Слой-2
Шрифт:
– Информация – не моя сфера, – возразил Кротов.
– Так передайте это Лузгину. Да, почему его нет на работе?
– Он вчера звонил. Сказал, что заканчивает обзор, принесет часам к шести или завтра с утра.
– Лучше завтра. Вечер у нас с вами будет занят. И не пора ли нам заслушать отчет господина Лузгина по финансовой стороне его дела? Не слишком ли много свободы и денег мы ему предоставили?
По всему было видно, что Юрий Дмитриевич недоволен, и Кротов решил защитить друга, пусть и ругал его мысленно в этот момент.
– Есть план, его мы с вами утвердили. Лузгин работает строго по плану, я контролирую.
– План, план... – с раздражением произнес Юрий Дмитриевич. – Где инициатива, где изобретательность?
«Своих-то лоботрясов кормишь вообще ни за что, сволочь», – подумал Кротов и вслух сказал:
– Я передам.
– Он передаст, – сказал Луньков. – И папа его передаст, и брат передаст...
– Я уже слышал этот анекдот, – сказал Кротов. – От такого же передаста.
– Вот и хорошо, – согласился депутат. – Где-то здесь есть приемная Райкова. Не подскажете?
– Я провожу, – сказал Юра. Когда депутат исчез за дверью, бородатый обернулся и сказал:
– Будешь вякать не по делу – уволю.
– Не уволишь. Уже не уволишь.
– Тогда убью, – сказал Юрий Дмитриевич, подождал немного и все-таки улыбнулся. – Никуда не исчезай.
«А ведь убьет – и глазом не моргнет», – признался себе Кротов, но в этом признании не было ни страха, ни обиды – лишь осознанное уважение к человеку, который всегда и везде идет до конца. Осталось ответить на один-единственный вопрос: куда идет бородатый московский «эксперт» Юра. Или еще скромнее: откуда он пришел. И зачем.
Вторгаясь под юриным патронажем все глубже и глубже в сферы нефтяного бизнеса, Кротов чувствовал и азарт, и опасность. Он отдавал себе отчет, что совершенно не является в этом бизнесе самостоятельной фигурой, что каждый его шаг контролируется и направляется, и в то же время с каждым новым днем, с каждым новым контактом, каждой новой подписанной им бумагой он врастал в систему, становился ее элементом, всё более полезным и в отдельных мелочах – да, мелочах, ну и пусть! – уже незаменимым. Потому он сознавал за собой право сказать Юрию Дмитриевичу: «Уже не уволишь». Выведение Кротова из оборота стоило бы юриному фонду существенных потерь, а Юрий Дмитриевич не любил терять деньги – он любил их делать, но, что было удивительно и непонятно Кротову: сами деньги Юра не ставил ни во что. Однажды он сказал банкиру такую фразу: «У нас абсолютно отсутствует культура богатства». Кротов долго обдумывал сказанное, фраза запала в душу. Вспомнилась позавчерашняя сцена в корейском ресторанчике, тупое и бессмысленное хамство разжиревших мелких сволочей. Да, он не был вхож в элиту «новых русских», видел их только по телевизору и мог лишь предполагать, что на самом верху всё не так, и есть там, есть эта самая «культура». Ему нравился Боровой, нравился Федоров, но ужасал Брынцалов и настораживал Березовский. Он уважал за деловые качества директора своего головного банка Филимонова, но считал его бездушным грабителем, эдакой деньго-выжималкой, а Филимонов был в Москве не последний человек, хоть и не мелькал в теле-ящиках. Он бывал у Филимонова в гостях, всё увидел и оценил, но больше гостить у него не хотелось.
Очевидно, он, Кротов, был неправильный банкир.
Самое главное: во всём, что говорили и делали эти люди, был какой-то второй, скрытый смысл.
И еще: о культуре богатства. Как можно обрести ее, не будучи богатым?
«Всё, хорош, заработался», – сказал себе Кротов.
