Слово тролля. Дилогия
Шрифт:
Упоминание имени старого шамана заставило вождя орды отодвинуть мысль об убийстве Яры на долгое потом. Одно дело ослушаться и бросить вызов себе подобному, другое — тому, кто перед ужином запросто общается с духами. Тем более что именно великий шаман прислал к нему тэндха, наказав помогать и слушаться его.
Именно к этому и подводил разговор хитроумный человек. Орк вспомнил, кто кому должен здесь подчиняться и почему.
— Хорошо. — Лесной Камень, как подобает вождю орды, хотел оставить последнее слово за собой. — Как только мы найдем этот караван и я напьюсь вина
— Договорились! — Яра был сама покладистость. — Я дал слово. Ты дал слово. Когда все закончится, каждый пойдет своей дорогой.
В груди Яры все клокотало от ярости и унижения. Еще никто в этой жизни не заставлял его делать то, что претило ему самому. Да еще требовать от него слова.
Орк, важно кивнув, повернулся, собираясь сделать первый шаг из кольца разговора.
— Эй, вождь! — неожиданно окликнул его человек. Орк обернулся.
— Если ты еще раз назовешь меня тэндхом, то я буду называть тебя при всех не иначе как сесболдоу [6] . — У Лесного Камня отвисла челюсть. — Кажется, я правильно произнес это слово?
6
Сесболдоу — букв. — двухнедельный поросенок (орк.); ругань — засранец.
Если бы я вовремя не увернулся, то лавка, которую я смастерил своими руками неделю назад, та самая, что еще пахла березой и отдавила на прощание ногу Дожу — Дырявому Мешку, угодила бы мне прямо в лоб!
А так ее обломки обсыпали мне плечи, крохотными деревяшечками закатились за шиворот, намекнув, что разговор принимает не только нервный, но где-то и неприятный оборот.
— ЛУККА!!! — Голосок мамули, камнепадом ударившись о стены моего дома, заставил задрожать потолок. Сверху посыпались штукатурка, паутина и еще какая-то живая дрянь, мгновенно рассосавшаяся по полу вслед за исчезнувшим за порогом кошаком.
— Лукка! — До мамочки дошло, что если говорить со мной потише, то это обойдется намного дешевле, чем ремонт дома и наши похороны. — Не смей уподобляться таракану и ползать по земле, притворяясь, что от рождения не понимаешь, кто, о чем и зачем с тобой сейчас говорит!!!
Я быстренько переметнулся под стол, заметив в руках мамули дубинку, позабытую здесь Большим Озом месяц назад и приспособленную мною под молоток при постройке ныне уже покойной скамейки.
— Мама, — засунул голову в высаженное окно братец Дуди, — Лукка уже согласился?
— Еще нет, маленький, потерпи немного! — Я так и не понял, по чему пришелся первый удар озовской дубинкой — по столешнице или все же по моей бестолковой голове.
— Ну, тогда я еще немного погуляю, ладушки? — разочарованно попросил братик и скрылся.
— Ма, — высунул я руку из-под осыпающегося стола, — попроси, пожалуйста, Дуди не выходить со двора: у меня осталось очень мало соседей, а те, кто еще жив, крайне трусливы и постоянно болеют пугливостью.
— Не трусь! Не в пример
— Вот этого я и боюсь! — Вжав голову в плечи, я выскочил из-под укрытия с целью попасть на лестницу второго этажа.
И только я оказался на расстоянии вытянутой руки от мамы, как в моей спине вспыхнул ни с чем не сравнимый жаркий огонь. Точнее, как раз там, где… ну… Ну, именно там, короче!
Меня подбросило в воздух и швырнуло как раз в проем двери, за которым и начиналась заветная лестница. Стоит ли говорить, что наверх меня вознесло, как невинную душу на небо. Оказавшись в комнате, я живенько запер ее, подперев шкафом. Правда, не столько ради пользы дела, сколько ради осознания того, что я сделал все возможное, чтобы хоть ненамного приостановить этот ураган, налетевший на Уилтаван из Вечной Долины.
Открыв окно, я, не раздумывая, спрыгнул во двор. В комнате раздался грохот падающего шкафа и чего-то еще. Скромный, красного кирпича, с балкончиком, двухэтажный особняк затрясся с ног до головы, осыпаясь с крыши черепицей.
— Лукка, ну почему ты не хочешь поговорить с мамой? — После недоуменного вопроса меня подняли за ремень с земли.
— Дуди, — безуспешно старался я вывернуться из лапищ братца, вертясь в воздухе, как паук на нитке, — для того, чтобы нормально говорить с мамой, нужно, чтобы она была в нормальном настроении и на нормальном же расстояний. От меня, конечно!
— Доброе утро, сосед! — окликнул меня из-за каменного забора Теш-Берг. Единственный во всей округе человек, который за полтора года моего проживания в столице Бревтона так и не захотел менять место жительства. Я называл его дядя или дядюшка Берг. Не знаю почему, но ему нравилось, когда я называл его именно так. Особенно в каком-нибудь кабачке, где нас почти не знали. Бывало, дядя Берг хлопнет (если, конечно, достанет!) меня по плечу: «Как дела, Лукка-Висельник?!!», а я ему: «Отлично, дядюшка Берг!», и перед стариком моментально появлялась выпивка «за счет заведения».
— Доброе утро, дядя Берг! — попытался я развернуться в сторону соседа, — вы уже завтракали?
— Да, дружок, спасибо за заботу. — Теш-Берг, сложив руки поверх заборчика, с нескрываемым любопытством рассматривал происходящее.
— Я вижу, у тебя гости, сынок? — Дед почти ко всем подряд пытался навязаться в родственники, называя их не иначе как «сынки» и «дочки». Помню, однажды он назвал так Дожа, после чего гном чуть не протянул копыта от смеха.
— Да, дядя Берг, мама с младшим братиком приехали.
— О, это есть хорошо, — щербато улыбнулся сосед. — Мама, как я слышу, наводит порядок в доме? Генеральная уборка, да?
— Скорее, перестройка, — пискнул я, продолжая пытаться вырваться на свободу.
— А где братик? — еще шире улыбнулся Теш-Берг. — Где этот милый карапуз?
— Ну, если он сейчас поставит меня на место, то я с удовольствием вас познакомлю. Слышь, ты, башня сторожевая, поставь меня на землю, я вас познакомить хочу. — Видя замешательство Дуди, я ударил его по больному: — А то киска с тобой играть не будет, — и дедушка сладенького не даст!