Случайный турист
Шрифт:
Сара писала, что ни с кем не встречается. Мэйкон тоже не ходил на свидания, но, разумеется, об этом помалкивал. Летом он приехал домой и работал на дедовой фабрике; в местном бассейне Сара работала над своим загаром. Пролетела уже половина лета, когда она спросила, почему он никогда не предлагал ей переспать с ним. Мэйкон подумал и спокойно ответил, что как раз хотел ей это предложить. Они пошли к ней домой, поскольку родители ее проводили отпуск в Рехобот-Бич. Поднялись в ее спаленку – сплошь белые оборки, запах свежей краски, разогретой жарким солнцем.
– Ты захватил этот, как его? – спросила Сара, и Мэйкон, не желая признаться, что в глаза не
– Нет, я не захватил этот-как-его! За кого ты меня принимаешь?
Вопрос, если вдуматься, глупый, но Сара восприняла его как знак, что он шокирован ее невиданной распущенностью.
– Извини, что я живая! – крикнула она и, скатившись по лестнице, выскочила из дома.
Ушло полчаса, чтобы ее отыскать, и гораздо больше времени, чтобы унять ее слезы. Да нет, успокаивал Мэйкон, он просто заботится о ней, ибо по опыту знает, что эти-как-их не гарантируют безопасность. Он пытался выглядеть искушенным и неуязвимым для страсти. Потом предложил ей показаться его знакомому врачу, который пользовал бабку от женских хворей. Сара отерла слезы, спросила у него ручку и на изнанке обертки от жвачки записала фамилию врача. А вдруг он ее не примет? Вы, скажет, даже не помолвлены. Делов-то, пожал плечами Мэйкон, возьмем и обручимся. Это было бы чудесно, сказала Сара.
Помолвка длилась три года, до окончания учебы.
Дед Лири призывал повременить со свадьбой, пока внук не утвердится хорошенько на рабочем месте; под местом этим подразумевалась фабрика «Лири Металс», выпускавшая бутылочные пробки для безалкогольных напитков, что в Мэйконе не пробуждало даже секундного интереса. Кроме того, суетливые встречи в Сариной спальне в те дни, когда мать ее отлучалась на мероприятия Красного Креста, уже плохо сказывались на женихе и невесте.
Весной, закончив колледжи, они поженились. Мэйкон стал работать на фабрике, Сара преподавала английский в частной школе. Через семь лет родился Итан. К тому времени Сара уже не величала Мэйкона «загадочным». Теперь его молчаливость ее вроде как раздражала. Мэйкон это чувствовал, но ничего не мог с собой поделать. Как-то вышло, что он застрял в той личине отчужденности, какую надел на их первой встрече. Застыл в ней. Вспоминалось старое бабкино остережение: не коси глазами, останешься косым. Мэйкон очень хотел измениться, но все равно Сара воспринимала его как человека хладнокровного, который гораздо уравновешеннее ее, но не столь чуток.
Однажды Мэйкон наткнулся на заполненную Сарой анкету в женском журнале – чепуху из серии «Насколько вы счастливы в браке?»; в графе «Мне кажется, я люблю свою половину больше, чем он/она любит меня» Сара проставила «Да». И вот что встревожило: сперва-то он машинально фыркнул – мол, ничего подобного, а потом задумался – может, так оно и есть? Мысль эта задела за живое. До сих пор он был весьма холоден душой и никогда ни по кому не страдал всерьез, если не считать сына (но это не показатель, ибо переживать за ребенка вполне естественно).
Вспоминая об этом теперь, Мэйкон радостно отмечал: ну вот же, он тоскует по Саре. Но потом эта радость казалась проявлением все той же бесчувственности, и тогда он стонал, тряс головой и рвал на себе волосы.
– Мэйкон? – спросил женский голос в трубке.
Он тотчас понял, что звонит не Сара. У нее голос светлый, воздушный, а этот грубый, резкий, скрипучий.
