Слова, из которых мы сотканы
Шрифт:
Он сделал выбор: убежать прочь.
Мэгги
Мэгги Смит сняла прозрачную упаковку с пары бисквитов «Rich Tea» и разломила один из них пополам. Она опустила кончик полукольца в чашку чая и несколько секунд размачивала его, прежде чем поднести ко рту и откусить мягкую часть. Потом Мэгги посмотрела на чашку. Это была ее чашка. Мэгги принесла ее с собой из дома, устав от вкуса пластика и его хрупкости. Эту чашку она взяла из маминого дома после ее смерти: прочную коричневую чашку с кремовой внутренней частью и ручкой, которая выглядела так, словно ее приделали задним числом. На фаянсе образовалась тоненькая трещина, проходившая от края по борту. Нужно быть осторожнее, подумала Мэгги, когда-нибудь чашка треснет, и
Мэгги аккуратно поставила чашку на стол слева от себя, потом посмотрела на мужчину в постели и улыбнулась:
– Как вы там, Дэниэл? Вам что-нибудь нужно?
Мужчина закряхтел; значит, ему было больно.
– Еще таблеток, милая. Можно попросить еще?
Он снова закряхтел и скривился.
Мэгги поднялась на ноги, разгладила переднюю часть джинсов и высунула голову за дверь. Коридор, покрытый бархатным ковром, был совершенно пустым. Мэгги повернула голову слева направо. Это могло бы происходить в отеле, подумала она, в двухзвездочном отеле при аэропорте, в цветах персика и перечной мяты, с обитыми сиденьями из трубчатого металла, с обрамленными акварелями французских рыбацких деревушек и лепными гипсовыми светильниками, направлявшими свет вертикально вверх.
Она прошла по ковровой дорожке к небольшой и начищенной рабочей стойке, где две женщины в белых халатах перебирали бумаги.
– Извините за беспокойство, – начала Мэгги самым мягким и участливым тоном; кто знает, какую непосильную задачу она может возложить на их плечи? – Мистер Бланшар испытывает определенное неудобство… когда вы освободитесь, не сейчас, но когда у вас будет свободная минутка… – Ее голос пресекся.
Одна из женщин, – Мэгги казалось, что ее зовут Сара, но она была не вполне уверена, потому что здесь было много людей, которые приходили и уходили без ее ведома, – терпеливо улыбнулась и отложила свои бумаги.
– Разумеется, – сказала она. – Я приду прямо сейчас.
Мэгги впервые побывала в хосписе две недели назад и испытала такое же чувство благоговейного страха, как перед акушерками в родильном отделении, где двадцать пять лет назад родила своего первого ребенка. «Ну и ну, – думала она. – Есть люди, которые делают это». Она поиграла с мыслью о том, чтобы самой стать акушеркой, желая быть частью этой волшебной работы, но потом желание потускнело. Теперь она испытывала те же чувства по отношению к мужчинам и женщинам, которые работали здесь. Присутствовать на дальней стороне жизненного спектра, наделять достоинством и милосердием эти прощальные моменты, наблюдать исход человеческого бытия… Это было поистине вдохновляющим делом. Теперь она чувствовала себя здесь как дома. Здесь она была на своем месте.
Она последовала за медсестрой в палату Дэниэла и посмотрела, как та регулирует аппараты, к которым он был подключен.
– Спасибо, – прошептал он, когда морфий хлынул в его вены. – Спасибо вам.
– Всегда пожалуйста! – проворковала медсестра. Она сунула руки в карманы и немного помедлила, с улыбкой глядя на него. – Что-нибудь еще, мистер Бланшар? Немного соку? Газету?
Дэниэл улыбнулся, чуть изогнув губы, и едва заметно покачал головой.
– Хорошо! – пропела Сара. – Тогда я оставлю вас вместе с вашей подругой. Очень скоро вы почувствуете себя гораздо лучше! – Она пожала руку, лежавшую на белой простыне, и ушла.
Мэгги взяла его другую руку в свои ладони и задержала ее. Она смотрела, как напряженные морщины начинают стираться с его лица, с его красивого лица. Мэгги до сих пор помнила, как впервые увидела это лицо. Это случилось чуть более года назад. Он явился перед ней, как призрак, как гримасничающий ангел над стойкой, где она сидела дважды в неделю, записывая на частные сеансы физиотерапии.
– Доброе утро, – произнес Дэниэл, и Мэгги сразу же пленилась его мягким, обволакивающим французским акцентом. Потом она обратила внимание на угловатое лицо, пухлые губы, черные волосы с серебряными прядями, оливковую кожу, бирюзовые глаза и вдруг ощутила сосущую пустоту в животе. Женщине определенного возраста редко удавалось найти мужчину сравнимого возраста, который вызывал ощущение пустоты в животе и заставлял сердце биться быстрее и решительнее.
