Слово о полку Игореве

Зимин Александр Александрович

Разбирая Житие протопопа Аввакума, А. М. Ремизов писал: «Вслушиваясь в Житие, я почувствовал, какая это книга. Склад ее речи был мне, как столповой распев Московского Успенского собора, как перелеты кремлевского красного звона. А потом уж я оценил и как меру „русского стиля“ наперекор модернизированным былинам и билибинской „подделке“, невылазно-книжному „Слову о полку Игореве“, гугнящим, наряженным в лапти „гуслярам“ и тому крикливому, и не без хвастовства, „истинно-русскому“, от чего мне было всегда неловко и хотелось заговорить по-немецки».[Ремизов А. Подстриженными глазами. Париж, 1951. С. 129–130. Подробнее об отношении Ремизова к памятникам древнерусской литературы см.: Лурье Я. С. А. М. Ремизов и древнерусский «Стефанит и Ихнилат»//РЛ. 1966. № 4. С. 176–180.]

В неоконченной повести «Веселые братья» (около 1918 г.) Н. С. Гумилев приводит следующий рассказ Евменида: «Возьмем к примеру „Слово о полку Игореве“: кто его сочинил,

певец древний? Оно-то и правда, что певец, да только не древний, а Семен Салазкин, сын купеческий, что всего полтораста лет тому назад жил. Мальчиком он убежал из дому, да так и жил, под крышу не заходя… И все песни пел, такие забавные да унылые, сам придумывал… Встретили его братья. Зря, говорят, болтаешься, к делу тебя приставить надо. Приставили к нему человека, чтобы он ходил за ним, летописи старые ему читал, да что он сочиняет записывал. Через год „Слово“ и готово. Длиннее оно должно было быть, да только Сеню медведь задавил, на спор с одним топором пошел против зверя. Переписали наши-то уставом, да и всучили через разных людей господину Бобрищеву-Пушкину, а там история известная».[Гумилев Н. С. Собр. соч.: В 4 т. Вашингтон, 1968. Т. 4. С. 133.] Любопытно, что этот эпизод написан Гумилевым тогда, когда еще споры о Слове не вспыхнули с новой силой.

Одним из переводчиков и исследователей Краледворской рукописи был видный французский славист Луи Леже. После того как чешские ученые неоспоримо доказали, что этот памятник составлен В. Ганкой, а не является записью древнечешского эпоса, Леже поставил под вопрос и древность Слова о полку Игореве. Памятник, по его мнению, «не заслуживает ни малейшего доверия».[Леже Л. Славянская мифология//Филологические записки. 1907. Вып. 5–6. С. 101; ср. отдельный оттиск: Воронеж, 1908. С. 101.] Настороженное отношение вызывала у него мифология Слова о полку Игореве. Леже, в частности, считал, что название русского народа внуком Даждьбога «недопустимо в устах христианина». Оно «служит веским доказательством недостоверности если не всего памятника, то, по крайней мере, некоторых отдельных черт».[Леже Л. Славянская мифология//Филологические записки. 1907. Вып. 5–6. Там же. С. 105, ср. с. 191. Мифология Слова о полку Игореве вызывала сомнения и у В. Мансикки: «Мы принадлежим к тем, — писал он, — которые относятся к мифологии Слова с явным скепсисом» (Mansikka V. Die Religion der Ostslawen. Helsinki, 1922. Bd 1. S. 281).] Свои сомнения в древности Слова о полку Игореве Леже высказывал еще в 1890 г. Именно Леже впервые предложил «перевернуть гипотезу и задать вопрос, не вдохновлялся ли певец Игоря Задонщиной».[Leger L. 1) Russes et slaves. Etudes politiques et litteraires. Paris, 1890. P. 93–94; 2) Le dit de la bataille l’Igor II Leger L. La litterature russe. Paris, 1899. P. 21–28; 3) Histoire de la litt'crature russe. Paris, 1907. P. 12. {См. также: Дмитриева H. Л. Леже Луи//Энциклопедия. Т. 3. С. 137–138.}] К памятникам XVIII в. относил Слово о полку Игореве и польский ученый Ф. Конечный.[Koneczny F. Dzieje Rosyi. Warszawa, 1917. T. 1. S. 460.]