– Это Мюриэл, – сказала женщина.
– Кто? – переспросил Мэйкон.
– Мюриэл Притчетт.
– А, ну да, – сказал он, хотя понятия не имел, кто это.
– Ну из лечебницы, – напомнила женщина. – Я та самая, кто поладил с вашей собакой.
– Ах, из лечебницы.
Помнилась она смутно. Перед глазами возникли губы в темно-красной помаде, трубочкой на букве «ю» и сомкнутые на «п».
– Я просто хотела узнать, как там Эдвард.
Мэйкон глянул на пса. В кабинете они были вдвоем, Мэйкону удалось напечатать полстраницы. Эдвард лежал на брюхе, вытянув куцые задние лапы; он смахивал на выпотрошенную утку.
– По-моему, с ним все хорошо, – сказал Мэйкон.
– То есть больше не кусается?
– Да вроде нет, но появилось кое-что новое. Он недоволен, когда я ухожу из дома. Лает и скалится.
– Я думаю, все же надо его подрессировать.
– Видите ли, ему четыре с половиной, и, мне кажется…
– Не такой уж он старый! Я вмиг все исправлю. Знаете что, а давайте я к вам подъеду и мы обо всем поговорим. Выпьем по рюмашке и обсудим собачьи проблемы.
– Пожалуй, не стоит…
– Или вы ко мне приезжайте. Угощу вас ужином.
Интересно, как это поможет Эдварду, если его потащить на ужин в чужом доме? – подумал Мэйкон.
– Ну, что скажете? – спросила женщина.
– Э-э… наверное, я попробую справиться своими силами.
– Что ж, я вас понимаю. Уж поверьте. Сама через это прошла. Ладно, буду ждать вашего сигнала. Визитку мою не потеряли, нет?
Цела, заверил Мэйкон, хотя даже не помнил, куда ее сунул.
– Не сочтите меня настырной, – сказала Мюриэл.
– Нет, что вы… – Мэйкон повесил трубку и вернулся к работе.
Близился конец августа, а он все еще возился с предисловием. И с чем он встретит срок сдачи? Спинка кресла давила на поясницу в ее самой больной точке. Клавиша «с» беспрестанно западала. Машинка отстукивала звучащие слова. «Неподражаемо», – произносила она, идеально точно копируя Сарину интонацию, когда та выговаривала мужу: «Ты в своей неподражаемой манере…» Вообще-то английская еда не такая противная, как в других странах. Хорошо приготовленные овощи, блюда под белым соусом, пудинг на десерт… Я не понимаю, почему некоторые путешественники жалуются на английскую еду.
В сентябре Мэйкон решил поменять свою одежную систему. Если дома ходить в спортивном костюме – таком, без молний, чтобы ничто не царапало и не стесняло, – от душа до душа можно не переодеваться. Спортивный костюм послужит пижамой и домашней одеждой.
Мэйкон купил два комплекта неброского серого цвета. В первую ночь он наслаждался мягкостью ткани, а утром радовался, что не надо переодеваться. Ему даже пришла мысль, что в таком одеянии можно щеголять два дня кряду, пропуская вечерний душ. Это ж какая экономия электричества! Утром нужно будет только побриться. А не отпустить ли бороду? – подумал Мэйкон.
Однако к середине следующего дня настроение его слегка упало. Печатая на машинке, он вдруг понял, что весь сгорбился, сидит квашней. Это из-за спортивного костюма, решил Мэйкон. Он встал и подошел к большому зеркалу в прихожей. Отражение напоминало пациента психбольницы. Наверное, отчасти виной тому были ботинки – обычные черные ботинки на шнурках, предполагавшие иной наряд. Купить кроссовки, что ли? Не дай бог, примут за любителя бега трусцой. Мэйкон отметил, что без ремня живот слегка выпирает. Он подтянулся. Вечером, когда пришла пора простирнуть первый спортивный костюм, он сделал воду погорячее, дабы одеяние село, убавив в мешковатости.