Словно распустившийся цветок
Шрифт:
– Он показался мне совершенно здоровым, и я даже не знал…
– Он подвержен приступам меланхолии и забывчивости. Если вы не желаете присматривать за ним, а мне отныне это не дозволяется, то кто же будет это делать?
– Я даже не подозревал ни о чем подобном, мисс Уитерсби. Прошу вас, простите меня. В будущем обещаю проявлять о нем исключительную заботу. Можете положиться на меня.
– Все это очень хорошо, но кто проявит исключительную заботу о нем сегодня утром, прямо сейчас?
– Если вы подскажете мне, в какую сторону он пошел,
– Для утренней прогулки он мог выбрать любое из тысячи направлений. Я вижу, что мне придется искать его самой. – Распахнув дверь, я выскочила наружу и зашагала по тропинке в сторону дороги. К счастью, вскоре я наткнулась на отца. – Я уже думала, что ты заблудился!
Он протянул мне свой футляр.
– Я нашел кое-что интересное.
– Ты не должен был уходить, не сказав никому ни слова!
Он с удивлением уставился на меня.
– А что я должен был говорить? Ты спала. И потом, я ведь всего лишь отправился на прогулку.
– В одиночку! С тобой могло случиться все, что угодно.
– Ничего со мной не случилось.
– Но это небезопасно. Тебе нельзя оставаться одному, и тебе нельзя нервничать и беспокоиться. Так говорил доктор.
– Какой доктор?
– Тот самый. Который приходил к нам после смерти мамы.
– После смерти мамы я и впрямь был не в себе… Я был на себя не похож. Но, Шарлотта, это ведь было много лет назад. А теперь со мной все в порядке.
Помимо воли губы у меня задрожали от сдерживаемых эмоций. С мамой тоже все было в порядке вплоть до последнего дня, а потом вдруг перестало.
Мистер Тримбл встретил нас у дверей и помог отцу снять пальто. Тот прошел к себе в кабинет, чтобы приступить к работе, а мистер Тримбл уселся за мой стол.
Я же отнесла футляр отца в гостиную и принялась разбирать собранные им образцы растений. Получалось очень неловко и неуклюже. Прошло много времени, прежде чем у меня перестали дрожать руки.
Заняться мне больше было нечем, поговорить – тоже не с кем. В конце концов я отправилась за Библией матери, прошла через прихожую и устроилась в большой гостиной, с ее обитыми потрепанным голубым плюшем стульями, пообещав себе прочитать ее от корки до корки. Здесь было не так холодно, как в малой гостиной, толстый турецкий ковер на полу и стопки бумаги, громоздившиеся на подоконниках, создавали иллюзию тепла.
В доме воцарилась тишина, и я без помех могла предаваться чтению, но мне не давала покоя мысль о том, что с мистером Тримблом что-то не в порядке. Прочитав четыре раза подряд один и тот же стих из Третьей книги Моисеевой, я закрыла Библию и вернулась в малую гостиную. Мистер Тримбл поднял голову и, увидев меня, встал.
Я кивнула, и он вновь опустился на место.
– Знаете, мне вдруг стало интересно – вы не скучаете по Новой Зеландии и своим овцам?
– Скучаю. Да.
– Я могу спросить, почему вы вообще решили вернуться в Англию?
Он выразительно приподнял бровь, склонив голову к плечу:
– Есть вещи, которые приходится делать не потому, что хочешь, а потому, что должен.
Я скопировала его приподнятую бровь.
– Данные обещания приходится выполнять, рано или поздно. Я стал жертвой неблагоразумного прошлого, мисс Уитерсби.
– Итак, вы намерены оставаться здесь, с нами, до тех пор, пока…
– Ваш отец говорит, что я пробуду здесь до тех пор, пока вы не выйдете замуж. Так что, если вам так уж хочется избавиться от меня, то быстрее всего этого можно добиться, подыскав себе супруга.
Я презрительно фыркнула. Было нечто странное в его ответах на мои вопросы.
– Если вы дали обещание, которое заставило вас вернуться в Англию, к чему вообще было уезжать в Новую Зеландию? – Собственно, о первопричине своего отъезда он не упомянул ни разу за время нашей с ним переписки.
– Потому что там с овцами открывались большие перспективы.
Овцы. Овцы и мой воображаемый мистер Тримбл замечательно подходили друг другу. А вот нынешнего мистера Тримбла я бы, пожалуй, соотнесла с охотничьими собаками или лошадьми. Я легко могла представить себе, как он присоединяется к толпе охотников и ловчих из Лондона.
– По правде говоря, подобная мысль представляется мне настолько абсурдной и нелепой…
– Как и моей матери. Она бы предпочла, чтобы я… – Он так быстро и неожиданно оборвал себя на полуслове, что едва не поперхнулся.
– Предпочла бы, чтобы вы что?
– Ничего.
– Если ваша матушка еще жива, я бы подумала, что вы предпочтете остановиться у нее, а не у нас.
– Но ведь вы не знаете мою мать, не так ли?
– Нет.
– В таком случае, советую вам оставить свое мнение при себе. – И он вновь взялся за перо, словно давая понять, что разговор на эту тему закончен.
– Я бы подумала, что ваша мать хочет, чтобы теперь вы вернулись домой, раз уж вы снова оказались в Англии.
– Уверяю вас, моя мать желает видеть меня не больше, чем я ее. Если она никогда не узнает о том, что нога моя вновь ступила на землю Англии, я буду просто счастлив.
– А она имеет какое-либо отношение к данному вами обещанию? – Все это было так загадочно и непонятно. – Казалось бы, что после… Сколько вам лет, мистер Тримбл?
– Мне – двадцать четыре года.
– Казалось бы, после стольких лет вы должны были научиться находить с ней общий язык.
– Или она со мной? – Он растянул губы в улыбке, но в ней не было веселья. – Казалось бы.
После обеда я отправилась в малую гостиную, вознамерившись приглядывать за мистером Тримблом. И вновь мне не удалось сосредоточиться на Библии. В голове у меня вертелась мысль о замужестве. Я вдруг обнаружила, что не стану возражать против того, чтобы притвориться, будто действительно ищу себе супруга, если в результате отец вернет мне мое прежнее место. Разумеется, на самом деле я вовсе не желала выходить замуж. Это было бы уже слишком. Мне пришлось даже напомнить себе, что не стоит переживать из-за того, что вряд ли случится в обозримом будущем. Учитывая скорость, с которой мистер Тримбл разрушал наш налаженный быт, мое триумфальное возвращение должно было неминуемо состояться через какие-нибудь жалкие несколько дней.