Шрифт:
Александр Хабаров
СЛУЧАЙ ИЗ ЖИЗНИ ГОСУДАРСТВА (ЭКСПЕРТ)
Юрию Валентиновичу Честнову
о. Анатолию Кудинову
Мы окаянны, слепы, нищи, наги.
Св. Иоанн Кронштадтский
– Обрадовался вчера, ужиная у Бореля, - такое каторжное рыло сидело против меня, но все-таки видно, что мозги у него работают хотя на то, чтобы прирезать кого-нибудь или обокрасть.
М.Е. Салтыков-Щедрин
(Панаева А. Я. Воспоминания - М., 1986)
ПРОЛОГ
Небо над Москвой в 8 часов утра 11 декабря 199.. года было таким же светлым, как и вчера; оно источало синеву и золото небесного мира и покоя, пытаясь отразиться в земном бытии - как будто на земле жили ангелы, могущие воспарить. Люди же, скованные силой притяжения, не могли оторваться от почвы более чем на
Возможно, что оно, небо, было даже светлее позавчерашнего неба или неба образца 11 декабря 1905-го, 1917-го, 1941-го или любого другого года; но этого никто не мог утверждать с большой определённостью, ибо многое изменилось на земле и в Москве к концу ХХ века. В пейзажах стала преобладать природная катастрофичность: являлись ураганы, валившие деревья прямо на иномарки; слякотные зимы погребли под солено-снежной жижей все прогнозы; кометы и болиды стали таким же обыденным явлением как и все остальные светила; уличные натюрморты обогатились многочисленными трупами замерзших бомжей, застреленных банкиров и коммерсантов, зарезанных в лифтах студенток и пенсионерок. Былая индифферентная мрачность натруженных советских лиц сменилась, с одной стороны, куражистой бандитской веселостью с золотозубым матом, а с другой - обывательским страхом с поджатыми губами и остекленевшими очами.
Земля отвечала небу по-своему: восходили ввысь кучные пары теплоэлектроцентралей; фыркали карбюраторы и инжекторы двигателей внутреннего сгорания, выпуская в пространство тяжелые смеси; нутро земли, червивое метрополитеном, гудело, сообщая дрожь поверхности; сияние торгашеских витрин начисто перекрывало звездный блеск и лунный свет; перед лицом вечности уста мужчин и женщин упрямо исторгали мелочную хулу на самих себя.
На окраинах столицы появились невиданные доселе животные: волки, лоси, хорьки; ходили слухи, что в Ховрино медведь-шатун съел дорогостоящего бразилейро. Впрочем, от дикой твари не отставали и обыкновенные городские псы: писатель П., приглашенный на передачу "В мире животных", взахлеб рассказывал о своей схватке с семью (нет, десятью!) дворнягами, пытавшимися свалить его в снег во время лыжной прогулки. Писатель отбился с помощью лыжной палки, попав острием прямо в глаз матерому вожаку. Среди собак, по словам П., были три одичавших бультерьера, а цели своры явно простирались на съедение человека. Вот тебе и "друг"!
Общественная организация "Дикий Мир" в экологическом психозе выпустила в московское небо более двух сотен орланов, и вскоре одна из этих огромных птиц, вдребезги разбив оконное стекло, растерзала в игровой комнате детского сада большого плюшевого слоненка. Видимо, именно такие размеры дичи были определены орлану матушкой-природой. Голуби, вороны, крысы-мыши и, тем более, воробьи казались крылатому монстру недостойными даже щелчка смертельным клювом.
На подмосковном аэродроме молодой бычок забодал до полной негодности небольшой спортивный самолет из семейства "ЯКов". Зачем, почему? Неужели сыграло роковую роль совпадение названия самолета с названием лохматого быка, живущего в предгорьях Памира?
А сегодня утром мало кого удивил облезлый верблюд, бегущий на юг мимо Даниловского рынка. За верблюдом, пытаясь догнать, спешил человек в адидасовском спортивном костюме (зимой!) и в тюбетейке на стриженой голове. Вскоре они скрылись под мостом на Варшавском шоссе, и лишь дети ещё какое-то время обсуждали верблюда, оценивали его размеры и скорость. Пожилой узбек-торговец вышел из-под рыночного навеса и посмотрел вслед землякам.
– Гулям, иди, торгуй, а то сопрут твой урюк, - сказала женщина из-под навеса.
– Не волнуй сердце, ты в Москва двадцать лет живешь...
