Слизни
Шрифт:
Глава 5
Мэри Форбс смотрела, как двое ее детишек скрываются за поворотом дороги, помахав ей руками, и тоже помахала им вслед, и вернулась обратно в дом. Счастливо улыбаясь своим мыслям, она подошла к окнам гостиной и распахнула их пошире. Легкий бриз ворвался в комнату и зашевелил шторы, принеся с собой тонкий запах цветущей лаванды. Мэри очень гордилась своим садом и с любовью посмотрела на великолепные огненные соцветия. Диктор по радио объявил, что сейчас ровно восемь часов пятьдесят минут, и сразу его сменил тихий, приятный голос модного певца Перри Комо. Мэри с удовольствием стала ему подпевать, переходя из комнаты в комнату
Она собрала со стола грязную посуду, оставшуюся после завтрака. Дети, как всегда, почти все оставили на тарелках. Похоже, их вообще не стоит кормить, если приходится выбрасывать уйму еды при таких высоких ценах на продукты. Недовольно покачав головой, она вилкой сбросила все в мусорный ящик.
Перри Комо продолжал петь, и голосок Мэри стал громче, когда она в кухне склонилась над раковиной с посудой. Покончив с посудой, она начала вытирать стол и споткнулась об один из шлепанцев Джека, как всегда, брошенный где попало. Она решила сделать ему вечером очередной выговор. Не приходится удивляться, что дети ничего не кладут на место, если отец подает им подобный пример.
Они с Джеком женаты уже двадцать четыре года, и не было и дня, чтобы ей не приходилось выговаривать ему за неаккуратность. Он всегда отвечал, что пора бы привыкнуть и прекратить ворчание, но Мэри так гордилась своим опрятным и аккуратным домом и потому была непреклонна, нравилось это остальным членам семьи или нет.
Воскресения были худшими для нее днями. Она вставала в восемь часов и до девяти вечера крутилась по хозяйству, не обращая внимания на протесты домочадцев и весело напевая вместе с радио.
Перри Комо кончил петь, и радио сообщило, что уже девять часов. Вытерев руки, Мэри поднялась на второй этаж за пылесосом. Каждый день соблюдалась одна и та же последовательность в ее работе, никогда ничего не менялось. Подъем в семь часов. В четверть восьмого она будила Джека и детей. Завтрак. Джек уходит на работу. Надо проверить, все ли у детей готово для школы. А с восьми часов пятидесяти минут дом полностью принадлежал только ей. Мэри просто обожала выполнять разную домашнюю работу. Около одиннадцати все уже было переделано, и она либо отправлялась в город, что занимало не больше пяти минут езды на автобусе, либо пила кофе с какой-нибудь из приятельниц. И если было что-то, интересующее Мэри больше, чем домашние хлопоты, так это всласть поболтать и все обсудить с приятельницами.
– Вы слышали об этой особе из номера тридцать шесть?
– А знаете, такой-то серьезно болен.
– Кто-то мне рассказывал, что у такого-то роман с этой женщиной, ну, вы знаете, о ком я говорю.
Но больше всего она любила, когда сравнивали чистоту и порядок в ее доме с тем, что видели где-то еще. Потому что сравнение всегда было в ее пользу. Мэри любила, когда ее хвалили. –
Этим утром она, как всегда, пылесосила комнаты и, как всегда, весело напевала, несмотря на то, что радио не было слышно за гулом пылесоса. Точно по расписанию, в десять пятьдесят три Мэри спрятала пылесос в кладовку и вытерла руки фартуком. Сегодня была пятница и по расписанию ей осталось только отполировать металлические ручки и края ступенек.
Когда она открыла дверь, как раз проходила мимо соседка, миссис Бакстер, и женщины поздоровались, после чего Мэри сняла колпачок с флакона для полировки и опустилась на колени, чтобы взяться за дело.
И тут она увидела на ступеньке странные тонкие следы.
Они блестели на солнце, и Мэри с удивлением стала их рассматривать. Потом
Сначала она решила, что должна показать это Джеку, когда он вернется с работы, но потом сходила в дом за метелочкой, которой сметала пыль с мебели, и смахнула в совок висящие отвратительные комки.
Затем она вернулась к ступенькам и принялась самым тщательным образом смывать блестящие следы, пока не осталось ничего, что могло бы напоминать об этой гадости. Надевая колпачок на флакон с полировочным составом, она опять задумалась, что же на самом деле представляют собой эти отвратительные гроздья и откуда они взялись.
Брэди остановил свою машину, выключил мотор и поспешил выбраться наружу. Ему хотелось поглубже подышать свежим летним воздухом.
Заперев дверцу машины, он направился через пустынную улицу к выстроившимся в ряд новым домам, которые ему предстояло проинспектировать.
Элм-Драйв была последней улицей с новыми домами, которые предстояло заселить в начале следующей недели. Совет попросил его проинспектировать дома, прежде чем в них въедут новые жильцы, посмотреть все ли в порядке.
Когда он осматривал первый дом, мысли его были сосредоточены совсем на другом, перед глазами все еще стояли изуродованные, объеденные останки Рона Белла.
Полиция приехала через пять минут после звонка Арчи Риса, «скорая помощь» – еще через пять минут. Покойника вынесли на носилках два молодых санитара, и одному из них стало плохо от всего этого ужаса. Местный полицейский инспектор не мог предложить никакого объяснения смерти Рона Белла и настаивал на том, что надо подождать результатов вскрытия, а тогда уж начинать расследование.
Брэди не стал говорить Ким о случившемся, сказал только, что Белл был уже мертв, когда они к нему приехали. Упоминать какие-либо подробности было невозможно.
А потом он стоял на Элм-Драйв перед входной дверью в первый дом, в кармане брюк у него была выданная в совете связка ключей. Пиджак он снял и накинул на плечи, но струйки пота по-прежнему стекали по спине. Асфальт на дорожке был раскален, Брэди чувствовал, как нагрелись подошвы его туфель.
Небо было абсолютно безоблачным, солнце грело немилосердно. Весь город был как бы закутан в сверкающее покрывало жары. Казалось, что ты находишься внутри раскаленной духовки.
Вынув связку ключей, Брэди вставил первый ключ, но он не подошел. Второй тоже. Раздражаясь, он вставил третий. На этот раз дверь распахнулась. Он вступил в раскаленный холл. В доме было влажно и пахло свежим деревом. Его шаги гулко раздавались в пустоте, когда он переходил из комнаты в комнату. Он спустился в подвал, потом поднялся на верхний этаж, наконец, удовлетворенный увиденным, отправился в следующий дом.