Слой-2
Шрифт:
– Так пили уже, – сказал Кротов с излишней поспешностью; получилось грубо и фальшиво. Профессор успокоил его взором и продолжил:
– И в его лице – здоровье всех сибиряков. Прекрасных людей, сумевших здесь, за Уралом, отгородившись горами от европейских ветров разложения и тлена, сохранить в себе лучшие черты русского национального характера: доверчивость и щедрость, широту души и твердость духа, любовь к друзьям и чувство национальной гордости.
– Я бы сейчас расплакался и стёк под стол от ваших слов, Валера, – с максимально возможной вежливостью произнес Кротов, – если бы ваш коллега Геннадий всего лишь пять минут назад не убеждал меня в обратном. Он очень настойчиво – при вас, надо заметить, Валерий Павлович, – старался мне внушить, что именно эти прелести русского национального характера и довели Россию до ручки. Настолько
«Хороший коньяк: как речь-то полилась, однако!..».
– Рука устала, – сказал Юрий Дмитриевич. – Вечная дилемма: глоток кофе после глотка коньяка или в обратном порядке?
– Если позволите, я отвечу Сергею Витальевичу, – сказал профессор. – Кажется, я решил вашу дилемму, Юра: коньяк, просто коньяк; зачем смывать его вкус этой дегтярной жидкостью?.. Так вот, Сергей Витальевич, для начала спросим себя: чем отличалась Российская империя от всех иных империй всех времен? Она не покоряла – она вбирала народы внутрь! Так лужица ртути вбирает в себя отдельные капли. Мы, русские, легко ассимилировались; можно ли сказать подобное про Римскую империю или третий рейх? В Российской империи брак христианки с мусульманином был невозможен нравственно, но брак православной с обращенным в Христову веру инородцем – обычное дело. И какие люди получались! Гордость нации! Тот же Александр Сергеич!.. Не хочу и не буду говорить вам, Сережа, о народе-богоносце... Это неправильное название правильной идеи – всепланетной идеи, не только русской, подчеркиваю, хотя именно русский народ был выбран историей как ее носитель и провозвестник.
– Про идею чуть позже, Валера, – вмешался Геннадий Аркадьевич. – Вначале о Пушкине. Слов нет – гений, русее не бывает, но с точки зрения биологии – негр...
– Потому всех белых русских баб и перетрахал, – сказал Юрий Дмитриевич. – Негры это умеют, у них член большой. Здесь мы Америку на сто пятьдесят лет опередили: у них там траханье белых аристократок с неграми только-только в моду вошло.
– Юра, конечно, хамит и утрирует, – сказал профессор, – это его любимый метод поддерживать беседу на точке кипения. Вы сказали: негр... Я понимаю, о чем вы... Где прекрасные, исконно русские черты: светлые волосы, тип лица, цвет глаз... Но вот представьте, проснулся бы сейчас неандерталец, посмотрел на меня и заорал: где моя мощная грудь, где челюсть, где волосяной покров? Какое вырождение, по деревьям лазать разучились!.. Я здесь, конечно, немножко подыгрываю, в стиле Юрия Дмитрича, но чем не пример? Кто сказал, что человечество обрело свой законченный облик, разделившись на белых, желтых и черных?
Все четверо как-то разом потянулись за сигаретами, Кротов даже столкнулся с Юрой пальцами над пачкой «Бенсона» и отдернул руку, извинившись. Он закурил последним и сказал, отвечая зовущему молчанию собеседников:
– Не хотите ли вы заявить, Валерий Павлович, что через тысячу лет возникнет какой-то единый тип, единая раса, на всей Земле?
– Возможно, это явилось бы идеальным вариантом решения вопроса: быть или не быть человечеству. К сожалению, мир не идеален.
– По-вашему выходит, что из трех типов, из трех «цветов» останется один?
– Такая опасность существует, безусловно.
– И что же делать прикажете?
Валерий Павлович замолк, пожевал губами.
– Попробую для простоты и обострения выразить свою мысль, так сказать, в манере Юрия Дмитриевича. Взглянем с небес на Землю. Черные в Африке заняты тем, что активно убивают друг друга. Пока... Белые еще совсем недавно делились на два лагеря, угрожали друг другу ракетами и развлекались, помогая африканцам убивать африканцев и азиатам убивать азиатов. Эдакая игра в шахматы по всему земному шару. А вот желтые... Они по-прежнему убивают друг друга, но с одной-единственной ныне целью: собрать всех под единое знамя – зеленое, это понятно, – и положить головы неверных к стопам аллаха, всемилостивейшего и всемогущего. Не верите? Вот вам пример: Турция. Совершенно, казалось бы, европеизированная азиатская страна, член НАТО и прочее. Сейчас там у власти так называемая «партия благоденствия». Вам знаком ее выборный лозунг? «Объединить исламский мир от Казахстана до Марокко!» Как вам это нравится? Турки активно помогали и помогают чеченцам – во имя независимости – и десятилетиями истребляют своих курдов, проклятых сепаратистов. Очаровательный президент Турции Демирель во время визита на Украину предложил переселить
– Выход один: России надо вступить в НАТО, – уж очень серьезным голосом произнес Кротов.