Понедельник выдался тяжелым, как и всякий другой понедельник. Рисовалась иногда такая Кротову картина: всё это множество разных людей сидит в выходные и думает, как создать друг другу максимальное количество проблем, и спозаранку в понедельник с остервенением бросается претворять в жизнь свои гадкие планы.
Он проснулся в семь
В доброй половине нужных фирм и контор шли извечные понедельничные планерки, и Кротов прорывался до начальства, льстя и угрожая секретаршам. К началу одиннадцатого он понял, что утопает, и позвонил Тимофееву.
Потом из Дома Советов он поехал на «точку» и до обеда просидел с бухгалтером, сбивая месячный отчет за октябрь и сочиняя хитрые бумаги для Лунькова. В два часа он вернулся в Дом Советов и заскочил пообедать в местную столовую, успев перехватить там за столом знакомого мужика из комитета по ценным бумагам и обсудить с ним вопрос погашения векселей. В два тридцать он уже беседовал в своем кабинете с директором местного престижного колледжа: директор просил у фонда полмиллиарда спонсорских, оперируя высокими фамилиями. Кротов посоветовал поставить на письме-прошении хотя бы одну из перечисленных фамилий – в качестве визы, и директор ушел, намекая на большие неприятности. В три позвонил Тимофеев и сказал, что делать и с кем. Кротов вздохнул с облегчением и за сорок минут телефонной ругани и торгов действительно растолкал все цистерны, которые уже стучали колесами на входных стрелках станции Войновка. Он положил нагревшуюся трубку и тут же снял её: звонил обладатель высокой фамилии, выражал неудовольствие. Кротов прикинулся «шестеркой» и всё свалил на Юрия Дмитриевича. Спустя минут десять в кабинет зашел директор и злорадно ткнул на стол завизированное письмо. Кротов сделал многозначительный вид и солидно кивал: ну вот, совсем другое дело.
В пятом часу приехали из аэропорта Луньков и Юрий Дмитриевич.
По ходу дня Кротов дважды звонил домой Лузгину. Никто не снял трубку. Он позвонил снова – молчание.
Вернулся Юрий Дмитриевич. Кротов посмотрел на часы: скоро шесть, день заканчивается, слава богу.
Вызывай машину, – сказал Юра, доставая из шкафа кожаный плащ. – Мы едем к товарищам специалистам.
Машина внизу. Надолго? – поинтересовался Кротов; ему хотелось домой.
Вечер встреч и воспоминаний, – объявил Юрий Дмитриевич.
Дверь распахнулась, и в кабинет вбежал Вовка Лузгин в своей пижонистой парижской куртке, растрепанный и озадаченный, с толстой папкой в руках. Скрытый за дверью шкафа Юрий Дмитриевич сказал ему в затылок: – Здрасьте, Владимир Васильевич. – Лузгин вздрогнул и обернулся.
– О, с приездом. Вот, готово, как и обещал.
– Вы обещали в пятницу.
– Два дня – какая разница. Всё равно вас не было в Тюмени.
– Давайте, – Юра протянул руку за папкой. – Завтра утром встретимся и обсудим. Утро у нас начинается в восемь. Поехали, Сергей Витальевич, нас ждут.
– Э, братцы, минуту!..
Лузгин замялся, глядя то на москвича, то на друга.
– Перемолвиться надо, Серега.
– Завтра, завтра перемолвитесь, – нетерпеливо сказал москвич и поманил Кротова рукой. – Темп, темп, темп, ребята! Кто не успел – тот опоздал.
– Ладно, давай завтра, – Кротов походя ткнул Лузгина кулаком в плечо. – Ключ есть? Закроешь тут все и выключишь. Да, тебе кое-что принесли еще в пятницу – посмотри; может, что сгодится.
– Да видел я всю эту ерунду! – заорал Лузгин, бросаясь к своему столу. – Вы сами гляньте, что эти остолопы предлагают!