Видные знатоки древней русской литературы В. М. Истрин, Д. И. Абрамович, Н. К. Никольский специально изучением Слова о полку Игореве не занимались.

Раздел о Слове в «Очерке истории древнерусской литературы» В. М. Истрина не носит самостоятельного характера: он близок к соответствующим главам курса М. Н. Сперанского, к исследованию В. Миллера и др. Основной вывод В. М. Истрина сводился к тому, что «поэтическое творчество автора не народное, но вполне книжное». Слово о полку Игореве — «памятник книжного происхождения». Наибольшее влияние на автора, по его мнению, оказала «История Иудейской войны» Иосифа Флавия. Есть в Слове стилистические совпадения и с произведениями Кирилла Туровского. Новые условия жизни Руси XIII в., а также трудность понимания текста были, по мнению В. М. Истрина, причинами, помешавшими широкому распространению Слова.[Истрин В. М. 1) Очерк истории древнерусской литературы. Пг., 1922. С. 183–198; 2) Лекции по истории древнерусской литературы, читанные в 1908/9 г. Литография.]

Большой интерес для специалистов представляют работы о Слове о полку Игореве М. Н. Сперанского.[Подробнее см.: Бычкова М. E. М. Н. Сперанский в работе над «Словом о полку Игореве» (рукопись).] Их значительная часть остается еще не изданной.[О рукописях М. Н. Сперанского см. в кн.: Сперанский М. Н. Рукописные сборники XVIII в. М., 1963. С. 250–254.] Этого выдающегося исследователя древнерусской литературы в первую очередь занимала история изучения Слова.[Отрывок из большой работы на эту тему опубликован совсем недавно: Сперанский М. Н. Из истории изучения «Слова о полку Игореве» в Московском университете//И ОЛЯ. 1955. Т. 14, вып. 3. С. 288–294.] Подвергнув тщательному анализу так называемые бумаги Малиновского, он показывал их значение для истории первого издания Слова, но не для палеографической критики памятника.[Сперанский М. Н.

Первое издание «Слова о полку Игореве» и бумаги А. Ф. Малиновского// Слово о полку Игореве. М., 1920. С. 1—24.]

Не меньшее внимание он уделял и самому характеру первого издания, его тиражу, описанию сохранившихся экземпляров. В одной из неопубликованных работ он подробно разбирает переводы XVIII в. Слова о полку Игореве и показывает их текстологическое соотношение.

М. Н. Сперанский много сделал для исследования сборника, содержавшего Слово. Так, он вслед за Е. В. Барсовым утверждал, что в его составе был хронограф редакции 1617 г. Его интересовали также списки Девгениева деяния и Сказания об Индийском царстве из Мусин-Пушкинского сборника. В целом же сборник он датировал неопределенно XVI–XVII вв. В монографии о Девгение-вом деяния М. Н. Сперанский сравнивал лексику этого памятника с произведениями, близкими к нему по содержанию, времени и принадлежности к определенному кругу русской письменности. Среди них он рассматривал «Историю Иудейской войны» Иосифа Флавия, Ипатьевскую летопись и Слово о полку Игореве.[Сперанский М. Н. Девгениево деяние//Сб. ОРЯС. Пг., 1922. Т. 99, № 7. С. 59 и след.] В отличие от Вс. Миллера, Сперанский не решался говорить о влиянии Девгениева деяния на Слово. Но установленная им близость между памятниками очень показательна.

