Слуги Государевы. Курьер из Стамбула
Шрифт:
Веселовский отложил письмо, на кровать откинулся.
«Господи, что еще ждать мне? Сколь еще испытаний ты мне предопределил. Невыносима ноша твоя, Господи. Тяжела десница твоя. Все, чем дорожил на свете этом, ты забрал к себе. Я знаю, все они будут в раю твоем, ибо безгрешны были. А я не достоин. Участь моя, Господи, скитаться вечно, как Агасферу. Я согласен. Дай только сил мне выдержать это. И буду нести крест свой, сколь скажешь».
Утром, чуть рассвело, Веселовский вышел на двор. Ямщик уже ждал, развалившись на облучке. Запряженная пара вороных похрапывала, копытами снег утаптывала. Мужик не забыл про коня самого Веселовского. Забрал из конюшни, привязал к кибитке: «Смышленый возница», — подумалось.
— Как зовут-то тебя?
Зевнув и рот перекрестивши, ямщик ответил:
— Федором, барин, кличут.
— Ну тогда, Федор, трогай, — сел в кибитку. Мужик обернулся, заботливо укрыл пологом медвежьим:
— Спи, барин. Дорога наша дальняя, — и уже лошадям, — но, родные, трогай.
Лошади дернули и пошли. Никогда более не довелось Веселовскому бывать в Самаре иль в Оренбуржье. И с генералом Урусовым никогда уже им не свидеться было. Умер князь Василий Алексеевич от болезни цинготной, как и сам предрекал, 22 июля 1741 года. Веселовский в ту пору был совсем в других краях.
Глава 9
Племянница разрешилась от бремени
На десятом году царствования Анны Иоанновны, 13 августа 1740 года, ее племянница разрешилась от бремени сыном, который при крещении был назван Иоанном, а по отцу — Антоновичем. Весть об этом сильно порадовала стареющую Императрицу. Войска, как положено, салют учинили. Но государыня, изъяв младенца от родителей, поместила в покоях своих, показав тем самым, что вот он — будущий наследник престола Российского.
А с конца сентября сама сильно захворала. Поначалу подагрой и бессонницей мучалась, потом кровохаркание появилось да боли жуткие в пояснице. Докторов меняли, но все без толку. Уж сама понимала — долго не протянет.
7-го октября все стоявшие в Петербурге войска вновь были собраны. Волю последнюю послушать Императрицы умирающей:
— … Наследником Нашим избран принц Иоанн…, а в случае кончины его в малолетстве или бездетным наследовать ему должен второй сын от брака принцессы Анны и принца Антона-Ульриха и так далее в порядке первородства.
Молча стояли войска шпалерами. Лишь осенний злой ветер полоскал знамена, да гривы с хвостами лошадиные развевал. Как-то нехотя прокричали: «Виват!» и потянулись в казармы. Знать рассаживалась по каретам, простолюдины пешком расходились. Перешептывались. Ветром доносило: «Хоть и Иоанн, а все едино — немец…».
Сидя с Манштейном в карете, Миних кусал от злости губы толстые, кривился весь:
— Императрица наша со дня на день дух испустит. Регентство сразу делить зачнут. Между мекленбургско-брауншвейскими родителями наследника объявленного и герцогом курляндским. Чья возьмет? Как думаешь, Манштейн?
— Думаю, что у герцога сейчас силенок поболе. Только надолго ли хватит? Недовольство в полках. Что одними, что другим, — ответствовал адъютант, вина подогретого подливая фельдмаршалу.
— Курляндская выскочка!
Бирон времени зря не терял. Он не отходил от умирающей Анны Иоанновны, держа наготове указ о своем регентстве. «Блистательному» ничего не оставалось, как примкнуть к герцогу.
— Пока, — злился Миних, — а там посмотрим. Он верил по-прежнему в свою звезду. Нужно было только набраться терпения. «Свалю курляндского конюха», — мучительно думалось по ночам.
Десять дней прошло с памятной присяги. Не стало больше Императрицы. Многие перекрестились с затаенной радостью, но вслух никто ничего не сказал. Вырвал-таки Бирон указ Высочайший. Успел до кончины. Пробили барабаны, зачитали его войскам. Регентом объявлен был Светлейший герцог Бирон. До достижения младенцем Императором совершеннолетия. Целых семнадцать лет ждать. Что за сей срок сделается, никто ведал. Лучше-то вряд ли станет, потому языки и держали за зубами.
Анну Иоанновну забальзамировали да во Дворце Летнем положили, хоронить не торопясь. Рейтары Конной Гвардии заступили в долгий двухмесячный караул охранять тело усопшей. А в России начиналась череда переворотов дворцовых…
Бирон (Бирен) Эрнст-Иоганн (1690–1772) — герцог Курляндский, российский государственный деятель. Родился 23 ноября (3 декабря) 1690 г. в небогатой дворянской семье в Курляндии. Отец Карл Бирен — корнет польской армии. Учился в Кенигсбергском университете, однако не окончил курса. Трудно установить, чем он занимался в последующие годы: есть сведения, что он был и берейтором, и воспитателем детей в дворянских домах, и служил в каком-то винном погребе в Риге, и занимался сапожным ремеслом.
