Слово о полку Игореве – подделка тысячелетия
Шрифт:
Критика в адрес одного из ведущих историков страны со стороны столь же известного лингвиста, конечно, жестковата, но видимо немного поостыв, Зализняк отдает ему дань восхищения: «…сейчас еще вполне живо воспоминание о недавно ушедшей эпохе идеологического диктата. И независимо от согласия или несогласия в собственно научном отношении, нужно отдать дань уважения смелой и искренней попытке А. А. Зимина вступить в борьбу с казенным единомыслием и со статусом священной коровы, который был придан в СССР «Слову о полку Игореве» [343] .
343
А. А. Зализняк. «Слово о полку Игореве». С. 211.
На наш взгляд, А. А. Зимин попал в точку, высказав крамольную мысль, что все эти термины есть плод чистого воображения, появившийся, однако, не «под пером автора «Слова», а иных «авторов»,
Отсутствует этот фрагмент и в так называемом «Щукинском списке» «Слова», который, на наш взгляд, является промежуточным вариантом «Буслаевского списка «Слова», вошедшего в его «Хрестоматию» по изданию 1861 года [344] .
Действительно, трудно отрешиться от мысли, что оба эти списка генетически не связаны между собой. Как в «Щукинском списке», так и в «Исторической хрестоматии» Буслаева опущены такие фрагменты категории «темных мест», как: «И на канину зелену паполому постла»; «Съ тоя же Каялы… Софіи къ Кіеву»» «За нимъ кликну… в пламян розе»; «у Плсньска ни болони… к синему морю»; «Нъ се зло… сыну Глбову!»; «которою бо бше насиліе… съ Дудутокъ»; «нъ разно ся имъ хоботы пашуть» и др. Конечно, «Щукинский список» не является калькой препарированной версии «Слова», вошедшей в «Хрестоматию» Буслаева. Есть изъятия текстов, которые в «Щукинском списке» присутствуют, и напротив, в ряде мест «Щукинского списка» отсутствуют тексты, вошедшие в «Хрестоматию». Однако это обстоятельство не является, на наш взгляд, основанием, чтобы считать эти списки независимыми. Просто Буслаев работал над совершенствованием препарированного текста от издания к изданию как «Исторической», так и «Русской хрестоматии» [345] .
344
Ф. И. Буслаев. Историческая хрестоматия церковно-славянского и древнерусского языков. М., 1861.
345
«Щукинский список Слова» хранится в собрании известного коллекционера П. И. Щукина в Государственном историческом музее под № 1075. История его происхождения до конца не выяснена и по сей день. М. Н. Сперанский и В. Ф. Ржига считали его подделкой XIX века. Наиболее глубоко изучил происхождение щукинского списка Н. К. Гаврюшин, который решительно отвергает допущение, что перед нами сознательная подделка. Тщательно сопоставив текст «Слова» из этого списка с первым изданием памятника, он пришел к выводу, что, скорее всего, он восходит не к Екатерининской копии, которая, как известно, была обнаружена и опубликована только в 1864 году, а к Мусин-пушкинской рукописи, хотя в нем свыше 90 совпадений с Екатерининской копией. А совпадение с последней против печатного издания и с изданием 1800 года против копии могут рассматриваться как наиболее вероятные написания их общего архетипа, а предполагаемые «конъектуры» – как следствие более уверенного чтения оригинала со стороны писца протографа «Щукинского списка».
Например, первая лакуна (пропуск в тексте) в «Щукинском списке» – «воя» в предложении «…и вид отъ него тьмою вся своя воя прикрыты». Понятно, что никакое это не «темное» слово, и в «хрестоматии» Буслаева оно присутствует. Также неуместно появление десятой лакуны – «…на поганыя погыбе…» в предложении «Усобица княземь на поганыя погыбе, рекоста бо братъ брату…», без которой оно теряет смысл. Или, например, 27-я лакуна – «…князю Игорю не быть. Кликну…» не «улучшает», а, напротив, «затемняет» смысл довольно спорного фрагмента «Слова» «Комонь въ полуночи! Овлуръ свисну за ркою – велить князю разумти: князю Игорю не быть. Кликну, стукну земля…»
С другой стороны, в «Хрестоматии» Буслаева изъят как «темное место» действительно весьма сложный фрагмент «Слова» «…и въ мор погрузиста, и великое буйство подаста Хинови…», хотя оно (изъятие), на наш взгляд, нисколько не улучшает текст фрагмента: «Темно бо б въ 3 день: два солнца помркоста, оба багряная стлъпа погасоста, и съ нима молодая мсяца, Олег и Святъславъ, тьмою ся поволокоста <и въ мор погрузиста, и великое буйство подаста Хинови>. В то же время этот фрагмент благополучно присутствует в «Щукинском списке».
