Слой-2
Шрифт:
Воспоминание было столь приятным, что Слесаренко не удержался и начал рассказывать эту историю Ефремову. Лифт доехал и раскрылся, а история ещё не кончилась, и вот так, на хвосте этой байки, похохатывая и изумляясь, Ефремов и вошел вслед за хозяином в слесаренковский номер. Поистине, язык мой – враг мой.
– Из администрации звонили, что приедут за вами в два пятнадцать, как договаривались, – сказал Ефремов, оглядывая комнату.
– Кому, вам звонили? – осторожно спросил Виктор Александрович.
– Нет, звонили дежурной, я был в холле, она ко мне и обратилась – видела же, что вместе приехали.
«Ну все, теперь не отклеится», – с раздражением подумал Слесаренко, и Ефремов спросил:
– Захватите
– Конечно, о чем вопрос, – сказал Виктор Александрович и прошел в ванную комнату. Поглядел в зеркале, не запачкался ли от полудневной носки воротник рубашки, и решил, что сойдет, свежую наденет вечером.
– Вы отсюда куда, Виктор Саныч? – крикнул из комнаты Ефремов.
– В каком смысле? – громко ответил Слесаренко. Звук срезонировал от близких стен и ударил в уши.
– Обратно в Тюмень или дальше по Северу?
– Обратно.
– Жаль! Я думал, у вас выборный вояж, могли бы вместе, все веселее!..
– Ещё бы! – сказал Виктор Александрович с непроизвольно двусмысленной интонацией.
Ефремов замолк, но нельзя же было вечно торчать в ванной. «Не почистить ли зубы сызнова?». Слесаренко махнул на зеркало рукой и вернулся в комнату, где спасительно затрещал телефон.
По приезде в мэрию Ефремов отстал и затерялся в коридорах. Всё тот же референт сдал Виктора Александровича встречной улыбчивой женщине в сером деловом костюме, та провела его в приемную, а затем в комнату для совещаний – бывший зал бюро горкома, хорошо знакомый Слесаренко в отличие от ожидавших его там людей. Ему улыбались радушно и вежливо (больше вежливо, чем радушно), казенно любопытствовали о здоровье и службе, при каждом удобном случае слегка подергивали за слесаренковские сургутские корни: держат ещё, не ослабли? Виктор Александрович, и загодя знавший всю ритуальную условность своей миссии, легко вошел в предложенную тональность разговора. Он удовлетворенно кивал, когда ему говорили, что Леонида Юлиановича здесь помнят и любят и нет никаких сомнений в его предстоящей победе, ибо где же ещё, если не в родном его городе, а потому не следует, наверное, излишне форсировать предвыборную агитацию – можно добиться обратного эффекта, пережим всегда вреден, а пока все идет как надо: с помещениями, с доверенными лицами, транспортом и связью нет проблем, да и откуда могли бы возникнуть проблемы, коли выборные дела мужа в Сургуте взяла в свои руки жена губернатора, уважаемая Галина Андреевна: ее здесь тоже помнят и уважают – великих организационных способностей женщина, коня на скаку и так далее. Почти полтора часа подряд, под минералку и кофе, а потом с легким ужасом: господи, обед же стынет, как можно мучить гостя голодом, там и продолжим к обоюдному удовольствию. Прошу сюда, а теперь сюда. Ах, помните, как мило, ну конечно же, наш человек, ведь это он сам строил, подумать только, как время летит. Коньяк или водочки, ну конечно, позвольте мне на правах хозяина приветствовать нашего гостя на его родной земле, аплодисменты, можно подавать. Не самое удачное время, трудно собрать людей, но вы не волнуйтесь, всё под контролем, когда намерены отбыть, зачем так рано, выспитесь и отдохнете. Как поживает Вера Леонтьевна, мы же вместе, жаль, что не помните. «Русская пирамида» – прекрасный клуб, как скажете, с удовольствием и всегда, были очень рады, вот телефон, пожалуйста.