В 1718 г. по протекции графа Г.-К. Кейзерлинга получил должность при дворе курляндской герцогини Анны Ивановны, племянницы Петра I; произведен в камер-юнкеры. Однако вскоре был вынужден покинуть двор то ли из-за конфликта с управляющим герцогини П. М. Бестужевым-Рюминым, то ли из-за уличного скандала в Кенигсберге, то ли из-за дуэли, на которой он убил своего противника. В 1724 г. по ходатайству Г-К. Кайзерлинга вернулся ко двору Анны Ивановны и стал главным ее фаворитом.
После избрания Анны Ивановны на русский престол последовал за ней в Россию. 28 апреля (9 мая) 1730 г. назначен обер-камергером, 12 (23) августа получил титул графа Священной Римской империи. В течение всего десятилетнего царствования Анны Ивановны имел огромный вес при дворе (особенно с 1735 г.), соперничая с А. И. Остерманом и Б.-Х. Минихом за влияние на Императрицу. Как государственный деятель проявил себя, в первую очередь, при решении польских и курляндских дел. В 1733 г. убедил российское правительство поддержать кандидатуру Августа III Саксонского на польский престол. 13 (24) июля 1737 г. под давлением России избран герцогом Курляндии; управлял герцогством, оставаясь в Петербурге. Перед кончиной Анна Ивановна (по совету А. П. Бестужева-Рюмина) назначила его регентом при своем малолетнем преемнике Иване Антоновиче, отстранив от власти его родителей Анну Леопольдовну и Антона-Ульриха Брауншвейгского.
Став 17 (28) октября 1740 г. регентом, уже через три недели был смещен со своего поста в результате военного переворота, осуществленного Б.-Х. Минихом в ночь на 9 (20) ноября 1740 г. и приведшего к власти Анну Леопольдовну. Предан суду; обвиненный в узурпации регентства, в стремлении захватить престол, выслав из России Брауншвейгскую фамилию, и в притеснении русских, был приговорен 8 (19) апреля 1741 г. к четвертованию, замененному затем вечной ссылкой с конфискацией движимого и недвижимого имущества и с лишением всех чинов и наград. Отправлен в Пелым (Тобольская провинция). После воцарения Елизаветы Петровны возвращен в начале 1742 г. из ссылки и определен на поселение в Ярославль без права выезда. В течение своего двадцатилетнего пребывания в Ярославле пользовался относительной свободой, хотя и жаловался постоянно на недостаток средств и на произвол караульных офицеров. В 1762 г. по восшествии на престол Петра III был полностью реабилитирован; его вызвали в Петербург и возвратили все ордена и звания (кроме титула герцога Курляндского). В том же году Екатерина II с согласия Польши восстановила его на курляндском престоле, связав его обещанием быть верным союзу с Россией и допустить свободное отправление православного культа на территории герцогства.
Это соглашение, а также меры в защиту крестьян и еврейской общины вызвали недовольство курляндского дворянства. В 1769 г. передал власть своему сыну Петру. Умер 17(28) декабря 1772 г. в Митаве в восьмидесятилетнем возрасте, погребен в усыпальнице курляндских герцогов.
В российской традиции имя Э.-И. Бирона стало одиозным. Термин «бироновщина» часто применяют для обозначения десятилетнего правления Анны Ивановны (1730–1740). Стало общим местом возлагать на него главную ответственность за политические преследования (особенно дело А. П. Волынского), казнокрадство, засилье иностранцев в ее царствование. Его изображают жестоким, корыстолюбивым, необразованным, презрительно относившимся ко всему русскому. Образ этот утрирован и не всегда соответствует историческим фактам. Кроме того, остается вопросом, в какой степени (при всей своей близости к Анне Ивановне) Э.-И. Бирон действительно определял внутреннюю и внешнюю политику Российской империи. Конечно, он оказывал влияние при принятии некоторых важных политических решений и успешно интриговал против своих соперников, однако реальные рычаги управления оставались в руках таких деятелей, как А. И. Остерман и Б.-Х. Миних. На самом деле, Э.-И. Бирон был, скорее, придворным, чем государственным человеком.
— И для чего мы послали в Финляндию Будденброка? — Карл Гилленборг неистовствовал. — Я же указывал ему, что все донесения адресуются мне, и только мне. Он не имел права писать Королю!
— А что он сообщил в своем письме нашему несчастному Фредерику? — полюбопытствовал Левенгаупт. Оба сиятельства сидели в кабинете премьер-министра.
— Да почти то же, что писал выживший из ума старый Кронштет!
— Ну… будьте, ваше сиятельство, снисходительны к ветерану. Его любили и Карл XII, и фельдмаршал Стенбок. После Гадебуша граф, Стенбок писал Королю, что, кроме Бога, он обязан победой только Кронштету. — Левенгаупт лениво рассматривал бриллианты на руках.
— Ах, бросьте, — Гилленборг раздраженно отмахнулся, — когда это было! Тридцать лет назад. Сейчас другие времена.
— Не соглашусь, дорогой граф, победа при Гадебуше — это золотая страница славы шведского оружия. — Левенгаупт принимал участие в этом сражении и отличился, командуя драгунами. Удачно атаковал саксонцев, обойдя их с фланга.
Гилленборг не слушал его:
— Мы тратим столько усилий, склоняя крестьянство к войне. У них одно условие — чтобы армия была заранее обеспечена продовольствием. Боятся дополнительных налогов.