Слоеный торт

Коннолли Дж. Дж.

– Лжешь, мать твою! – ревет Джин, выбивая из меня мозги о стену.

– Джин, – встревает Морти. Тот поворачивает голову. – Он не убийца. У него даже пушки нет. Угомонись, дружище.

– Он убил Джимми, – талдычит Джин и снова окунает меня головой в холодильник, вдавливая ее в коробку с котлетами по-киевски, соскребая моей щекой иней со стенок камеры. Я зажат так, что не могу даже говорить, только вижу, как на белый иней из носа течет алая кровь.

– Не может быть, Джин, – мотает головой Морти. – Ты что-то путаешь, черт возьми. Отпусти его, а то сломаешь парню шею.

– А может, я хочу сломать его вонючую шею. Убери от меня свои руки, Мортимер! – кричит Джин.

Что

это: безумная фантазия параноика, или же ему действительно что-то известно? Пронзающий холод обжигает щеку. Я даже забываю о ноющем запястье.

– Джин, – Морти встает на защиту моей жизни, – отпусти его. Поговори с ним по-человечески.

Одним движением Макгуайр вытягивает меня из морозильного ящика, задирает мне голову и швыряет через всю комнату. Пролетев над журнальным столиком, я приземляюсь на диван. Джин шагает ко мне. Сейчас он разорвет меня в клочья. Вот она – моя смерть. Но тут Морти – храни его Господь – прыгает между нами и преграждает ему путь.

– Успокойся, Джин. Прошу тебя. Пожалуйста, – чуть ли не умоляет он. Я еще ни разу не слышал, чтобы Морт употреблял это слово.

– Не смей говорить мне, чтобы я успокоился. Этот мелкий пакостник пришил Джимми.

– Почему ты так решил, Джин? – Морти отчаянно пытается утихомирить нашего ирландского друга.

– Ладно, уроды. Оставайтесь на месте и не двигайтесь. Сейчас я вам все расскажу.

Неужели ты снесешь это, Морт? Он назвал тебя уродом. Если они схватятся врукопашную, я мог бы незаметно проскользнуть мимо них в дверь или сигануть из окна.

Джин хватает стул, на котором висит его пиджак, лезет во внутренний карман, вынимает листок факса, разворачивает его и протягивает Морти.

– Вот прочти. И лучше, мистер Мортимер, прочти его вслух.

Морт пробегает глазами документ.

– Черт подери! Где ты это взял, Джин?

– Это не важно. Давай же, читай наконец. – Он тяжело дышит и испепеляет меня взглядом.

Информация для старших чинов. Отдел по расследованию убийств. Жертва: Джеймс Лайонел Прайс. Ни при каких обстоятельствах информация не должна просочиться в прессу или дойти до младших чинов. Предварительная баллистическая экспертиза: орудие убийства не обнаружено; обнаружена одна гильза от пистолета, соответствующего оружию, из которого в 1994 году был застрелен Лоуренс Франсис Гоуэр по кличке Безумный Ларри Флинт, дело номер…

– Теперь доходит, Морти?

– Выходит, тот, кто убил Ларри, убил и Джимми?

– Нет же. Их убили из одного пистолета, а этот ублюдок, – показывает на меня, – взял его у меня в среду ночью, а потом пошел и вышиб Джимми мозги.

– Но как пушка оказалась у тебя? О, черт! Погоди-ка. – Морти трет рукой лоб.

Похоже, у нас с ним совпадают мысли.

– Я убил Ларри, – сознается Джин.

– Что?! Зачем? – недоумевает Морт. Это известие и шокировало, и очень удивило его. Джин и Ларри были друзьями.

– Он отбился от рук, начал насиловать ребят, ничего не мог с собой поделать. Он взял с меня обещание, что, если он перейдет грань дозволенного, я как порядочный человек помогу ему загладить вину. Что-то мы отвлеклись.

– Ларри увлекался мальчиками? – не веря ушам, уточняет Морти.

– А теперь отойди, Морти. Это не твой «базар».

– Ты же клялся, что ни хрена не знаешь об убийстве Ларри, – из небытия вворачиваю я.