Со стороны Шаболовки вылетела серебристая "ауди-80" и, притормозив у шашлычной, повернула на Варшавское шоссе. За рулем сидел абсолютно лысый мужчина с веселым выражением лица -
"Сейчас они верблюда догонят, увидят его", - порадовался за них Гулям и пошел под навес. Урюка было десять мешков, а брали плохо, хоть даром отдавай. И племянника Мурада в армию забрили, совсем тяжело стало, хоть бросай все - и в Ташкент.
НЕДЕЛИМОЕ НА СЕМЬ
Вещи и старая мебель ехали следом на "бычке" с фургоном, а Римму Сергеевну привезли риэлтеры на "ауди". Даже дверцу она не сама открыла услужливо распахнул джентльмен от квартирного бизнеса - и теперь она, счастливая, поднималась по лестнице на пятый этаж вслед за этими двумя симпатичными (так ей казалось) молодыми людьми из фирмы "Добрые Люди". Юноши (не совсем, впрочем, юноши) казались ей симпатичными именно потому, что были "порядочными, добрыми" - трудное дело обмена подошло, наконец, к своему завершению. Многоходовая комбинация была разыграна как по нотам, быстро и деловито, и теперь Римма Сергеевна Хромова, безработная тридцатипятилетняя секретарша, миловидная, кукольных форм и свойств, блондинка "а-ля Мэрилин", освободилась, наконец, от комнаты в огромной коммунальной квартире в Малом Кисельном переулке и получала взамен однокомнатную малогабаритку со всеми удобствами. И теперь уже не казалась странной скорость, с какой совершился этот обмен, не казалось странным и то, что до последнего момента она не знала, куда будет вселяться - в Свиблово или Бирюлево, да квартирки самой так и не видела, покупала вроде как кота в мешке. Ну и что? Пусть в Бирюлево, зато в сумочке Риммочки лежали приятным грузом три тысячи долларов, полученные в компенсацию за потерю Центра как места обитания. Хранитель "трудного детства" Риммочки, семикомнатный коммунальный монстр в Малом Кисельном отходил Ниязу Шалмановичу Иванову, Президенту компании "Златорусь" и его супруге, очаровательной Анечке Пяткиной - ее-то Риммочка могла видеть каждый день на телевизионном экране. Видела - и завидовала. Анечка Пяткина нашла свое место в жизни, за Ниязом Шалмановичем она была как за каменной стеной.
Римма Сергеевна Хромова была одинока. Не то чтобы старая дева, а просто из принципа не выходила замуж: хватит, натерпелись! Натерпелась она, собственно говоря, за один раз: уж поизмывалась над ней эта пьянь, этот горе-художник, пудривший мозги своей предполагаемой гениальностью!
Бывший муж Риммочки создавал безумные сюрреалистические полотна, не имевшие успеха, а также - пил водку, вино и пиво в количествах, не поддающихся простому подсчету. Он периодически лечился в наркологии, восемь раз подшивал в "нерабочие" мышцы антиалкогольные препараты, из-за чего задница его стала похожа как раз на сюрреалистическое полотно. Потом муж исчез - и объявился за последние пять лет раза три - выманивал деньги на опохмелку. Где он жил? Да и какой муж? Даже не по паспорту - так, сожитель...
Теперь-то и начнет она новую жизнь, думала Риммочка. За эти три тыщи можно так квартирку обставить - закачаешься! Подружки ахнут. Не стыдно будет даже Алика в гости пригласить. Или Игорька.
– А в квартире евроремонт? Или простой?
– не удержавшись, спросила она.
Ей, без малейшей зависти, были приятны состоятельные люди. Риэлтеры судя по всему относились к состоятельным людям, ибо привезли её сюда на красивой иномарке, курили дорогие сигареты, да и дубленочки были явно не с Ленинского-шесть, а из какого-нибудь долларового бутика.
– Евро, евро, а как же! Ха!
– бодро хохотнул шедший вторым квадратный юноша с маленькой, словно у динозавра, головой.
Первый - не менее квадратный, но с пропорциональным (правда, абсолютно голым; мода такая, думала Риммочка) черепом - уже суетился возле металлической двери, обтянутой похожим на кожу материалом.
– Слава Богу, дверь железная!
– обрадовалась Риммочка.
– А то вечно эти страхи, эти проблемы! Да, мальчики, вы чаю-то хоть выпьете? У меня в сумочке есть небольшой тортик.