– Доброе утро. – Мэгги улыбнулась, втайне радуясь тому, что в прошлом месяце уговорила себя пройти сеанс отбеливания зубов, чтобы чувствовать себя моложе и красивее. – Чем могу помочь?
– Моя спина. – Дэниэл поморщился. – Один мой друг порекомендовал это место. Он сказал, что здесь я смогу найти Кэнди Стэплтон.
– Ах да. – Она снова улыбнулась, показывая чудесные белые зубы. – Разумеется. Записать вас на прием?
Он выпрямился и безутешно посмотрел на нее. У Мэгги сжалось сердце от сочувствия к нему.
– Я надеялся встретиться с ней. Сегодня. Мне нужна срочная помощь. Моя спина так… – Он снова поморщился и ухватился за поясницу.
Спина. Вечно эта спина. Колени – в лыжный сезон, а в остальное время года – боли в спине. Мэгги сочувственно посмотрела на него.
– Посмотрю, что можно сделать. Садитесь.
В конце концов он провел там около трех часов. Достаточно долго для того, чтобы между ними завязался непринужденный разговор; достаточно долго для того, чтобы она узнала, что он на самом деле француз, проживший в Англии более тридцати лет, что он никогда не был женат и что последние два месяца его все сильнее беспокоят боли в спине. Мэгги налила ему чаю из своего чайника и рассказала, что она разведена, имеет двух взрослых детей и работает здесь около пяти лет, просто ради денег на карманные расходы. Бывший муж хорошо позаботился о ней, так что на самом деле в работе нет необходимости. Она постаралась, чтобы ее рассказ был как можно увлекательнее. Мэгги исходила из того, что французское происхождение изначально делает Дэниэла более интересным человеком. Наверное, во Франции тоже есть скучные люди, но почему-то это казалось мало вероятным. Она считала Англию скучным местом, откуда происходят скучные люди, к которым она причисляла и себя.
Он не любил улыбаться. Он ни разу не улыбнулся за те три часа, которые провел в комнате ожидания, даже когда Мэгги подавала ему чай. С другой стороны, заключила она, кому захочется улыбаться с больной спиной?
После этого Дэниэл приходил ежедневно для встречи с физиотерапевтом Кэнди. Терапия не особенно помогала; в сущности, его состояние день за днем только ухудшалось. В конце концов Кэнди направила его к специалисту в местную клинику, и Мэгги поняла, что может больше никогда не увидеть его. Поэтому она совершила, наверное, один из самых храбрых поступков в своей жизни, когда подошла к нему и сказала:
– Может быть, мы могли бы…
Тогда Дэниэл наконец улыбнулся и сказал:
– Да, мы могли бы. Завтра вечером? Поужинаем вместе, да?
Мэгги ответила благодарной улыбкой. Она собиралась сказать, что они могли бы встретиться за чашкой чая, но ужин был еще лучше. Мэгги была рада, что правильно истолковала невысказанные сигналы.
Первый ужин прошел в сдержанной атмосфере. Дэниэл (так его звали в Англии) был немногословен из-за своей спины. Он глушил боль красным вином и маленькими белыми таблетками, которые держал в прозрачной пластиковой коробочке в кармане пиджака. К тому времени, когда подали десерт, Дэниэлу явно не терпелось покинуть свой стул, поэтому они удалились в неярко освещенный уголок бара, где стоял низкий диван, и тогда положение временно улучшилось. Дэниэл похвалил волосы Мэгги: «У вас просто замечательные волосы; видно, что вы ухаживаете за собой». Впрочем, так оно и было. Подростком она не отличалась красотой, а после двадцати лет растолстела из-за рождения детей и просидела, как пудинг, большую часть десяти лет замужества. Потом она развелась, сбросила вес и внезапно оказалась очень привлекательной тридцатишестилетней женщиной, словно внутри нее все это время пряталась незнакомка. Приближаясь к сорокалетию, она становилась все привлекательнее; структура лицевых мышц немного изменилась, отчего ее внешность стала «свежей и современной», как пишут в рекламных статьях об омолаживающей косметике и здоровой диете. Мэгги никогда не выглядела лучше, чем в сорок два года. Это была кульминация, но потом красота начала уходить. «Нет, еще рано, – думала Мэгги. – Я только что привыкла выглядеть привлекательно и не готова отказаться от этого». Она провела ряд процедурных ухищрений: отбеливание зубов, маленькая инъекция ботокса и силиконовых наполнителей, дорогие кремы и добавки. Теперь ей было сорок три года, и в приглушенном свете, вдали от жестокой критической оценки дневного света, она до сих пор могла, действительно могла выглядеть на сорок два года.
Конец ознакомительного фрагмента.