Сломанная подкова
Шрифт:
— Давай садись работай, а я пойду.
За эти дни Адамоков не в десятый ли раз уходит исправлять связь.
Немолодой уже боец, призванный из управления связи, он нравился Апчаре своей мягкостью, не свойственной остальным мужчинам. У него был скорее женский характер. Он все делал сам, только бы Апчара не рисковала жизнью. Его предупредительность даже задевала чем-то самолюбие Апчары. А связь он наладит — сомнений нет.
Первым подал голос «пятый».
— На меня идут танки. За ними автоматчики — больше сотни. Танков — три.
«Первый» ему отвечает:
— Будь готов прийти
— Невозможно поднять голову. Поливают, как из пожарного шланга.
— А ты знаешь, почему я так радовался, когда тебя мать родила? Я знал, что из тебя хороший вояка получится. Тогда не стал, а теперь стану твоим крестным отцом. Боевое крещение принимаешь, понял? А имя дадим, какое заслужишь в этом бою. Сменим твое мусуль-майское имя на Виктора. Виктор — значит победитель. Или назовем Владиславом, чтобы славой владел. Славой своего полка, понял? Ну, держись, сынок, я на тебя надеюсь...
Апчара соединила комдива с артиллеристами.
— Благодарность от лица службы! — кричал комдив.— Оправдали звание бога войны, порадовали меня, старика. Два танка добавили к боевому счету. Как сосед? Держится? Жаркий будет денек. На «пятого» идут. Ждите и вы.
— Ждем. Одна сигара искурилась.
Апчара догадалась, что одно орудие вышло из строя. Ну что же, одно орудие за два танка — не так уж плохо.
А бой разгорается все сильнее. Противник перенес артогонь ближе к тылам. Снаряды рвутся все оглушительнее. Апчара спряталась в щель, предусмотрительно выкопанную Адамоковым. Самолеты не покидают неба: одни улетают, другие сменяют их. Одни уходят, другие приходят. Все заволокло дымом и пылью. Прицельного бомбометания уже не может быть, но самолеты наугад кидают бомбы, стреляют из пушек, из пулеметов. Даже хуторок, за которым проходит передний край полка, закрыт дымом и пылью.
Снова слышится голос Антона Федоровича:
— А ты пел песню: «...проявляй в бою сноровку, окопаться не забудь»? Ну так вот, уходи поглубже в матуш-ку-землю. Она бережет тех, кто ее защищает. Есть время — рой землю. Земля лучше брони бережет бойца. Твой сосед даже лошадям щель выкопал. То-то! Знаю, знаю...
Апчара зримо представляет себе комдива и тех, с кем он говорит. Для каждого он находит свои слова, дает понять, что следит за действиями каждого из них. Одному обещает помочь, другому говорит, что не на что рассчитывать, кроме как на свои силы, но каждому повторяет: «Не подведи меня, старика», «Обрадуй, обрадуй своего батьку...» — и те понимают, что где-то очень близко от них находится комдив, который все видит на поле боя и может прийти на помощь, когда надо. Это вселяет уверенность и спокойствие.
Вдруг «четвертый» потребовал «первого». По голосу чувствуется — беда. Апчара прерывает комдива на полуслове: «Вас просит «четвертый».— «Готово», Это был
Доти, комиссар. На «четвертого» идут три танка в сопровождении роты автоматчиков. Комиссар называет квадрат и просит залпа «катюш». Через двадцать минут будет поздно, потому что они подойдут к переднему краю. Перед глазами Апчары стоит Доти, невысокий, немного сутулый, в красноармейском обмундировании комиссар. Он затянут широким ремнем на последнюю дырку, и все равно пистолет оттягивает ремень.
—
— Сказали — стоять насмерть, я и стою. Приказ надо делом подкреплять.
— Ну ладно, стой. Будет тебе залп.
Не прошло и десяти минут, как показались шесть машин, крытых брезентом. Апчара уже знает их. Они издали похожи на арбы, груженные сеном. Знает Апчара и то, что около этих машин близко стоять не надо. После залпа немцы засекут эти установки по облаку дыма и пыли и ударят изпвсех орудий. Поэтому сами «катюши» не задерживаются, уходят тотчас.
«Катюши» выстроились в ряд. С установок стащили чехлы, быстро навели на цель, и тут же раздалось завывание, похожее на вой волков в Чопракском ущелье, когда они собираются в стаю, чтобы напасть на стадо. В воздухе замелькали золотистые хвосты реактивных снарядов. Послушать бы сейчас Доти, помогли ли они ему. Апчара не успела подумать, как послышался восторженный голос комиссара:
— Молодцы гвардейцы, хакурт 2 получился из немцев! Молодцы!
Снаряды легли точно в цель. В лагере врага паника. Теперь не скоро они соберутся с духом снова идти в атаку.
Загорелся даже танк. Ну что ж, и он входит в цену жизни Доти, подумала Апчара. Враг как бы вносит задаток, чтобы в конце концов получить жизнь комиссара.
Артиллерийский шквал обрушился на то место, где только что стояли гвардейские минометы. Бесполезная трата снарядов — «катюш» и след простыл.
Вернулся Адамоков, усталый, возбужденный. Он своими глазами видел бой. Повреждение оказалось недалеко от огневых позиций минометчиков. Спасаясь от артогня, он заполз к ним. Альбиян расспрашивал об Ап-чаре.
— Ни на шаг от коммутаторов, говорю ему, берегу, как сестру родную. На линию не посылаю. Она ведь не красноармеец, помогает по доброй воле. Сидит у коммутатора — и то хорошо.
— Нет, не хорошо. Теперь я пойду исправлять линию,— заявила Апчара, завидуя своему напарнику, повстречавшему Альбияиа.— Соединять провода на уроках физики нас учили...
— Соединить — пустяки. Трудно найти разрыв...
У минометчиков потери оказались значительными. Ранен и командир батареи. При Адамокове получено приказание командира полка: Альбияну принять на себя командование батареей. Адамоков думал, что обрадует Апчару этой вестью, но она растревожилась еще больше. Ей казалось, будто судьбы людей заранее известны и роли распределены: Альбиян получает ранение, Апчара тут же перевязывает его рану, оказывает брату первую помощь, доставляет в госпиталь, а потом Альбиян рассказывает матери и Ирине, как все это произошло.
— В сердцах влюбленных, может, и я не нашла бы разрыв. А тут— право, тут я соединю.
Адамоков напускал туману, чтобы отговорить Апчару от опасной затеи.
— У нас же аппаратура не военная. Ее Локотош в каком-то совхозе захватил. Такой связи нет ни в одном полку. Смотри, аппараты — гражданские. Такие ты могла видеть на столе директора совхоза или на столе председателя сельсовета. Полевые телефоны другие. Проще. Так что сиди здесь. И ползать по-пластунски ты не умеешь...
— А как это — ползать по-пластунски? Как ящерица?