– Зря смеетесь, уважаемый. Мир еще вспомнит блоковское пророчество, да будет поздно.
– «И мясо белых братьев жарить!» – Юрий Дмитриевич когтеобразно скрючил пальцы и потянулся к кротовскому лицу. Тот отстранился: не очень-то было приятно.
– Валерий Павлович у нас трагический поэт от философии, – сказал Юрий Дмитриевич, убирая руки. – Вижу, он вас запугал до безобразия. На ночь глядя это негуманно. Предлагаю... Налить, естественно и чрезвычайно... Спасибо. Позвольте мне перехватить инициативу, я и так весь вечер молчал, пока наш дуэт распевался.
Два москвича переглянулись и снова стали «ребятами».
– Друг мой Сережа, – сказал Юра, достав из нагрудного кармана рубашки маленький белый кусочек картона. – Я хочу вас поздравить. Но прежде... Прежде хочу сказать тебе, Сергей, что ты хороший мужик – и в делах, и в приятельстве. Вот уже три месяца мы с тобой работаем. Не скрою: каждый день я и мои люди очень внимательно наблюдали за тобой. Так вот, я тебя поздравляю: ты принят. Ради бога, помолчи, пожалуйста. Ты – принят. Детали потом, детали значения не имеют, они только принижают торжественность момента.
Юра протянул рюмку и чокнулся с Кротовым.
– Вот эта простая картонка с цифрами говорит о том, что отныне у Сергея Витальевича Кротова есть свой личный номерной счет в банке города Лимассол, Республика Кипр, и на этом счету... Отвлекусь, с вашего дозволения. Вперед, товарищи! – Они выпили; Гена с Валерой смотрели на Кротова с выражением удачливых фокусников. – Американский нефтяник, когда вербуется на Аляску, получает сто тысяч долларов в год. Как вы думаете, на какой срок девять нефтяников из десяти подписывают контракт? Правильно: на десять лет. Американская мечта о миллионе! Так вот, друг мой Сережа: на вашем счету лежит ровно один миллион американских долларов. Прошу учесть: это не подарок. Мы делаем дело, господа, и делаем его чертовски здорово. Эти деньги мы заработали вместе. Половина их, пятьсот тысяч долларов – ваши. Этой суммой мы оценили ваш вклад в нашу совместную работу.
Полмиллиона долларов были огромными деньгами с бытовой точки зрения, да и с любой другой тоже, но Кротов не совладал с накатившим на него чувством растерянной обиды: всё-таки не весь миллион, вот сволочь...
Юрий Дмитриевич взял картонку и сунул ее Кротову в карман рубашки.
– Понадобятся некоторые дополнительные формальности, в частности – ваше личное появление в Лимассоле. Мы заказали и оплатили билеты вашей семье, вылет завтра из Свердлов... пардоньте, из Екатеринбурга, прямой чартерный рейс, вернетесь через неделю. Вам сняты апартаменты в компании «Интервал интернешнл». По поводу этой компании последует продолжение – не сейчас, позднее. Так что – в дорогу, дружище! В новую жизнь! Пропуск у вас в кармане.
Юра оперся ладонями о колени и пружинисто поднялся с места.
– Спасибо, господа. Едем вместе? – обратился он к Кротову.
– Не надо, я прогуляюсь, дом совсем рядом.
– Шлепать по грязи...
– Как-нибудь дошлепаю, – сказал Кротов.
– Валера, – произнес Юрий Дмитриевич, и профессор пошел к телефону.
В прихожей, когда Кротов уже оделся и перетаптывался неловко, прощаясь и не зная, что говорить (ну не о рыбе же по-флорентийски), а внезапно и сильно осоловевший профессор дергал Кротова за рукав: «Понимаешь, мы смотрим на Афганистан и Иран, тогда как именно Турция, с ее идеей пантуранизма, и даже Тансу Чиллер, эта сексуальная умница...» – Юрий Дмитриевич, стоя посередине, обнял своих друзей за плечи и сказал как бы за всех провожающих: