Слово воина
Шрифт:
— Поехали, — кивнул Середин, старательно вспоминая прочитанные в какой-то из книг правила управления лошадьми: вперед — ткнуть пятками в бока; остановиться — натянуть поводья; поворот — повернуть голову лошади в нужном направлении с помощью поводьев и отпускать их по мере совершения поворота. После скачки — не поить, на отдыхе — отпускать подпруги.
Однако в этот момент случилось то, что заставило ведуна мгновенно забыть про все теоретические познания и предоставить рукам и ногам управляться с новым средством передвижения на уровне интуиции: купец повернул коня, и Олег увидел, что у седла толстяка, покатываясь по выступающему вниз потнику, болтается большая клетка с сидящим
— Вот это ква, — изумленно пробормотал Середин. — Я вижу, ты времени зря не терял, Глеб Микитич. Откуда такие познания? Чего ласку не взял?
— Ласки у меня в доме нет, — покосился на ведуна купец. — А петуха просто в курятнике взял.
— Кто же тебе сказал, Глеб Микитич, что василиски петушиного крика боятся? — продолжал расспрашивать Олег. — Вчерась ты этого, как я помню, не знал?
— Мыслишь, ты один такой умный в новгородских землях? — хмыкнул толстяк. — Али боишься, мы с петухом хлеб твой отберем?
— Ну, положим, не так сладок мой хлеб, чтобы я за каждую кроху цеплялся, — улыбнулся Середин. — Однако конкурентов нужно знать в лицо. Откуда секреты василисковы утекли?
— Вещий Аскорун за полгривны кун вечор много чего про тварей сиих порассказал… — признался наконец купец.
— Опять он! — не удержался Середин. — Ну, просто в каждой бочке затычка. Надо будет познакомиться с ним поближе при случае…
— Не стыдно тебе слова такие охульные про волхва нашего говорить! — неожиданно вспылил толстяк, придерживая своего чалого скакуна. — Он служитель богов достойный, за жизнь долгую ни разу себя не опозорил, предсказания его завсегда сбываются. А ты кто таков?!
— Я, — пожал плечами Середин. — Я — всего лишь нищий бродяга с некоторыми навыками владения клинком и заклинанием. Может, раз уж ты теперь человек ученый, без моей помощи обойдешься? Я не гордый, могу хоть сейчас своей дорогой пойти.
— Куда? И откуда? Откуда ты взялся, ведун в странных одеждах? Кто твои мать, отец, в каких землях ты родился?
— Какая тебе разница, купец? Ты мне за родословную платишь или за клинок и голову? Я, что, щенок коккер-спаниеля — предками хвалиться? Коли передумал, так и скажи, плакать не стану. У тебя своя дорога, у меня своя. — Олег с такой силой натянул поводья, что гнедой, жалобно всхлипнув, встал на дыбы, и Середину пришлось, забыв о споре, мертвой хваткой вцепиться в луку седла, чтобы не вылететь в грязь.
— Ты при людях клятву дал, ведун, до торга белоозерского меня с товаром довести, — напомнил толстяк.
— К чему тебе моя клятва, коли тебе вещий Аскорун про василисков вчера все рассказать успел?
— Волхв Аскорун сказывал, что василиск, рождаемый черным петухом, жабой и навозом, боится токмо окрика родительского, петушиного, — покачал головой купец. — И токмо ласка быстрая, с зубами вострыми охотиться на него способна. Но страшен он настолько, что взглядом своим может заставить окаменеть любого приблизившегося человека. А яд в нем так силен, что способен просочиться сквозь оружие и руку поразившего его воина и отравить несчастного насмерть!
— Это все тебе волхв рассказал? — уже в который раз за последние полчаса донельзя изумился Середин.
Легенды про взгляд и яд василиска он слышал не один раз и отлично знал, откуда они пришли — из воспоминаний Плиния Старшего, столкнувшегося с этой тварью в Ливийской пустыне. В короткой схватке римляне потеряли нескольких воинов, один из которых, разрубив василиска мечом, затем тут же отсек себе руку, чтобы яд не успел просочиться через нее в тело. Получается, здешние волхвы знакомы с латинскими источниками?
Хотя, с другой стороны, учитывая географию новгородских
— Так что, — вырвал Олега из глубины размышлений купец, — намерен ты сдержать свою клятву или же, как лживый немец, [1] сбежишь от опасных обещаний?
— Ну, вот еще, — хмыкнул ведун. — Подумаешь, василиск! Я этих тварей перебил столько, что и считать забыл…
Уточнять, что все предыдущие схватки были учебными, с Вороном, Середин, разумеется не стал.
— И не боишься? — Купец повернул коня на дорогу, ткнул пятками бока. — Я ведь, коли встретим тварь эту страшную, тебя вперед пущу. Тебе за то и золото обещано.
1
Автор считает необходимым отметить, что понятие «немец» не имело расового признака и относилось вообще к людям, не знавшим русского языка. Немец — значит «немой», не способный говорить.
— Помилуй, батюшка Глеб Микитич! — На этот раз конягу осадил один из воинов, голубоглазый, с выбивающимися из-под шапки рыжими волосами. — Помилуй, куда же ты нас на смерть верную против этакого чудища ведешь?
— Не будет никакой погибели, — зыркнул глазами в сторону Середина купец. — Сказывал вчера Аскорун, спасет меня от василиска нежить без роду и племени да небо русское. Сами, небось, слышали: роду-племени у ведуна нашего нет. А небо завсегда над нами. Поехали!
Маленький отряд из четырех всадников наконец-то двинулся в путь. По широкой утоптанной дороге обогнул жмущиеся к городским стенам палисады, более далекие предместья, состоящие из небольших избушек, зачастую даже без печей, и маленьких, небрежно огороженных дворов. Похоже, здесь горожане занимались только теми работами, что невозможны в городе: огнеопасным кузнечным или вонючим кожевенным промыслом, огородики держали, изредка — скотину, предпочитая все ценное укрывать за высокими стенами, да и ночевать там. Тянулись эти постройки километра полтора, после чего резко оборвались, сменившись удивительно опрятными березовыми да дубовыми рощицами, высокими осинниками и темными ельниками. Середин заподозрил, что в каждом таком живом укрытии наверняка находится по капищу, но вслух ничего не сказал — какая разница? Хотя, конечно, с оборонительной точки зрения мощные бастионы ощетинившихся пушками монастырей, что вырастут на их месте лет этак через триста-пятьсот, смотреться тут будут куда внушительнее.
Лошади шли размеренным шагом, что не очень сильно усложняло жизнь ведуна. Так, пинался легонько гнедой седлом в задницу, и не более того. Скинуть не пытался, на дыбы не вставал, в стороны с дороги не шарахался. В общем — не путешествие получалось, а сплошное удовольствие.
Дорога отвернула от Волхова и, сузившись почти втрое, погрузилась в тень густого соснового бора. Песок мягко шуршал, вылетая из-под копыт, над головой заливисто пели птицы, по небу лениво ползли рыхлые кучевые облака.