Случайная ночь, или Беременна от Санты
Шрифт:
Меня просто перемололо, как в мясорубке, когда я подумала, что у него может быть другой ребенок от другой женщины, что он касался другой женщины, и, когда я это поняла, вдруг почувствовала, что он мне необходим. И что мне важно понять, что этот мужчина принадлежит мне, что он только мой и ничей другой.
— Мирон, люби меня! — кинулась я к нему, отрицая всю гордость, просто стирая ее в труху, потому что была неспособна больше бороться со своими чувствами.
— Нина, ты меня сводишь с ума, — удивился он, обнимая меня, но смотря
— А теперь я убью тебя, если ты не сделаешь меня своей. Я устала быть без тебя и тоже скучала эти полгода. Думала, что ты меня бросил, а ты, оказывается, не забывал.
— Нет, никогда не забывал, — стал он ласкать мои щеки, прижимая к себе всё ближе, глаза горели страстью, но не только, в них было гораздо более глубокое чувство, которое находило во мне отклик.
— Мы разоблачим твою жену, посадим их с отцом в тюрьму, но сначала оставим без гроша!
— Боже, какая ты кровожадная, — смеется он, обхватывая меня руками и снова неся в спальню, которая была вся в полном беспорядке с разбросанными по полу подушками и одеялом.
— Конечно кровожадная, — киваю, забираясь руками под футболку и гладя мускулистую спину своего мужчины. — Они же хотели убить тебя. Как твоя женщина, я должна с ними поквитаться.
— Значит, ты моя женщина? — спрашивает Мирон глубоким голосом, глядя мне прямо в глаза и заглядывая в самую душу.
— Твоя, даже не сомневайся.
Глава 27. Твой
— Нин, давай, может, полежим, телевизор посмотрим? Или пойдем на кухню? Ты переволновалась. А я не хочу пользоваться ситуацией… Я ж не баклан какой… — неожиданно смутившись, мой мужчина чешет голову.
Что за дела? Подбоченившись, обрушиваю на него праведный гнев:
— Издеваешься? Бирюков, ты отказываешь беременной женщине?!
— Я берегу свою беременную женщину, — парирует гад. — Вдруг я там что-то поврежу…
— Хм. А что это было на кухне? — спрашиваю с намеком, и к лицу приливает кровь от воспоминаний. Жутко хочется повторения, а Мирон вдруг стал стесняшкой-недотрогой. Как подменили.
— Могу повторить, — играет бровями этот невозможный мужчина.
О, ну слава богу, а я думала, снова чудеса метаморфоз будет демонстрировать.
— А я хочу пойти дальше… Ты не навредишь… — провокационно подмигиваю я ему.
Не знаю, что действует на Мирона, но он, усмехнувшись истинно мужской самодовольной улыбкой, подхватывает меня на руки и под мой заливистый визг несет в спальню. Нависает сверху, опираясь на руки, и смотрит, изучает, сияет победной улыбкой завоевателя.
Но побежденной или поверженной я себя не чувствую! За-во-е-ва-нной!
— Я буду нежным… — шепчет Мирон, склоняясь ниже и ловя мои губы в сладком, поглощающем все мысли поцелуе. Уходят тревоги, сомнения, недоверие. Остается единение душ и тел. И любовь.
— Любишь? — спрашиваю, положив пальцы на влажные губы. Мне очень надо убедиться, что я не одна это ощущаю. Что не только я влюбилась с первого взгляда окончательно и бесповоротно. И не разлюбила несмотря на то, что он бросил и исчез на время.
— Больше всего на свете. Вас обоих. — Страсть сменяется трепетом, когда Мирон поглаживает живот большой ладонью. В глазах непередаваемое выражение, а сам весь светится. — Люблю. А ты?
— Да, — единственное, что я могу сказать, зная, что это точка невозврата.
Больше я не буду брыкаться и сопротивляться. Разве что в качестве игры. Скучно с Бирюковым точно не будет, в этом нет сомнений, и бесить он меня не перестанет. Но другого я не хочу.
Снова поцелуй. Губы касаются друг друга, языки встречаются на полдороге, танцуют кругами, и голову тоже кружит, сознание уплывает, страсть затмевает разум напрочь. Хочу познать с ним все ее оттенки, со всеми малейшими различиями. Уверена, Мирон не подведет. Его руки нежно перемещаются по моему телу, ласкают грудь, живот, бедра.
Раздевает меня, снимает одежду с себя, целуя каждый обнажившийся кусочек моей кожи. Наблюдает за реакцией и победоносно усмехается, когда я вздрагиваю и охаю. Кусает порой, несильно, чтобы вызвать острую реакцию. Нравится ему, как я реагирую на ласки. Тут же хочется отомстить и показать свою власть.
Женщина я или кто? Венец творенья!
— Что ты делаешь? — спрашивает он с хрипотцой, которая будоражит все рецепторы.
— Сейчас узнаешь, — с угрожающим рыком переворачиваю Мирона на спину и сажусь сверху. Удобно. Мне нравится.
Он мгновенно кладет руки мне на бедра и сжимает их крупными пальцами.
— Полегче! Руки! — командую, желая утвердить свою власть.
— Слушаюсь и повинуюсь, моя госпожа! — рапортует мой мужчина, закидывает руки за голову и смотрит с любопытством. — Что прикажете делать?
— Наслаждаться, — облизнувшись, улыбаюсь и приподнимаюсь повыше, чтобы найти его немаленькое мужское достоинство. Аккуратно поглаживаю внушительную возвышенность пальцами и чувствую, как отзываюсь сама на эти примитивные ласки. Закусив губу, соединяю наши с Мироном тела. Сразу и на полную. Плотное единение рождает общий судорожный выдох, потерю дыхания и контроля.
— Нина… — стонет он, напрягаясь, снова опуская руки на мои бедра и еще сильнее сжимая, а потом перемещая ладони на мои ягодицы и подталкивая меня чуть вперед, к себе, а потом назад, я качаюсь на волнах наслаждения, ощущая микроспазмы и огненные искорки по всему телу.
Кладу ладони на широкую мужскую грудь и млею от ощущения горячей кожи, покрытой волосками. Мирон великолепен, истинный образчик мужественности. Могу любоваться им вечно. Голова от него кругом, набекрень просто. И он мой, мой, только мой… Мне нравится покоряться ему и покорять, нравится чувствовать его внутри, каждую венку, обжигающую кожу и потоки влаги, которыми мое тело отвечает на вторжение. Влажная и горячая для него, исключительно для него.