Слова, которых нет
Шрифт:
– Они уже год разбираются, а результата нет.
– Не думай, что ты самый умный.
– Да и с чего ты взяла, что они расскажут правду?
Рокс закатила глаза.
– Как ты можешь ругать ненормальных блогеров, которые охотятся за хайпом, и при этом верить в теорию заговора? – спросила она.
– Пока сумеречные зоны не объявили безопасными, их целый год охраняли военные, – напомнил Ник. – А потом они внезапно ушли, и нас как-то уж слишком легко подпустили к аномалиям. Здесь что-то нечисто.
* * *
Из кухни дома, куда только что вошел Ник, доносился вкусный запах выпечки.
– Как раз вовремя, – проговорил Тони, выглянув из дверного проема. – Попробуешь мои фирменные такояки.
– Если они фирменные, то почему я их еще не пробовал? – спросил Ник.
– Потому что я их готовил в тот день.
– Ясно.
Ник бросил пакет с зимней одеждой у входа, а сумку с ноутбуком закинул на диван в гостиной. Потом он зашагал на кухню и молча сел за стол. Напоминание о том дне немного перебило его аппетит, но лишь немного.
Тони постучал по часам на руке. На них была трещина, и кажется, они показывали неправильное время.
– А ты пунктуален, когда речь заходит об ужине. Всегда приходишь вовремя.
Он подошел с подносом к столу.
– Давай уже сюда, – сказал Ник. – Есть хочу.
Тони положил четыре шарика такояки на тарелку. Ник тут же насадил один из них на вилку и откусил. Вкусно, подумал он. Ради этого можно и потерпеть морализм брата.
– А где Стэйси? – спросил Ник.
– Ты хотел сказать, Шэрон, – ответил Тони.
– Да неважно. Стэйси, Шэрон, у тебя их столько, что я уже давно запутался.
– Мы распрощались.
– Опять?
– Поэтому сегодня мы едим эти прекрасные такояки.
– А я-то думал, что мы отмечаем. А у тебя, оказывается, горе, хоть по твоей тупой ухмылке этого и не скажешь.
– Шэрон – специфичная девушка.
– Да у тебя все либо специфичные, либо… не знаю… может, найдешь кого-нибудь, кто тебе реально подходит?
– А кто подходит тебе, Ники?
Ник замер на несколько секунд, а потом продолжил жевать такояки.
– Какая разница? – сказал он.
– Не думал начать с кем-то встречаться? – спросил Тони. – Например с… как же ее звали…
– Кого?
– Ну… ту девчонку, которая била тебя в школе.
– Ее звали Джесс.
– Да, точно. Она ничего такая.
– Вот и встречайся с ней. А у меня другие предпочтения.
– Какие?
Ник смутился. Как же ему не хотелось говорить об этом.
Тони щелкнул пальцами.
– Эй, – сказал он. – Ты все еще с нами?
– Да, – ответил Ник.
– Ну так что?
– Предпочитаю супердевушек.
– Что?
– А вот думай, что хочешь.
Тони усмехнулся. Они с Ником еще какое-то время обсуждали разные темы, иногда предаваясь воспоминаниям о детстве. И вроде бы все было отлично, но, когда ужин закончился, когда Ник поднялся из-за стола и собирался уже уходить, Тони вдруг сказал:
– Прошел уже почти год с того дня.
– И что с того? – ответил ему Ник.
– Пора их отпустить.
Образовалась тишина.
– Да что ты, черт возьми, несешь?! – взорвался Ник. – Может, тебе и плевать на них, но мне – нет. И когда я их верну, когда приведу сюда, что ты тогда скажешь? Что, Тони? Привет, мама, привет, папа, а я вас уже похоронил? Я вас отпустил! Вас для меня нет! Это скажешь? Может быть, ты им еще счет за их собственные похороны выставишь, придурок? И за все те цветы, что ты носил на их могилы?
Тони нахмурился.
– Держи себя в руках, ты все-таки… – не успел договорить он.
Иногда неосторожные слова становятся катализатором для протекания неприятной реакции. Это был тот случай.
– Что все-таки, Тони? – Ник смотрел на брата насупившись. – Что я в твоем доме, так ты хотел сказать? Да иди ты к черту со своим домом. Не нужна мне твоя помощь! И советы твои не нужны, и нравоучения засунь себе в задницу. Обойдусь!
Ник схватил пакет, с которым пришел, и покинул дом. Тони лишь едва приподнял руку и попытался что-то сказать, как сцена была закончена. Ему оставалось лишь надеяться, что его брат не наделает глупостей.
– Черт, – проговорил он. – Вот я болван.
Ник шел по улице и злился – сначала на Тони, потом на мир, но больше всего его сводила с ума собственная беспомощность.
«Да идите вы все к черту, – думал он. – Как же мне это надоело. Отпустить их? Да как я могу? Это не ты стоял там в тот день, не на твоих глазах они исчезли».
Проходя мимо фонарного столба, Ник вдруг замахнулся и ударил по нему рукой. Боль пронзила костяшки пальцев. Спасало одно: на этой руке он носил атлетическую перчатку. Как раз после одного из таких случаев, когда ему не удалось совладать с гневом, он ее и купил.
– Черт, – выругался Ник вслух.
«Да и не нужен мне твой дом, – подумал он. – Вечно все пытаются управлять мной. Говорят, что делать, как жить, как чувствовать».
– Да задолбало все! – закричал Ник посреди улицы, а потом так же внезапно притих и, склоня голову, пошел вперед по тротуару вдоль Вашингтон-стрит.
Он не знал, куда движется, но ему казалось, что делать шаги просто необходимо, чтобы не сойти с ума. Трудно убегать оттуда, куда ты прибежал, убегая от других проблем.
Так Ник и скитался по ночному городу минут сорок, пока в конце концов не пришел к сумеречной зоне, где в последние дни вместе с Элизабет проводил эксперименты.
Там было тихо и спокойно.
Но прежде чем войти туда, Ник надел шапку, накинул зимнюю куртку и повязал шарф. Перешагнув границу, он сел на лавочку, которая располагалась между двух елок, и начал переобуваться, поглядывая на сцену сонными глазами. На нее, конечно, никто не собирался выходить, но как было бы здорово, если бы там появилась, например, Мария Бринк и согрела его своим пением под звуки мощных гитарных риффов.