На наш взгляд, эти несоответствия отнюдь не свидетельство тому, что Буслаев хотя бы косвенно не был причастен к появлению «Щукинского списка», напротив, они подтверждают эту гипотезу. «Щукинский список» – это как бы черновой набросок, где отрабатывалась его идея по изъятию «темных мест» «Слова», которая в окончательном виде воплотилась в его «Хрестоматии». Неизвестно лишь то обстоятельство, какими путями этот черновой список попал к писцу «Щукинского списка», а затем в собрание московского коллекционера П. П. Щукина.
В то же время нельзя исключить и противоположный
346
Н. К. Гаврюшин. Щукинская рукопись «Слова о полку Игореве» // Слово. Сборник. – 1985 год. С. 393—412; Загадка Щукинской рукописи. К 800-летию «Слова о полку Игореве» // «Библиотекарь». 1985. № 9. С. 50—52; Находка в год юбилея «Слова»: «Слову о полку Игореве» – 800 лет // «Русский язык за рубежом. 1985. № 4. С. 101.
В то же время косвенно признается сам факт того, что некоторым исследователям независимо друг от друга в разное время приходит в голову мысль, что «темные места» в «Слове» – это искусственные образования, не имеющие к протографу памятника ни малейшего отношения. Если «темные места» есть не что иное, как позднейшие вкрапления в первоначальный текст «Слова», тогда лакуны как в «Щукинской рукописи», так и в реконструкции Ф. И. Буслаева являются местами «прививки» инородных текстов в живую ткань памятника. Это, на наш взгляд, будет тем более правдоподобная версия, если «Слово» написано «Анонимом» во второй половине 70-х годов XVIII столетия. В этом случае появление «темных мест» в «Слове» приходится на период оставшегося тридцатилетия с момента написания протографа до первой публикации в 1800 году. Поскольку самому Анониму не было никакой необходимости «затмевать» текст своего произведения, причем настолько, чтобы последующие поколения исследователей терялись в догадках о времени его написания, поскольку он обращался к своим современникам с призывом завершить завоевание Южных земель, которое не удалось совершить русским князьям в 1185 году, то остается единственная версия, что это сделали, скорее всего, первые издатели «Слова».
Именно из-за наличия «темных мест» в памятнике в первую очередь возникли многочисленные подозрения современников его первого издания в подлинности его датировки, с одной стороны, и появления подделок, в том числе с изъятием «темных мест», с другой.
Если «поддельщик» изымал «темные места» из текста «Слова», предполагая, что они имеют позднейшее происхождение по отношению к протографу, то его работу следует понимать не как подделку, а как «очистительную» акцию. Были ли в начале XIX века, после первой публикации «Слова», такие «специалисты», которые, вопреки мнению целой когорты «скептиков», сомневавшихся в подлинности памятника, пытались отстаивать подобным образом его подлинность. Как бы это ни звучало парадоксально, лучше всего следует поискать подобных «специалистов» среди мастеров подделки памятников древнерусской письменности.
Чтобы ответить на этот вопрос, сделаем небольшой экскурс ко временам первой публикации «Слова», которая, кстати сказать, не вызвала фурора среди просвещенных современников. Более чем десятилетний труд графа А. И. Мусина-Пушкина и сотоварищей получился поистине «темным», неудобочитаемым и полным нелепых ошибок, поэтому совершенно неудивительно, что публикация вызвала к жизни целую когорту скептиков, посчитавших «Слово» ловкой подделкой. Наряду с М. Т. Каченовским, признанным «главой скептиков», серьезные сомнения в подлинности «Слова» высказывал О. И. Сенковский, усматривавший в нем близость к поэзии Оссиана, а также такие известные деятели культуры того времени, как С. М. Строев, И. И. Давыдов, М. Н. Катков, С. П. Румянцев и лидер славянофилов К. С. Аксаков, решительно заявлявшие, что «Слово» является результатом работы фальсификатора.
На то были серьезные основания, поскольку в начале XIX века в России действительно появилось значительное количество исторических подделок. Большинство из них оперативно разоблачались учеными историками и литераторами, однако появившиеся поддельные списки «Слова» порой ставили в тупик даже таких выдающихся знатоков старины, как А. Ф. Малиновский.
В 1815 году Малиновский купил у торговца старинными вещами, рукописями и старопечатными книгами А. И. Бардина поддельный список «Слова о полку Игореве» и, не распознав подделки, начал готовить его к изданию. Только экспертиза петербургского палеографа А. И. Ермолаева помогла установить подлог [347] . В научный оборот, как это ни странно, вошел анекдот, сочиненный известным историком и литератором М. П. Погодиным, о том, что почти одновременно с Малиновским подделку Бардина якобы приобрел сам Мусин-Пушкин и что в результате этого получилось. Поскольку анекдот был рассказан в дни похорон А. И. Бардина, то он имел целью как-то смягчить у друзей покойного боль утраты в связи с кончиной этого, по-своему замечательного человека:
347
Бардин Антон Иванович (ум. в 181 году) – московский торговец старинными изделиями, в том числе рукописями и старопечатными книгами.