Слуги Государевы. Курьер из Стамбула
Шрифт:
— Да-да, генерал, пожалуйте, — Бирон отвлекся от раздумий. — Что слышно? Какое настроение в гвардии, в самой столице? Что говорят в последнее время? О чем толкуют? Кому кости перемалывают?
— О разном, ваше сиятельство, о разном, — елейным голоском, словно акафист читал, заговорил Ушаков.
— Бросьте, генерал, — нахмурился регент, — вы прекрасно понимаете, о чем я спрашиваю.
Ушаков перешел сразу к делу:
— Некто Грамматиков, полка Семеновского, арестованный нами давеча, адъютант Его Светлости Принца Антона-Ульриха Брауншвейг-Люнебургского…
— Можно без титулов, покороче, — поморщился Бирон. Ушаков закивал головой согласно и продолжил:
… Показал на допросе, что, дескать, разговоры в полках гвардейских ведутся о том, что ежели Его Светлость, принц который, возжелает супротив вашей светлости выступить, то в том ему великая подмога будет от гвардии. Особливо от полка Семеновского.
Бирон нахмурился. Уточнил:
— Под пыткой показал?
— Не-е-е, — помотал головой Ушаков, заулыбался, — до пытки и не добрались. Так. Кнутом пару раз прошлись, как он и сознался.
— Многих назвал?
— Есть замешанные, — подтвердил Ушаков. — Окромя семеновцев, Преображенского полка офицеры Ханыков и Аргамаков, а в купе с ними сержант Алфимов.
— Арестовать и допросить.
— Слушаюсь, ваша светлость, — склонился в поклоне.
— Ступай с Богом, Андрей Иванович, — царственным жестом отпустил генерала, а сам опять погрузился в раздумья.
«Итак, на чем я остановился? Миних! Надо столкнуть его лбами с брауншвейгской фамилией, одновременно держа его поблизости, чтоб самому постоянно наблюдать. Солдафон. У него на лице все написано».
— Эй! — регент снова позвонил. — Миниха ко мне!
По поручению Бирона фельдмаршал Миних отправился к родителям малолетнего Императора Иоанна. Выпрашиваемый у герцога патент генералиссимуса так и не давался ему в руки.
— Нет, Манштейн, ты мне скажи, — делился с адъютантом Миних, сидя в карете, — если конюх может стать герцогом, ничего для этого не делая, то почему, почему я, великий Миних, этого не достоин. Где справедливость? Манштейн! Ладно, не дали титул, но почему за мои заслуги, за мои победы не дает этот курляндец мне генералиссимуса?
Манштейн выслушивал это все по нескольку раз в день и уже привык.
— Ваше сиятельство, я молвлю Вам другое. В войсках ропот, многие недовольны регентом. Каждый день идут аресты. В гвардии. Особливым вниманием нашей Тайной канцелярии пользуется Семеновский полк. Я думаю, что все это направлено против принца Антона и его жены, принцессы Анны Леопольдовны. Вот и вы едете сейчас к ним объявить волю регента. А ведь изменись положение близ престола, так и ваши заслуги будут востребованы.
— Тысяча чертей! — взорвался фельдмаршал. — Я должен исполнять распоряжения этого лошадника. Я, великий Миних! Ты прав, Манштейн! Пора его скидывать.
— Осторожнее, ваше сиятельство, не так громко. Это дело требует особой конфиденциальности. Ведь герцог уже не раз пытался строить козни против вас. Еще при покойной ныне Императрице. Попытайтесь выяснить настроения у родителей царственного ребенка. А исходя из этого, мы и будем думать, как осуществить то, о чем вы говорили.
— Да, да, да. Ты прав, Манштейн, — остекленевшим взглядом Миних уставился в окно кареты, рассматривая замерзшую Неву.
Анна Леопольдовна сама дожидалась фельдмаршала и с его появлением бросилась ему на грудь. Капризная, избалованная принцесса была настолько напугана своим шатким положением, что не знала, кому верить. Мужа своего она не любила. Принц Антон считался почти изгоем при дворе. Его никто всерьез не воспринимал, и лишь в полках, где был шефом, он чувствовал себя человеком. Теперь же указом регента он отстранялся и от этого.