Виктор Александрович позвонил Кулагину в машину.
Ответил чужой голос, он даже растерялся, потом понял – это шофер. Колюнчик говорил, что в прицеле вечерней попойки высвистит штатного водилу-телохранителя.
У дверей «греческого» обеденного зала знакомый уже референт придержал Слесаренко за локоть, протянул пластиковую папочку.
– Александр Леонидович перед отъездом просили вам передать.
Слесаренко глянул на бумагу сквозь прозрачную
– Спасибо, – сказал Слесаренко. – Передайте Александру Леонидовичу мою признательность и благодарность.
На улице начинало моросить. Толстозадая машина Кулагина стояла у крыльца, хозяин в кожаном пальто и шляпе сидел на пассажирском сиденье, курил в полуоткрытое окно. Со стороны водителя вышел крупный мужчина средних лет в такой же куртке с подстежкой, как у Слесаренко, обошел машину с носа и открыл правую заднюю дверцу. Виктор Александрович нырнул в салон.
– Наговорились? – спросил Кулагин вполоборота.
– Да уж, – ответил Слесаренко голосом Кисы Воробьянинова.
– Ко мне домой, – дал указание водителю Колюнчик, и Виктор Александрович сразу унюхал исходящий от Кулагина густой и резкий запах коньяка. – В «Пирамиду» приглашали?
– Было дело.
– Отказался? Зря-а... Попозже завалимся, покажу тебе местный бомонд. Я вообще-то полагал, на вечер они тебя сами закрутят до упора. Честно говоря, не думал даже, что ты позвонишь. Но рад, Витюша, искренне рад... Ну-ка, Саша, газани!
Неожиданная сила вдруг вдавила Слесаренко в мягкую спинку сиденья, затылок приклеило к подголовнику, и вот так, с полу-откинутой назад головой, он смотрел расфокусированным взором, как мельтешил и убыстрялся пейзаж за стеклами.
– Хорош, – засмеялся Колюнчик, и Виктора Александровича отпустило. – Как тебе машина, а? Зверь, а не машина. А ну стой, тормози!
Теперь Виктора Александровича вышвырнуло вперед, носом и лбом в переднее сиденье.
– Какого черта? – спросил он. – Что за фокусы, Коля?
Машина встала. Водитель сидел молча, глядя вперед сквозь ветровое огромное стекло, редко шлепали «дворники», стирая мелкий дождь.
– Зря я тебя выдернул, – сказал Кулагин. – Доберешься отсюда?
Водитель посмотрел по сторонам и кивнул.
– Тогда давай, мы сами справимся. Завтра свободен, вечером позвоню. Бывай!
Водитель ещё раз кивнул, надел шапку и вышел под дождь из машины.
– Садись, поехали, – сказал Колюнчик, и Виктор Александрович догадался, что предлагает ему Кулагин.
– Да ну тебя, Коля. Зачем всё это? Я же выпивши. Цирк какой-то...
– Давай, не мнись. Прокатишься, машину оценишь. У, зверюга! – Он хлопнул ладонью по рулю. – Я вообще пьяный, мне совсем нельзя, так что давай, начальник, погнали!
– Кончай выпендриваться, Коля, – сказал Слесаренко. – Бери руль и поехали!
Колюнчик как-то рывком развернулся на сиденье, весело глянул на Слесаренко.
– Ты можешь сделать другу приятное? Ну сядь, ну прокатись, тут же совсем рядом, я покажу, а?
– Да черт с тобой! – сказал Виктор Александрович и стал искать ручку на двери.
Он тронулся с места и даже не заглох. Коробка-автомат, две педали вместо привычных трех, очень легкий в поворотах руль, хороший обзор, и все равно Слесаренко взмок и изнервничался, пока под лоцманство Колюнчика не доехал до бывшего собственного дома. Он затормозил на дорожке напротив подъезда, Колюнчик левой рукой перехлопнул рычаг скоростей на «нейтралку», что-то дернул, – похоже, стояночный тормоз, – и радостно сказал: