Слой 1
Шрифт:
На оговоренном углу маячили три знакомые фигуры: Лузгин, Валерка Северцев и лузгинский кореш с телевидения, оператор Комиссаров, второй год сидевший дома без работы и живший неизвестно на что.
На последней переаттестации захватившие на студии власть телебабы срезали ему категорию — за пьянку, естественно, — и Комиссаров в знак протеста подал заявление об уходе, думал — не подпишут, а ему подписали; думал — прибегут еще, а никто не бежал второй год, и Комиссаров откровенно бичевал: превратил свою однокомнатную, доставшуюся ему после развода квартиру на Минской в «хазу», где двери были открыты круглосуточно, ел и пил то,
— Грузись, мужики, — сказал Кротов.
На верхнеборской дороге он занервничал: позабыл свёрток к кладбищу, не бывал здесь лет десять, с похорон Сашкиной матери. Всё вокруг обросло дачами, коттеджами, плохо узнавалось, а спрашивать старика Дмитриева почему-то было неловко, хотя почему? Хорошо, что молчавший всю дорогу старик сам сказал в нужное время: «Здесь налево, за столбом».
Дачные ограждения как-то сразу нашли продолжение в кладбищенском заборе. Три тетки в телогрейках раскладывали на ящиках у входа венки, хвойные гирлянды, охапки бумажных цветов. У дверей конторы топтался служилого вида мужик, стучал в дверь, заглядывал в грязные окна.
— Инструмент взяли? — спросил старик Дмитриев. — Тогда пошли.
Забрав лопаты и прочее, они потянулись гуськом в глубь старого кладбища. Кротов крутил головой, искал глазами смотрителя или копалей и не находил никого. Старик шел небыстро, но уверенно. Топавший вторым Лузгин кутался в большую, не по размеру, старую куртку, вполголоса говорил о чем-то с Комиссаровым. Валерка Северцев нес лопаты охапкой, и Кротов пожалел его хорошие ботинки и кожаную куртку: видно было, что Валерку сорвали с работы, не успел переодеться — а теперь обязательно уделается глиной. Кротов снова заозирался, бросил внимательный взгляд на оставшийся у конторы «джип»: разбомбят его бичи — не кладбищенские, так дачные!
Низкая черная ограда тонула в снегу, прослеживалась пунктиром. Слева от запорошенного дешевого памятника было чистое пространство. Старик Дмитриев снял шапку, постоял недолго, глядя на памятник с выцветшим снимком под стеклом, вернул шапку на место и сказал:
— Вот здесь копайте. Для себя оставлял. Вот уж не думал, что сын будет здесь лежать.
— Надо бы найти кого, разрешения спросить… — начал Кротов, но старик сказал, не поворачиваясь:
— Копайте. Это мое место.
— А вы-то как? — спросил Кротов.
— Я себе место еще найду, — сказал старик.
— Ох, извините, я не о том, — смутился Кротов. — Может, вас в город отвезти? Вы не волнуйтесь, мы как-нибудь сами справимся. Там же прощание с двенадцати в… этом, в ритуальном зале.
— Туда-сюда мотаться — не успеете. Я тут останусь. Пособлю, если что.
— Вам же нельзя…
— Знаю, что нельзя, — сказал старик Дмитриев.
— Тогда я позвоню, что вы остаётесь.
— Не надо звонить. Я им сказал, что здесь буду.
Все места вокруг ограды были заняты могилами, даже снег было некуда сбрасывать, и Кротов еще раз мысленно послал подальше привередливого старика и вспомнил аккуратную готовую яму на Червишевском. «Какая разница,
— Пойду машину подгоню поближе.
Когда Кротов заводил «джип» между воротными столбами, из-за конторы выскочил серый мужичок, замахал руками перед капотом. Кротов притормозил, опустил боковое стекло.
— Ты куда это, мужик? — заорал серый. — Давай, заворачивай! Крутой, что ли? Вот, бля, разъездились тут.
В другой ситуации Кротов врубил бы спрятанную под капотом милицейскую сирену и серого ветром бы сдуло.
Он знал этот контингент, наглый до первого встречного рыка, но они действительно влезли на кладбище нахалом и не в срок, а потому Кротов вышел из машины, как равного, обнял мужика за плечи. Тот дернулся, сука дешёвая, опять заорал, но Кротов вынул толстый бумажник и снова обнял серого, потащил за собой к конторе, шепча ему на ухо приятные слова: мол, пролетаем, начальник; уважь — не забудем…
Мужичок взял деньги (Кротов бросил ему пачку на стол: «Хватит?»), начиркал шариковой ручкой бумажку, дал расписаться.
— Лады, — сказал серый. — Разрешаю. Заступ дать? Он у меня один. Свой, фирменный.
Кротов сунул мужику еще сотенную и спросил:
— А сам не поможешь?
— У меня две своих до обеда. Успею — помогу.
— Заплатим еще, начальник!
— Так, бля, плати — не плати, а больше, чем можешь, не выроешь! — весело сказал мужичок. — Напарник появится — к вам пошлю. И лопат добавлю.
Кротов подогнал «джип» как можно ближе, натянул комбинезон, надел обрезанные валенки прямо поверх ботинок и вылез из машины с тяжелым заступом в руках. Комиссаров уже отмахивал в сторону снег совковой лопатой. Северцев долбил штыковой землю в расчищенном изголовье будущей могилы. Лузгин курил в пригоршню, поглядывая на стоящего столбом старика Дмитриева.
— Анатолий Степанович, вы бы шли в машину, замерзнете, — посоветовал Кротов.
Старик не ответил, молча смотрел куда-то сквозь деревья.
По расчищенной земле Кротов прошелся заступом, обозначая края, и они принялись долбить и ковырять грунт по очереди. Первый штык сняли довольно быстро, но потом пошли корневища, их рубили топором, и Кротов молил Бога, чтобы не попался «орешник» — нашпигованная галькой слоеная глина, которую без сноровки не взять ни ломом, ни заступом. Кротов сам копал последнюю могилу лет пять назад, потом за него уже копали деньги, но помнил хорошо, как они с Лузгиным бились над «орешником»: лом и кирка отскакивали, выколупывая по камешку. Они испсиховались и измучились, пока не пришел работавший по соседству копаль и не показал, как надо: пробить в слое «орешника» лунку и потом скалывать от краев большими кусками. И всё равно, пока они вдвоем с Вовкой «добили» могилу, копаль в одиночку уже вырубил рядом новую, пил их водку и издевался над гнилой интеллигенцией.
…Работали по двое: один скалывал, другой подбирал сколотое. Кротов пахал в паре с Комиссаровым и был этим доволен — свой ряд они проходили быстрее, чем Лузгин с Северцевым, и в основном благодаря Комиссарову. Тот в безработице исхудал, но не ослаб, а погрузневший спортсмен Кротов обливался потом и все время ронял наземь шапку с мокрой головы, а снять боялся — простынет.
Когда заканчивали первый метр, вылезший из могилы на бруствер Лузгин спросил:
— Выпить ни у кого нет? Организму допинг требуется.