Сломанные куклы
Шрифт:
Я играл с закрытыми глазами, пальцы сами находили следующую ноту, завершали фразу. Они меня не подвели. Этот концерт не относится к тем произведениям, исполняя которые можно поразить зрителей техникой, но это не означало, что он был прост. В нем была особая динамика, которая подталкивает играть быстрее и быстрее, но если поддаться этому желанию, то потеряешь тон и настроение этого концерта. Нужно во что бы то ни стало поддерживать медленный и расслабленный темп. Я доиграл до последней фразы, взял последнюю
– Это было прекрасно.
Темплтон стояла рядом со мной. У нее было странное выражение лица – я не мог его понять. Она опоздала на пять минут, что, учитывая обстоятельства, было вполне естественно. Прийти раньше было бы слишком скучно, а позже – невежливо. Я уже выпил половину первой порции виски и думал заказать вторую.
– Правда, ты очень здорово играешь. Где ты учился?
– Моя мать была преподавателем, она научила меня играть. И я продолжил обучение в университете.
– Я думала, твоей специализацией была криминальная психология.
– Так и было. Музыкальное образование я получил в свободное время.
– Большинство студентов в свободное время предпочитают развлекаться.
Я засмеялся, вспомнив знакомого студента, который считал, что каждый вечер стоит посвящать вечеринкам.
– Мне повезло, – сказал я. – Учеба давалась мне легко, и у меня была уйма времени на все остальное.
Темплтон сощурилась и уставилась на меня своим фирменным полицейским взглядом:
– И насколько же ты умен?
– Ты ведь на самом деле не этот вопрос хочешь задать? Ты хочешь спросить, какой у меня коэффициент интеллекта?
– Хорошо, какой у тебя коэффициент интеллекта?
– Намного выше среднего, но намного ниже, чем у да Винчи.
– То есть не скажешь, да?
Я покачал головой:
– Это же просто цифра, которая ничего не означает. Важно то, как ты распоряжаешься своей жизнью, какие поступки совершаешь – вот по ним нужно судить. На бумаге мой отец был гением, но он свой дар потратил на разрушение, а не на созидание.
– А ты свой дар тратишь на то, чтобы исправить его ошибки, чтобы вернуть утраченный баланс.
Я пожал плечами, но отрицать этого не стал. Темплтон хитро взглянула на меня:
– Тебя ведь раздражает то, что IQ да Винчи выше, чем у тебя?
– Это неправомерный вопрос. Тест на IQ появился только в 1904 году, так что коэффициент, приписываемый да Винчи, – это не что иное, как догадка одного из так называемых экспертов.
– Видишь, все-таки это тебя раздражает.
Плетеный коврик, на котором стоял мой виски, лежал криво, под углом к краю. Я выровнял его, и кусочки льда ударились о стакан.
– Не раздражает.
– Ты говоришь, что IQ – это ничего не значащая цифра, но, спорим, ты знаешь, кто разработал этот тест и когда именно.
– Потому что я не хочу быть для тебя какой-то цифрой.
Темплтон протянула руку к моему стакану с виски, сделала глоток и, сморщившись, вернула его на место. Коврик сдвинулся, и я снова его поправил.
– Интересный выбор слов, Уинтер. Ты мог бы сказать, что ты не хочешь быть какой-то цифрой. Но ты сказал, что ты не хочешь для меня быть цифрой.
– Случайно вырвалось.
Темплтон красноречиво посмотрела на меня:
– Ну да, конечно!
– Напомни, пожалуйста, почему ты все-таки работаешь в полиции за столь невысокую зарплату? Из тебя получился бы первоклассный юрист.
– Во всем мире столько денег нет, Уинтер.
– Да, тут ты права, – засмеялся я.
– Ты сказал, что твоя мать была учителем музыки. Это ведь не означает, что сейчас она на пенсии?
Я прекратил смеяться и покачал головой:
– Нет, она умерла несколько лет назад.
– Мне очень жаль.
– Не стоит сожалеть. Скорее всего, это к лучшему. Она так и не отошла от шока, узнав, кем был отец.
– А ты?
– Я стараюсь, – я соединил пальцы рук и выпрямил их. – Ну ладно, лимит тяжелых бесед на сегодня исчерпан. Я разыгрался. Что для тебя исполнить?
Темплтон задумалась на секунду и спросила:
– Ты знаешь песню «Тень белее бледного»? Я всегда ее любила.
– Расскажи, в чем же смысл этой песни?
Темплтон улыбнулась своей лучезарной улыбкой:
– Ты же гений, ты мне и расскажи.
– Ну, фанданго – это испанский танец. А колесо – акробатический элемент.
Темплтон игриво ударила меня по руке:
– На некоторые вопросы ответы не нужны.
– На все вопросы нужны ответы. Мы должны хотя бы попытаться найти ответ, потому что только так достигается прогресс. Если бы мы избегали сложных вопросов, то так и висели бы на деревьях, пребывая в блаженном неведении относительно того, что отстоящий большой палец может сделать из нас королей джунглей.
– Просто молчи и играй.
Я положил руки на клавиатуру и закрыл глаза. Мелодия вспыхнула в моем сознании, и каждая ее нота имела свой собственный цвет. Подобрав простые аккорды для аккомпанемента, я начал играть. Эта песня была явным подражанием Баху, и в своей интерпретации я сделал на этом акцент, оттенив его моцартовскими торжественными интонациями, которые, как мне казалось, были вполне к месту. Закончив, я снова увидел на лице Темплтон это странное, непонятное для меня выражение.