Слуга Божий
Шрифт:
Что ж, во всяком случае, нас было девятеро, но я не знал, чего стоят люди лейтенанта Ронса, и даже он сам. Как обычно, лучше всего было рассчитывать только на себя. И вовторую очередь, на Смертуха и близнецов.
— Остаётесь здесь, — приказал я Первому и Второму, — и хорошо цельтесь.
— Готовы? — спросил я Ронса, и он в ответ кивнул головой.
— Тогда именем Божьим! — крикнул я и встал.
В этот момент прощебетали болты, и двое людей свалилось на землю. Один упал лицом в костёр. В лагере убийц раздались крики, вопли, оклики, а мы уже со всех ног бежали в их сторону.
Всё пошло неожиданно легко. Я опасался яростного сопротивления, ожесточения
Вскоре мы стояли над парой десятков трупов, и этот ошеломляюще лёгкий триумф не подготовил нас к тому, что должно было случиться через минуту. Ибо из деревянного сарая, сложенного из больших, массивных брёвен, вдруг выбежало двое людей с топорами в руках. Двое солдат лейтенанта Ронса бросилось к ним, и через миг оба уже не жили. Один из нападавших был поражён в плечо, но он даже не замедлил шага, хотя я видел, как удар почти отсёк ему руку, которая теперь свисала лишь на лоскуте кожи. Молодой человек с бледным лицом, которого Ронс называл де Вилем, пырнул остриём в живот второго бандита. Тот нанизался на его меч, так что рукоять столкнулась с телом, выпустил из руки топор, схватил де Виля за голову и вгрызся в его лицо. Я видел лишь хлеставшую кровь и слышал отчаянный крик, который не смолк даже тогда, когда Смертух развалил нападавшему голову саблей. Мужчина с отрубленной рукой вбежал между двумя другими солдатами, получил два удара копьями, после чего размахнулся и отсёк голову ближнему из людей Ронса. Из безголового туловища хлынула струя крови, а я подскочил и замахнулся мечом. Бандит прикрыл голову, но меч отрубил ему кисть и рассёк лицо.Он даже не застонал. Не крикнул. В свете костров я видел его расширенные, блестящие глаза. Они погасли лишь тогда, когда между ними с хрустом воткнулся наконечник стрелы. Только тогда он упал. Безрукий, весь залитый кровищей, с грудью, пробитой копьями. Он ещё дёргался на земле, а из его рта шла кровая пена.
— Меч Господа нашего! — я услышал перепуганный шёпот Ронса, — де Виль, Боже!
Я обернулся и увидел, как лейтенант пытается остановить кровь, текущую из лица де Виля. У молодого человека была вырвана щека, так что обнажились челюсть и зубы, а от его носа остался лишь кровавый лоскут с выступающим хрящом. К счастью, он не кричал, ибо раньше Бог дал ему милость забытья.
Я пнул дверь в сарай, из которого выскочили эти двое. Вошёл я осторожно, держа в правой руке обнажённый меч, а в левую руку взял горсть шерскена. Но сени были пустыми.Только за следующей дверью я услышал шум, будто кто-то пытается забаррикадировать вход. Я с размаху ударил плечом и ввалился внутрь, чтобы увидеть одетого в чёрное худого человека, который пытается придвинуть ко входу тяжёлый, обитый латунью сундук. Я влепил ему рукоятью меча в лицо, и он полетел под стену с хриплым криком. Я подошёл и встал над ним. Носком сапога пнул его под рёбра. Несильно. Так только, чтобы напомнить о своём присутствии.
— Доктор Корнелиус, я полагаю? — вежливо спросил я.
Краем глаза я заметил, как в помещение вбежал лейтенант Ронс, а потом застыл на месте, видя лежащего под стеной мужчину. Тем временем исхудалый человечек вытер рукавом кровь с лица и со стоном поднялся на ноги. Выплюнул на пол выбитые зубы.
— Это именно он, — сказал лейтенант Ронс и сделал шаг, но я схватил его за плечо.
— Нет-нет, — сказал я. — Нам надо поговорить. Правда, доктор?
— А кто ты такой, что нападаешь на мирных людей? — прошамкал доктор, и прозвучало это так: «а фто ты тафой, фто напафаешь на мифных люфей?».
Я толкнул его на стул, так что он с размаху сел.
— Что за наглость? — сказал я. — Ты говоришь о нападении? А три вырезанных села?
— Деревенщина, — скривился он презрительно. — Кому какое дело до деревенщины? У меня есть путь, парень! Идея, за которую стоило бы отдать жизнь этих людей…
— Истинно говорю вам: Что вы сделали этому брату Моему меньшему, то мне сделали, — ответил я словами Писания. — Так, может, поделишься своим видением пути с инквизитором Его Преосвященства епископа Хез-хезрона?
— Ты инквизитор? — он глянул на меня исподлобья. — Очень хорошо. Возможно, мне понадобится помощь твоего господина.
Я смотрел на него и признаюсь, на мгновение, на минутку, у меня язык отнялся. И уж поверьте, любезные мои, с вашим покорным слугой такое редко случалось. Вот передо мной сидит убийца, а скорее вожак банды убийц, который совершенно не обеспокоился гибелью своих людей и присутствием инквизитора, а рассчитывал на встречу с епископом. Он был просто тупым или уже сумасшедшим?
— Я думал, разжечь ли костёр или скорее готовить верёвку, — сказал я. — Но вижу, что разговор займёт у нас больше времени. Лейтенант, — я повернулся к Ронсу, — вы не могли бы сказать моим людям, чтобы разогрели инструменты?
— Не будь идиотом, инквизитор, — доктор Корнелиус храбрился, но всё же я видел, что он испугался. — Поверь мне, у меня есть сведения и знания, которые заинтересуют Его Преосвященство. И поверь мне также, — он вытянул в мою сторону худой, костистый палец, — что и тебе от этого перепадёт.
— Слушаю, — произнёс я. — У тебя не слишком много времени, а я не очень терпеливый человек. Мне самому интересно, удастся ли тебе купить жизнь…
— Я не могу говорить об этом тебе! — крикнул он так, будто кто-то провёл остриём по мрамору. — Хочу увидеть епископа!
— Конечно, — дружески ответил я. — Мне прямо сейчас подавать повозку или чуть погодя?
Стукнула дверь, и Смертух заглянул внутрь. Я наблюдал за доктором Корнелиусом и заметил, что его лицо помертвело. Ах, этот мой Смертух, всегда производит впечатление!
— Греются, — доложил он. — Устанавливать стол или подвесим?
— Хорошо, — крикнул Корнелиус. — Всё скажу!
Я придвинул табурет, сел и дал знак Смертуху, чтобы нас оставил. Лейтенант Ронс встал у стены.
— Я весь внимание, — вежливо сказал я.
— Я доктор медицины, — начал Корнелиус, — и учёный. Я расширил тайны алхимии, хотя моя работа не была оценена обществом. Но я неуклонно и в поте лица работал над идеей, способной изменить облик этой земли…
— Доктор, — сказал я. — Моё терпение имеет границы.