Случай
Шрифт:
Они пошли к Витеку домой, и Даниель ночь напролет рассказывал про свою Данию. У него там было все, отец строил автострады, но оба, а особенно он, Даниель, не могли избавиться от пронзительной тоски и ощущения, что они где-то слишком далеко. Даниель говорил, как по-датски будет «кофе» и «молоко», как сказать: «Я приехал в Лодзь неделю назад на похороны матери, а завтра должен уехать и не знаю, когда вернусь», а под утро все заснули на одной тахте.
На рассвете Витека разбудил тихий плач. Это Даниель, уткнувшись лицом в плечо сестры, плакал во сне, а может, наяву. Утром Витек проводил их на вокзал.
— Приедешь в Лодзь?
— Через месяц. Ровно через месяц.
— Я хотел бы с тобой встретиться…
Даниель вернулся с билетами. Вера первой высунулась из окна вагона и сказала: «Разыщи меня».
В том месяце Витеку снова принесли книжки.
— Мы думали, ты причастен к провалу типографии, — сказал Марек, — но теперь знаем, что нет.
Витек очень болезненно воспринял это подозрение. Книги он разнес, но на вопрос, будет ли продолжать работать в типографии, ответил, что не хочет.
Он нашел Веру спустя месяц. Они пошли на «Дзяды»[5], а выйдя, долго молчали. Потом Вера сказала, что у них потрясающая история.
— У кого это «у них»?
— У вас, у тебя, у всех.
Она спросила, знает ли Витек что-нибудь о своих предках. Он знал. Они сражались в восстаниях. Дед — участник «чуда на Висле»[6], а отец бился с немцами под Познанью, в армии генерала Кутшебы[7].
— А я ничего не знаю, — сказала Вера. — Мама мне не рассказывала, а я не успела спросить. Я ниоткуда. Ты, наверно, не понимаешь, что значит «ниоткуда».
Витек остановился.
— Я тут живу неподалеку, — сказал он. — Твой поезд уходит через час. Хочешь, чтобы я тебя проводил, или обождешь у меня?
— Я могу сегодня не ехать. Пойдем к тебе, — сказала Вера спокойно.
Она осталась в Лодзи на несколько дней. Снова должен был приехать Харрис, и Витек оказался в числе организаторов его приема. На этот раз Харрис намеревался пробыть в Лодзи всего один день, а желающих оказалось больше, чем в прошлый раз. Витек снова зашел к тетке с пропуском, но тетка снова отказалась, а когда он выходил от нее, придержала его за плечо.
— Она еврейка? — спросила тетка, показывая на дверь его комнаты.
— Да, — сказал Витек.
— Многие из них были великими коммунистами.
— Знаю, тетя.
Вера уехала, когда развернулась активная работа. На вокзале в Варшаве ее ждал Бузек. У него было странное выражение лица, глаза блестели, он словно бы не замечал жену. Сказал, что уже третий день ее ждет, но чувствовалось, что это мало его трогало.
— Я же звонила, — сказала Вера.
Бузек не ответил; только когда они встали в очередь на такси, он наклонился к ней.
— Я знаю, кто это тогда отцу…
— И что?
— Получит по заслугам.
Бузек засмеялся. Вера взглянула на него.
— Я ничего не сделала с маминой квартирой, — сказала она.
— А чем же ты занималась?
— Изменяла тебе.
Подъехало такси. Бузек втолкнул в него Веру.
— Поезжай домой, — сказал он. — Жди там.
И захлопнул дверцу. Подъехало другое такси.
— На Медову Гуру, — оказал он водителю.
Так сложилась бы судьба Витека, если бы охранник с железной дороги раньше
Случай третий (Przypadek 3): У выхода в город его ждала Ольга
Ну а если бы в тот день поезд тронулся на семнадцать секунд раньше, а охранник проканителился бы со своим послеобеденным чаем? Тогда, припустив вдогонку за поездом, Витек какое-то время бежал бы всего в нескольких шагах от поручней последнего вагона, но постепенно поручни бы отдалялись, а Витек терял скорость. Так ведь тоже могло быть, и, ради последнего рассказа о Витеке, допустим, что так оно именно и было.
Отдышавшись, он пошел обратно, волоча неудобную сумку. У выхода в город его ждала Ольга. Витек не ожидал этого; бледный от усталости, он бросил сумку на землю.
— Откуда ты взялась?
— Вот, взялась.
Она подняла сумку и подхватила его под руку.
На другой день, уже одетая, она спросила его — он еще лежал в постели:
— Поедешь в Варшаву?
— Сегодня нет.
— А вообще?
Ольга осталась. Она приносила покупки, варила суп, словно бы не замечая, что Витек фактически бездельничает. Потом относила суп тетке, а позже тетка стала приходить к ним обедать. Три месяца спустя они расписались.
Через год Витек вернулся в институт, окончил его — Ольга уже работала в больнице, ее устроила туда Катажина; вечерами, положив ей руку на живот, он мог почувствовать, как шевелится их ребенок. Потом он стал работать на «скорой», а тетка сидела с ребенком, снова полная энергии, снова нужная.
Не раз и не два ему удавалось спасти жизнь человеку. Это входило в его обязанности, но потом он несколько недель чувствовал себя счастливым. В институте он остался в должности ассистента, декан, вручая ему контракт, покачал головой.
По воскресеньям он иногда ездил со студентами бесплатно лечить людей в окрестные деревни. Ольга, когда могла, тоже ездила с ними. В Лодзь приехал Харрис; они посылали к нему своих пациентов, но вечером Витек пародировал Великого Целителя, вознося руки над головой Оли. У Оли по-прежнему часто болела голова, он нежно целовал ее, и боль утихала. Она, как и в студенческие годы, была спокойная, рассудительная днем и, как в студенческие годы, агрессивная ночью.
Витеку удалось спасти девушку из общежития, окруженного толпой воинственных баб, когда на рассвете в подъезде был найден мертвый младенец. Он засвидетельствовал, что ни одна из обитательниц этого скромного, стоявшего на отшибе Дома студента не рожала накануне ребенка. Когда бабы разошлись, он вернулся в общежитие и сказал девушке, что она обязана явиться в милицию. И не стал проверять, пошла ли она туда, не сомневаясь, что она незамедлительно это сделает.