Регент, зачастивший теперь к Елизавете Петровне, как-то вечером принародно объявил, что если и далее принцесса Анна со своим мужем будут высказывать свое недовольство нынешним положением и подстрекать офицеров гвардии, то он готов их немедля выслать на родину, в Германию, всем семейством, а на престол возвести герцога Гольштейнского, племянника Елизаветиного. О сем заявлении было донесено немедленно родителям Императора Иоанна, и они поняли, что положение становится все хуже и хуже. Спасение Анна Леопольдовна видела лишь в Минихе.
Но перевороты в России почему-то всегда случаются внезапно. Вроде, как и готовятся к ним, а нате вам, все как гром посреди ясного неба. Так и сейчас. Темперамент Миниха был неудержим. Все случилось внезапно.
Сидел как-то фельдмаршал с регентом. Ужинали. Поздний вечер был уж. Всего-то три недели прошло со смерти Анны Иоанновны. Вдруг регент задал вопрос:
— А случалось ли вам, ваше сиятельство, предпринимать каких-либо важных дел ночью? Во времена походов военных?
Растерялся Миних. Герцог весь вечер производил впечатление, что он все время о чем-то думает. Оттого был рассеян и вопросы задавал невпопад. Только Миниху взбрело в голову, что регент догадался, а может и донесли о разговорах фельдмаршала с Брауншвейгской фамилией, об обещаниях его к свержению Бирона. Пот прошиб Миниха. Сразу холодом подземелий крепостных обдало. Померещилось — дверь откроется и Ушаков вползет, улыбаясь. Волнение Миниха не укрылось от регента. Он удивился:
— Что с вами, фельдмаршал? Почему мой вопрос привел вас в замешательство?
— Нет-нет, ваша светлость, — пытался выкрутиться Миних. — Это я так, вспомнил вдруг походы. Ведь не всегда виктории одерживали. Бывало, и конфуз случался. Вот и вспомнил один… А что вопроса вашего касаемо, так отвечу: по поводу ночных дел не припомню, но правила одного придерживался всегда. Коли обстоятельства благоприятствуют — ими надо пользоваться. А день ли, ночь ли, то без разницы.
Не понравилось Бирону волнение фельдмаршала. Подумал: «Точно замышляет что-то. Ишь, заерзал, боров. Надо бы отдалить его как-то. Услать бы куда подальше. Не-е-ет, скорее, скорее, нужно решать с престолом. Или Елизавета с моим Карлом, или Карл Гольштейнский с моей Гедвигой».
А Миних уж и не знал, как быстрее завершить ужин да вырваться поскорей из Летнего Дворца. Кусок в горло не лез. «Все! Прямо сегодня с ним покончим. Господи, скорей бы уйти отсюда».
В одиннадцать фельдмаршала, наконец, отпустили. Он миновал караульных, перекрестился, оглянувшись на дворец, выдохнул и полез в карету. «Манштейна, Манштейна, немедленно вызвать! Пора начинать», — думал, пока ехал к себе.
Все развивалось стремительно. В два часа пополуночи фельдмаршал с верным адъютантом прибыли в Зимний Дворец. Подняв с постели заспанную статс-даму принцессы Анны, фельдмаршал приказал ей разбудить все Брауншвейгское семейство. К Миниху вышла лишь одна принцесса. Он объявил ей, что готов арестовать регента. Были собраны все караулы Зимнего Дворца, которые тут же подтвердили свою готовность сражаться за Анну и своего подполковника принца Антона. Повезло заговорщикам, — Семеновский полк охранял в ту ночь их величества. Весь караул насчитывал 120 человек. Миних отдает распоряжение Манштейну взять два десятка семеновцев с собой и идти к Летнему Дворцу, к резиденции регента. Остальные, вместе с самим фельдмаршалом, двинулись чуть позади.