Свежими были суждения М. Н. Сперанского о Задонщине. Он считал, что «в XVII в. в Задонщине возникает стремление дополнить отрывками из Слова».[ЦГАЛИ, ф. Сперанского, on. I, ед. хр. 270, л. 6–6 об. См.: Бычкова М. E. М. Н. Сперанский в работе…] Тем самым список XV в. Задонщины (К-Б), по Сперанскому, отражал более первоначальную редакцию этого памятника, не знавшую тех отрывков из Слова, которые попали в XVII в. (списки XVI в. Задонщины Сперанскому еще не были известны).

К сожалению, работа по исследованию самого текста Слова, начатая М. Н. Сперанским, не была завершена и осталась лишь в черновых набросках. Сперанский как бы подошел к решению загадки Слова о полку Игореве. Традиционное представление об этом памятнике, которое он разделял, не дало ему возможности решить эту загадку.

В курсе истории древней русской литературы М. Н. Сперанский Слову о полку Игореве посвящал последний раздел. Он представляет интерес как краткий итоговый очерк истории изучения этого памятника. Сам же М. Н. Сперанский вслед за Н. С. Тихонравовым и другими считал Слово написанным кем-то из современников похода 1185 г., принадлежавшим к кругу княжеской дружины.

Стиль произведения, по его мнению, — «все же книжный, но обильно пропитанный приемами народного поэтического творчества».[Сперанский М. H. 1) История древней русской литературы. М., 1921. С. 362 (1-е изд. М., 1914); 2) История русской литературы. Киевский период. М., 1920. Литография. С. 350–376.]

Несколько раз обращался к темам, связанным со Словом, А. И. Соболевский. Его этюды о Слове носили главным образом этимологический характер. Так, он развивал мысль о связи «канины» с рекой Канин,[Соболевский А. И. 1) На канину//Русский филологический вестник. 1885. Т. 14, № 4. С. 295–296; 2) Заметки о двух местах «Слова о полку Игореве» // Чтения в историческом обществе Нестора летописца. 1888. Кн. 2. Отд. 1. С. 253.] писал о происхождении слов Велес,[Соболевский А. И. 1) Волос и Власий//Русский филологический вестник. 1886. Т. 16. С. 185–187; 2) Материалы и исследования в области славянской филологии и археологии. XV. Заметки о собственных именах//Сб. ОРЯС. СПб., 1910. Т. 88. С. 250–252.] Даждьбог, Хоре, Пирогоща, кощей,[Соболевский А. И. Материалы и исследования… С. 247, 250–252, 256.] босый волк, паперси,[Соболевский А. И. К Слову о полку Игореве//И по РЯС. 1929. Т. 2, кн. 2. С. 174–186.] Тьмутаракань, шельбиры.[Соболевский А. И. Русско-скифские этюды//ИОРЯС. 1923. Т. 26. С. 11, 38–39.] Видя несогласованности в тексте Слова, А. И. Соболевский предлагал произвести перестановку в начале текста[Соболевский А. И. 1) Заметки о двух местах… С. 264; 2) Материалы и заметки по древнерусской литературе. XVIII. К Слову о полку Игореве//ИОРЯС. 1916. Т. 21, кн. 2. С. 210–213.] и считал, что конец к Слову приписан позднее основной части.[Соболевский А. И. К Слову о полку Игореве//И по РЯС. 1929. Т. 2, кн. 1. С. 174–186.]

Как и В. М. Истрин, А. И. Соболевский пытался объяснить, почему Слово дошло до нас только в одном экземпляре. Слово, по его мнению, было предназначено для произнесения вслух, а не для записи. В XV–XVI вв. его содержание было уже неясно, и оно попало в сборник по инерции, когда списывалось все, что попадалось.[Соболевский А. И. Несколько мыслей о древней русской литературе // ИОРЯС. 1903. Т. 7, кн. 2. С. 152–153.] В сборнике со Словом, однако, помещено не «что попало», а сочинения, хорошо известные в древнерусской литературе. Таким образом, А. И. Соболевский видел ряд трудностей в общепринятой трактовке Слова, но убедительного решения их так и не смог предложить.[См. также: Тарланов 3. К. Соболевский Алексей Иванович//Энциклопедия. Т. 5. С. 15, 17]