Сломанные куклы
Шрифт:
– Я знаю.
Рэйчел замолчала на какое-то время. Она понимала, что сейчас нужно сделать какой-то ход, но не знала какой. Ответ пришел к ней в виде двух внезапных догадок, одна за другой.
– Ева, Адам – твой брат?
Опять установилась тишина. Рэйчел поняла, что Ева научилась думать, прежде чем что-то сказать в присутствии Адама.
– Да, Адам – мой брат, – наконец ответила она.
Ну конечно! Адам и Ева – это же так очевидно. Первая догадка оправдалась. Рэйчел надеялась, что и со второй она тоже попадет в точку.
– Он причинил мне много боли, – сказала
– Мне очень жаль. Я просила его не мучить девушек, но он меня не слушает, начинает злиться.
– И когда он злится, он бьет тебя, да, Ева?
На этот раз вслед за привычной паузой после вопроса последовал целый поток слов – коротких, обрывистых, неуместных оправданий.
– Иногда. Но на самом деле он не хочет меня бить, просто я его в эти моменты раздражаю. А потом он всегда жалеет об этом.
Рэйчел улыбнулась. Все верно! Ее ставка на сопереживание сыграла. Впервые за все время у нее появился лучик надежды. Он был слабый, но в текущей ситуации она хваталась за любую возможность.
– Мне надо идти. Мне вообще-то нельзя здесь быть. Адам разозлится, если узнает, что я разговаривала с тобой.
Рэйчел услышала шорох за дверью и испугалась. Ева вставала и собиралась уходить. А если она уйдет, ей опять придется остаться совсем одной в этой кромешной тьме. Рэйчел хотела, чтобы Ева осталась, ей это было очень нужно. Внезапно на нее накатило такое сильное ощущение одиночества, что она с трудом сдерживала слезы. Она ничего не знала о Еве, не представляла себе, какова ее роль в этом сумасшедшем доме, но она знала, что Ева – не Адам, который сбрил ей волосы и превратил в безличный номер. Разговор с Евой позволил ей снова почувствовать себя человеком, а не цифрой.
– Пожалуйста, не уходи, Ева.
Рэйчел услышала отчаяние в собственном голосе, но ей было все равно.
– Наверное, я смогу остаться еще ненадолго. Адам должен вернуться позже.
– Спасибо, Ева.
Взгляд Рэйчел остановился на кресле, и она затихла. В фарфоровой посуде и стальных поверхностях отражался яркий свет ламп. Она сидела на холодной плитке, мышцы ее постепенно начинали неметь. Как же она умудрилась вляпаться в этот кошмар? Это было так несправедливо. Она не сделала ничего плохого. От наивности собственных мыслей Рэйчел чуть не рассмеялась вслух. В жизни было не так уж много справедливости, и с хорошими людьми постоянно случались несчастья. И кто-то еще говорит про карму!
Из глубин подсознания внезапно всплыла картинка из детства. Она не вспоминала об этом много-много лет. Ей было пять или шесть – возраст, когда ты еще веришь, что твой папа – супергерой. Они были вместе на их вилле и гуляли вдоль пляжа. Наконец-то папа принадлежал только ей – не было ни мамы, ни надоевших братьев, только они вдвоем. Под ногами был теплый песок, и они шли в отблесках заходящего солнца за собственными длинными тенями. Ее маленькая ладошка лежала в большой, грубой ладони отца. Они разговаривали и смеялись, рассказывали друг другу какие-то истории, и Рэйчел, окруженная отцовской любовью, еще никогда не чувствовала себя в такой безопасности.
Ей не хотелось отпускать от себя это воспоминание. Она уже перенеслась из этой освещенной
– У тебя все в порядке? – спросила Ева. – Ты что-то притихла.
Солнце погасло, и Рэйчел снова оказалась в подвале.
– Все нормально, – сказала она. – Я просто задумалась.
– О чем?
– О солнечном свете, – сказала Рэйчел.
– И погрустнела.
– Нет, на самом деле я обрадовалась.
– Не поняла…
И Рэйчел, не успев опомниться, рассказала Еве все, о чем только что подумала.
– Тебе повезло, – сказала Ева. – А я своего отца не помню.
– Что с ним произошло, Ева?
– Он умер.
Ева ответила, как отрезала, и Рэйчел поняла, что пришло время сдать назад. Она и так слишком сильно продвинулась для одного дня, и она не хотела, чтобы Ева замкнулась.
– Мне надо идти, – сказала Ева.
– Ты еще придешь и поговоришь со мной? Мне здесь так одиноко.
– Я попробую. Но я должна быть осторожной. Мне придется дождаться момента, когда Адам опять уедет.
– До встречи, Ева! Спасибо, что поговорила со мной. И спасибо за ужин, я очень тебе благодарна.
– Я скоро вернусь. Клянусь тебе.
Свет выключился, и Рэйчел пошла к матрасу в обход кресла. Она уже была посреди комнаты, когда вдруг услышала хлопок створки. Она обернулась и увидела, как в ней исчезал поднос. Рэйчел подошла к матрасу и завернулась в одеяло.
Она опять осталась одна в темноте. В разговоре с Евой выяснился ряд интересных вещей и одна очень важная.
Интересно было то, что Ева была одинока. Ей было отчаянно нужно одобрение и дружба, поэтому-то она и начала разговор. Рэйчел с превеликой радостью стала бы подругой Евы. Она готова была до конца жизни быть ее лучшей подругой, если это помогло бы ей выбраться отсюда.
А важная новость заключалась в том, что иногда Адам уезжал и оставлял Еву одну сторожить Рэйчел.
Нужно было переманить Еву на свою сторону. Если бы она смогла заставить Еву воспринимать себя как личность, а не как пленницу, тогда ее можно было бы уговорить помочь устроить побег. Тут Рэйчел остановилась и сказала себе, что она совсем уж замечталась. На что, черт возьми, она надеялась? На то, что, если она будет хорошо относиться к Еве, та поможет ей сбежать?
Но это могло сработать. Да, конечно, шансов было не так много, и вполне возможно, она принимала желаемое за действительное, но у нее не было другого выбора. Что ей остается – просто сдаться? Смириться с судьбой и сдаться на милость психопату, который порежет на кусочки ее мозг? Здесь и решать-то нечего. Она была дочкой Дональда Коула, а он воспитал свою дочь так, что она не могла просто взять и сдаться.
32
Темплтон остановилась у двери в середине коридора, отрывисто постучала и вошла в маленькую комнату, забитую компьютерным оборудованием. Тут шумели серверы, работали вентиляторы, кондиционер поддерживал комфортную температуру, было не жарко и не холодно.