайф…
Алёна положила голову на плечо Влады и прижалась к ней. Обняла. Минуту они просидели в молчании, под глазами чёрной пантеры. Спустя какое-то время Влада накрыла ладони Алёны своими и, медленно убрав их со своего тела, спросила:
– Как думаешь, что будет дальше?
– Дальше будет только одно. – Её голос растворился в воздухе, но набрал силу и вновь звонко зазвучал: – Дальше будет жизнь, дорогая. Не такая как раньше, но мы справимся. Как сказал этот выскочка: «Построим новый мир».
– А если всё пойдёт наперекосяк?
– Если всё пойдёт наперекосяк, мы будем улыбаться. Жить, выживать и улыбаться. Покажем жизни, у кого тут стержень из стали.
После этих слов Алёна снова обняла Владу, и на этот раз ей ответили взаимностью.
На лицах обеих играла счастливая меланхоличная улыбка.
Джонни пришёл в себя в тот момент, когда Алексей Царёв объявил своё имя.
Несколько минут он неподвижно сидел на кровати и пустыми глазами смотрел на стену. Пустую голую стену. Голову покрывал сплошной туман – слишком густой, чтобы сквозь него смогли пробиться какие-то мысли. Откуда-то издалека долетали еле слышимые слова, но они лишь ударялись о стенки черепа и возвращались обратно. Только когда ткань реальности стала более-менее ощутимой, а разум потихоньку начал просыпаться, Джонни заметил сидящую напротив него женщину, положившую одну ногу на другую. Её рот шевелился и шевелился, но вскоре замер, будто его владелица внезапно поняла, что всё это время говорила в пустоту. Она встала, подошла к Джонни (при этом полы её халата следовали за ногами) и села рядом, на середину кровати.
– Вы меня слышите?
Он посмотрел в её карие глаза, но увидел другие. Увидел их в сиянии красного, кровавого цвета.
– Да, я вас слышу. Простите, долго приходил в себя. Меня зовут Джонни Райз.
Он протянул руку, но так и остался сидеть, не получив ответа. Морщинки женщины – те, что прорезались над самой переносицей – ещё больше углубились, будто сама она о чём-то серьёзно задумалась. Через несколько секунд она пожала протянутую ей руку, но с явно неохотой, с явным нежеланием. И когда заговорила, то в голосе её не смогла укрыться дрожь, взявшаяся непонятно откуда: