Слуга Божий
Шрифт:
Я посмотрел на спящую Эню и подумал, что есть некоторая вероятность, что я не вернусь из поездки на юг. Не думайте, любезные мои, что Мордимер Маддердин пессимистично смотрит на мир и низко оценивает свои способности. Но в будущее надо смотреть трезво. Как никто другой, я знал, что жизнь человеческая хрупка, а убить человека легче, чем кто-либо из вас мог подумать. Достаточно царапины отравленным остриём, пореза артерии, неудачного падения с высоты, попадания воды не в то горло… Чего угодно. Мы сотворены из очень непрочного материала, но пока осознаём собственные слабости, у нас есть шанс их преодолеть.
Я не хотел, чтобы, если со мной произойдёт несчастье, Эня осталась одна, лишённая средств к существованию.
Я вышел, хотя до назначенного времени встречи оставалось ещё много времени. Но мне уже не хотелось сидеть на постоялом дворе, да и где-то внутри меня дрожало странное беспокойство. Такое сильное, что на какой-то момент я задумался, а не бросить ли всё к чёрту и не вернуться ли в Хез. Но Мордимер Маддердин не экзальтированная барышня, ритм жизни которой определяют чувства, страхи и волнения. Поэтому я знал, что должен закончить дело, которое меня сюда привело, независимо от того, какими будут последствия этого решения.
***
Морис Моссель ждал, как и обещал, у капитаната. День был холодным и ветреным, солнце скрылось за серыми тучами, гонимыми на север сильными порывами. Всё указывало нато, что летняя жара пока отступила и быть может начнутся дожди. Для планов Мосселя и его сообщников это, очевидно, перемена к лучшему. Вихрь и ливень заглушат шаги убийц, темнота скроет их фигуры, а изувеченное ножами тело бедного Годрига Бемберга плеснёт созвучно реке, будто огромная капля дождя. Именно так всё должно было пойти.
— Какая пунктуальность, дражайший друг, — Морис Моссель горячо потряс мою руку и для большей демонстрации чувств ещё похлопал меня по плечу.
Я как-то это перенёс и ослепительно улыбнулся. Мы быстро добрались до вполне прилично выглядевшего судёнышка, и я начал долгие, ожесточённые торги с капитаном. Моссель мужественно меня поддерживал. Стонал, рвал волосы на голове, обзывал капитана лгуном и нечестным мошенником, два раза уже тянул меня к трапу, говоря, что нам тутнечего делать, и что за такую цену мы наймём несколько роскошных кораблей с командой, а не одно, разваливающееся корыто, полное незнающих реки оборванцев. Одним словом, разыграл прекрасное представление, должное утвердить Годрига Бемберга в убеждении, что тот вернётся целым из торговой поездки.
Наконец мы согласовали цену, вообще-то вполне умеренную, с уплатой половины после прибытия в порт Надревел в верхнем течении реки, а второй половины — после счастливого возвращения. Капитану, конечно, было всё равно, поскольку он считал, что и так заберёт всё моё золото уже на вторую ночь. А мне было всё равно, поскольку я знал, что именно во вторую ночь капитан, а также его люди станут вкусным кормом для рыб. Однако этот спектакль надо было отыграть, поскольку, слишком быстро соглашаясь на предложенную сумму, я мог дать повод к подозрениям. Хотя я не думал, что кто-либо в здравом уме мог подумать, что купец из Хеза убьёт капитана речной посудины и его пятерых матросов, но бережёного Бог бережёт.
Всё пошло, как и ожидалось. Первую ночь мы провели в приятных разговорах, а капитан под вино и крепкую, хотя и страшно вонючую сливовицу рассказывал мне об опасностях реки, о мелях, порогах, таинственных исчезновениях и кровавых пиратских нападениях. Разговор был настолько увлекательным, что я пообещал себе, что из благодарности за прекрасно проведённое время постараюсь убить его так, чтобы не страдал чрезмерно. Конечно, при условии, что он захочет без сопротивления поделиться со мной всеми тайнами.
Но на второй вечер всё пошло не так, как должно было пойти. Ко мне подошёл нахмуренный капитан и, вздыхая, сказал:
— Мы повредили руль, господин Бемберг. Придётся пристать к берегу, и мы постараемся исправить его к рассвету.
Этого я не ожидал. Конечно, мы и правда могли повредить руль, но я подозревал, что с тем же успехом на берегу могут ждать очередные преступники. Только зачем было собирать такие большие силы, чтобы убить одного купца? В конце концов, чем больше людей вовлекут в преступление, тем меньше будет доля при дележе. Поэтому я пришёл к выводу, что и правда что-то случилось с рулём. К сожалению, любезные мои, я не разбираюсь в судоходстве или конструкции судов, поэтому в этой сфере меня можно убедить в чём угодно. Я не отличаю фок от грота, а такие слова, как трюм, марсель или бушприт могут для меня с тем же успехом означать сборище мифологических чудищ. Какое-то время я размышлял, не начать ли бой с командой уже сейчас, но сумерки ещё не наступили, и в поле зрения у нас было по меньшей мере два других корабля.
— Жаль, — сказал я. — По крайней мере, переночуем на земле, а не на борту. Может поохотимся и добудем что-нибудь на жаркое?
— О, да, — ответил капитан с улыбкой. — Несомненно, мы займёмся охотой.
Ему казалось, что он очень хитрый и остроумный, но я прекрасно понял намёк, содержащийся в его словах. Что ж, в таком случае придётся драться на земле. Может так и лучше? В конце концов, любезные мои, бедный Мордимер не привык к потасовкам на качающихся и мокрых палубных досках. А вот схватка на твёрдом грунте может оказаться вполне приятным разнообразием поездки. Я только знал, что мне придётся следить за тем, чтобы не убить капитана. Это он должен был стать для меня источником ценной информации, а если умрёт, весь поход может оказаться напрасным. Правда, у меня ещё оставался Морис Моссель, который мог знать даже больше, но два воробья в горсти лучше одного.
Ещё до наступления вечера мы вошли в боковую протоку реки, ведущую к маленькому озеру, с берегами, густо заросшими тростником и с поверхностью, густо затянутой гнилозелёным ковром водяной ряски. Капитан очевидно знал это озеро, ибо уверенно выбрал место, в котором мы бросили якорь. От берега нас отделяло всего несколько десятков метров. Матросы добрались до него вплавь, а мы с капитаном погребли на шлюпке.
В метрах пятнадцати от берега мы развели костёр, а я использовал время, пока матросы собирали хворост, чтобы внимательно осмотреться по окрестностям. Лишь бросок камнем делил нас от непроницаемой сейчас тёмной стены леса. Это был плохой знак. Что может помешать кому-нибудь затаиться с луком в зарослях и обойтись с бедным Мордимером так, будто он был ланью или оленем? На всякий случай я сел так, чтобы огонь костра ограждал меня от деревьев, поскольку понимал, что стрелку будет тогда сложно прицелиться. Конечно, неопытному стрелку, поскольку умелый стрелок без сомнения выцелит точно. К счастью, недалеко было озеро, но именно в этом месте его берег был песчаным и голым. Не росли там ни кусты, ни тростник. Однако я знал, что если только мне удастся нырнуть, то мои преследователи будут потом искать ветра в поле. Я могу под водой шесть раз прочитать «Отче наш», а это достаточно долгое время, чтобы отплыть действительно далеко. Другое дело, что не в том состоял план, чтобы инквизитор Его Преосвященства убегал с поджатым хвостом от толпы головорезов. Но что поделаешь, кто-то мудрее меня сказал:«Если у меня есть враг десятикратно сильнейший, то бросаюсь на него с клыками и когтями. Если он в сто раз сильнее, затаиваюсь, ожидая удобного случая».Может это суждение не свидетельствовало о чрезмерной доблести, но зато, руководствуясь им, несомненно, проще было выжить.