– Не смей мне перечить, мокрушник драный! – ревет Джин.

Морт оборачивается и, окинув меня суровым взглядом, грозит пальцем.

– Зачем ты убил Джимми? Отвечай. И не пытайся острить.

– Потому что он стучал полиции, Морт.

– Не верю, – мотает головой мой чернокожий друг.

– Чему?

Тому, что я убил его, или тому, что он был стукачом?

– Придется тебе придумать более удачную версию, лживый ублюдок, – снова заводится Джин.

– Дайте мне шанс. У меня есть доказательства, – в отчаянии молю я.

– Что? Ты полагаешься на бредни какого-нибудь завистливого сплетника из занюханной забегаловки? Это и есть твои доказательства?

– Я полагаюсь на слова самого Джимми Прайса. Слушайте, у меня есть пленка. Убирай своего Элвиса и поставь кассету. Прошу вас, послушайте запись.

Ко мне возвращается храбрость.

– Если это вас не убедит, клянусь, я сам запрыгну в этот холодильник и захлопну за собой дверцу.

– Давай послушаем, Джин, – уступает Мортимер. – И убери пушку, а то кто-нибудь поранится.

Порывшись в карманах, я достаю кассету. Морти останавливает запись Элвиса и вставляет пленку Эдди. Раздается уже знакомое мне шипение, и комнату наполняют голоса Джимми и Альби. Я прослушал эту запись уже не один раз, так что ощущение новизны притупилось. У меня жутко пылает пол-лица, к щеке вообще невозможно прикоснуться, капли крови капают из носа прямо на костюм, а запястье начинает раздуваться и пульсировать.

Иногда жалею, что я – не один из тех раздолбаев, собравшихся сейчас внизу в баре, и не живу простой жизнью. А то пил бы, ночевал где придется или, если повезет, на какой-нибудь влажной и несвежей двухъярусной койке с трясущимися ножками, устраивал бы скандалы и драки в турецких забегаловках, но был бы доволен существованием. Морти то и дело вздрагивает и неодобрительно фыркает себе под нос. Наконец-то он осмысливает, какой удар в спину нанес нам всем Джимми своим дополнительным заработком. Он начинает осознавать, какими последствиями чревато для нас это подлое предательство, особенно если другие фирмы разнюхают, что мы все время работали по осведомительской лицензии Джимми. У серьезных людей есть братья, кузены, приятели, жены, мужья, сыновья и дочери, которые с легкой руки Джимми загремели за решетку на долгие годы, в то время как мы безнаказанно быстрыми темпами приближались к своей заветной цели – богатству. Разве же им докажешь, что мы непричастны к их несчастьям? Сам я никогда не контактировал с Джимми напрямую, так что никогда с ним ничем сокровенным и не делился. В отличие от Джина и Морти. Я вижу, как они сразу заерзали, потому что слова, оброненные ими в свойской беседе за чашечкой чая или чего покрепче, как оказалось, через Альби передавались представителям власти.

– Что это за шахтеры? – спрашивает Морт.

– Так легавые называют черных, – поясняю я.

– Козел… – качает головой он.

Морти, конечно, не Нельсон Мандела, но ему не нравится слышать в свой адрес пренебрежительные прозвища, потому что он черный.

Мне известно, о чем дальше пойдет речь, и я украдкой перевожу взгляд на Джина.

«В отношении людей он слегка туповат… предан мне, как пес… зачем заводить собаку и называть ее Пшел-На-Хер…» Комнату наполняет хохот Джимми. Джин оскорблен. Это видно по глазам. Еще две минуты назад он готов был забить меня до смерти и запереть в морозильной камере, рисковал шестнадцатью годами свободной жизни – столько дают за убийство. А теперь же он собственными ушами слушает, как тот, кому он посвятил двадцать лет жизни, кому был так предан, продает информацию, которой он делился с ним по секрету, гребаным полицейским и, кроме того, унижает его, сравнивает с каким-то вонючим псом. Макгуайр наливает себе двойную порцию виски и одним глотком осушает ее. Снова наполняет стакан. Музыканты внизу заводят «Я буду любить тебя вечно».