Слово тролля. Дилогия

Плахотин Александр Александрович

После третьего окунания парень открыл глаза, а после пятого уже стал издавать более членораздельные звуки, чем пошлое бульканье. В последний раз я держал его под водой до тех пор, пока он не начал колошматить меня по рукам, стремясь выбраться на свежий воздух.

— Как тебя зовут-то, еще помнишь? — За год с лишком проживания в этих краях фраза произносилась далеко не в первый раз.

— Михаэль… вроде… — отвечает тот, вытряхивая воду из ушей. — А ты кто?

— Лукка, — просто говорю я, разглядывая вчерашнего компаньона. — Что было вчера, помнишь?

—

С трудом, — напрягает лоб Михаэль, в то же время стараясь вылезти из бочки. После очередной безуспешной попытки он с мольбой обращается ко мне: — Помог бы, что ли? Все равно без дела стоишь.

Я хватаю его за шиворот, а затем рывком вытаскиваю на землю. Как и все предыдущие, кто имел счастье и честь побывать в этом водоеме, он мокр, жалок и, как это ни странно, мучим жаждой. Кое-как он ковыляет до ближайшего места приземления и садится на здоровенный кусок бревна, который я решил в ближайшем будущем пустить на дрова. Ухватившись за голову, долго рассматривает кусочек птичьего помета на земле. Это продолжается до тех пор, пока я не всовываю ему в руки кружку пива, заботливо подброшенную дядюшкой Бергом.

Пока он утоляет жажду, я присаживаюсь рядом, посматривая на рваные облака, отарой бредущие по небу.

— Ожил? — спрашиваю его, когда он перестает стучать зубами о край кружки.

— Вроде… — Михаэль уже вполне осмысленным взглядом рассматривает мир, в том числе и меня. — Ты вроде Лукка-Висельник, тролль, ведь так?

— Ну… — забираю у него опустевшую кружку и наливаю себе пивка из дядюшкиного кувшина.

— Здорово! Никогда не думал, что словлю случай посидеть с тобой за одним столом, — радостно улыбается он. — Будет что детям и внукам рассказать.

— Что рассказывать-то, помнишь?

— А! — от души махнул он рукой. — Придумаю!

Мы молчим, рассматривая друг друга. У парня большие глаза, которые бегают по всей моей фигуре, вроде как желая запомнить увиденное на всю оставшуюся жизнь. Я уже привык к подобному, но все равно мне не по себе. Да, я умудрился прославиться на весь Бревтон, мне подарили двухэтажный особнячок и право пить на халяву, пока не упаду, и все такое. Меня узнают на улицах. Правда, сразу же переходят на другую сторону, за редким исключением пожимают руку, приглашают выпить. А один раз даже спросили моего мнения и совета. Как сейчас помню, дело касалось «повышения налогов за проживание и на производство малой и средней торговли».

Так или иначе, но скоро мне надоело, что Михаэль пытается высверлить во мне дырки своими глазищами. Да еще и молча.

— Чем занимаешься? — начал я светейский разговор. — Сам-то здешний или в гостях?

— Кто? Я? — очнулся тот. — Не, я из глубинки. Есть такая деревенька Репьевый Куст. Слышал, мож? Это на севере отсюда.

— Репьевый Куст? Конечно, знаю! Я был там год с лишним назад. Там же Замок Лео!

— Какой замок? — недоуменно вытаращился Михаэль.

— Ну, башня на холме, где волшебник жил. Правда, он сейчас там больше не живет, переехал в другое место.

— А… —

вспоминая, протягивает малый, — да-да, точно! Зловещее такое место. Мы его стороной обходим.

— Еще бы не зловещее! — ухмыльнулся я во весь рот. — Если бы я тогда знал, куда меня занесет судьба, то сначала бы раз пять подумал, прежде чем заезжать туда. Кстати, — хлопнул я себя по коленке, — а как там госпожа Грета? Жива ли, здорова?

— А что ей будет? Все нормально, жива, здорова, детишек растит да за хозяйством глядит.

— Это хорошо… — я мысленно ударился в воспоминания, — были дела.

— А сам-то как, — спрашивает Михаэль, — один живешь или с семьей?

— Вообще-то один. Хотя уже нет — вчера матушка с братом приехали. Друзья редко заходят. У всех дела, заботы… — Как-то нехорошо засвербело у меня в груди. С чего бы?

— Слушай, а правда, что у тебя эльфы в друзьях ходят? Посмотреть бы на них… Какие они?

— Как какие? Обычные… — В груди свербело все больше и больше. Может, просто недопохмелился?.. — Паря, — встал я с бревна, — давай-ка заходи сегодня вечером, может, сходим куда, посидим, поболтаем. А то мне сейчас некогда, прибраться надо и все такое. Сам понимаешь — родственники приехали.

— Да-да! Извини, друг, до скорого!

Я взял плетеную корзину для мусора и пошел в дом, хотя мне казалось, что легче добыть себе новый, чем убрать этот. Благо пустующих домишек кругом было — пруд пруди. Убирая штукатурку и обломки мебели, терзался ощущением, что меня выставили дураком… причем полным…

Когда я выносил на улицу шестую корзину кряду, меня вдруг осенило! А откуда у госпожи Греты детишки, если она вдова, а в том захолустье каждый свободный мужичок на счету? И еще… Откуда я раньше знал этого малого?!!

Вместе с вечерним зноем вернулась мамуля. Позади нее с многочисленными узлами, корзинками и свертками в руках и за пазухой топтался Дуди.

— Нет, Лукка, мне определенно здесь нравится! Какой добродушный и доброжелательный народ! Ты представляешь, почти все продавцы на рынке и в торговых лавках, когда узнавали, к кому я приехала и где поселилась, отдавали выбранное мной вдвое дешевле, а то и совсем бесплатно!

— Что ты говоришь, мамуля! — искренне восхитился я. — А эти добродушные люди тебе ничего еще такого не говорили? Случайно…

— Ты имеешь в виду что-то вроде «передать тебе привет»? О, Лукка, сынуля! Ну кому ты нужен в этом чужом городе? В этом каменном лесу, где каждый думает только о себе, чрезмерности налогов и набивании собственного брюха посредством жратвы и пива! Нет, там что-то было вроде того, чтобы я передала тебе «поклон и искренние пожелания», но, поверь мне, повидавшей мир, это были слова подхалимства и заискивания перед твоими габаритами и древностью родословной. Нет, то ли дело у нас, в Долине! Все тебе рады, все провожают тебя добрым словом и пожеланием заходить снова на кружечку-вторую. А какие у нас девушки! Стройные, сильные, стильные. Все как на подбор! Взять хотя бы Анну-Складушку.