Служба - дни и ночи
Шрифт:
— А сейчас Ермаков не видел у Кагановича Саидова?
— Говорит, что нет.
Ляхов, который до этого случая не видел Мирского, спросил:
— Василий Владимирович, а что в Куйбышеве?
— Мало утешительного. Саидов получил письмо, но задержать его не удалось. Но это неважно, — Мирский с улыбкой переглянулся с Ильиным, — дело в том, что в настоящее время Саидов уже находится в Минске.
Ляхов подпрыгнул:
— Что вы говорите? Где же он?
— В Минске, но, где точно, пока не знаем. Гласов установил, что он осенью прошлого года останавливался в гостинице «Юность». Стал он сегодня беседовать с работниками гостиницы, оказалось,
Мирский обратился к Ильину:
— Мы составили словесный портрет Саидова и вручили его всем работникам милиции. Утром сделали запрос в Ташкент. Паспорт он там получил, да и прописка ташкентская. Ждем ответ и фото.
Полковник посмотрел на Ляхова:
— Ты не очень устал?
— Нет, что вы...
— Ну, тогда слушай. Дело в том, что все участники группы находятся под контролем, и если к кому-либо придет Саидов, то он — наш. Стельмаха отправили домой. Мы его тоже возьмем под контроль. Возникли у нас сложности с квартирой Мельникова. Семья там большая. Доверять никому из них мы не можем. Поэтому придется тебе взять на себя контроль за этим домом. В помощь дадим двух милиционеров. Условия наблюдения за домом уже созданы: на улице, где стоит его дом, идет прокладка газовых труб, недалеко стоит строительная бытовка. Со строителями уже договорились, и они специально для нас поставили напротив дома еще одну бытовку. Так что бери милиционеров, переодевайтесь и туда. Связь будем поддерживать по радиостанции. Если тебе придется отвлекаться и уходить оттуда, то хорошенько инструктируй милиционеров, чтобы действовали умело в случае появления Саидова.
Ляхов ушел.
Абдураимов, он же Саидов, был не в духе. С хмурым лицом, молча, застыл на заднем сиденье и, казалось, не обращал никакого внимания ни на Мхитаряна, спина которого торчала впереди, ни на разговорчивого и веселого водителя, ни на проносящиеся мимо дома и улицы, улыбающихся на тротуарах людей.
Ох, как ненавидел все это Абдураимов. И эту, как назло, солнечную погоду, и этих смеющихся людей. С каким удовольствием набросился бы он на этого без умолку болтавшего водителя.
Абдураимов, кряхтя, обернулся и посмотрел в заднее стекло, а затем скомандовал водителю:
— Поверни налево, видишь, в тот переулок.
Машина свернула в небольшую тихую улочку и остановилась. Абдураимов рассчитался строго по счетчику, терпеливо ожидая, пока сразу же загрустивший шофер отыщет в своих бездонных карманах сорок копеек сдачи. Затем они достали из багажника четыре чемодана, и машина, обдав их дымом, уехала. Мхитарян, оглянувшись, недовольно проворчал:
— И что ты за копейку каждую дрожишь, наоборот, дал бы лишний рубль таксисту, тот бы, если понадобилось, язык за зубами придержал. Не пойму я тебя, почему ты жадный такой. Денег кучу имеешь, не знаешь сам, сколько
«Старик» улыбнулся:
— А может, я поэтому и дрожу за каждый рублик, потому что не знаю, сколько их у меня. А вдруг последний отдаю! — И неожиданно со злобой прикрикнул на дружка: — Послушай, ты, молокосос! Не суй нос не в свои дела и не напрашивайся, а то может так случиться, что пожалеешь!
И опять более сильный и молодой Мхитарян спасовал перед стариком:
— Да ты не обижайся, я просто так... хотел, чтобы лучше было, таксист же обозленный от нас уехал, запомнил.
— Не знаешь ты таксистов, они же, наоборот, лучше запоминают тех, кто в лапу дает. Ну ладно, пошли.
Они прошли два квартала и вышли на площадь Якуба Коласа, спустились в подземный переход и вскоре были на другой стороне проспекта. Затем сели в трамвай и минут через двадцать были у дома, куда стремился Абдураимов. Он приказал напарнику подождать, а сам налегке, без чемоданов, вошел в подъезд. Каганович был дома. Увидев «старика», обрадовался:
— Как хорошо, что ты приехал, входи. Я сейчас в магазин сбегаю.
— Ты один дома?
— Конечно. Правда, думал кое-кого для души пригласить, но раз ты приехал, отложу на другой день. Ну что ты стоишь у порога? Проходи.
Абдураимов испытывающим взглядом окинул комнату, заглянул в другую и сказал:
— Я не один приехал, пойду друга позову.
Он вышел из квартиры и вскоре возвратился в сопровождении Мхитаряна.
— Зови его Аликом, — сказал «старик» Кагановичу.
Хозяин обратил внимание, что гости не оставили в прихожей чемоданы, а прошли с ними прямо в комнату. Каганович снова засуетился.
Он снял с дверной ручки висевшую хозяйственную сумку и вышел из квартиры.
— У него остановимся? — спросил Мхитарян.
— Посмотрим, — неопределенно буркнул Абдураимов и, поднявшись со своего места, переставил чемоданы за диван.
Вскоре вернулся Каганович. Он быстро накрыл стол, поставил три бутылки водки, закуску.
«Старик» пил много и жадно, не обращая ни на кого внимания, закусывал. Он руками разрывал курицу, откусывая большие куски, и, казалось, не пережевывал. Мхитарян не отставал от Абдураимова, он выпил водку залпом и сразу же набросился на еду. Каганович уже после второго тоста закурил. Мхитарян, не отрываясь от еды, блеснул черными глазами.
— «Мальборо» тянешь?
— Другие не курю, — небрежно ответил Каганович и самодовольно откинулся на спинку стула. — Люблю красивую жизнь, ведь она у меня одна, и прожить ее нужно так, как мне хочется.
После пятой или шестой рюмки Каганович неожиданно возвратился к своим мыслям о «красивой» жизни.
— Ну скажи, «старик», — обратился он к Абдураимову, — что это за жизнь — деньги есть, а тратить нельзя?
Абдураимов смачно облизал жирные пальцы, налил стакан лимонада, выпил его и только после этого ответил:
— Ты молодой и, если будешь жить с головой, то многое получишь. Не надо только горячку пороть. Вот, смотрю, американские сигареты куришь, хвастаешь ими, а ты их, эти сигареты, из пачки вытащи да переложи в другую — в «Приму» или в «Стюардессу». Зачем внимание к себе привлекать? Кого удивить хочешь?
— Так я же просто так, — смутился Каганович, — ради вашего приезда. На работу только «БТ» ношу.
— И баб «БТ» угощаешь?
— Ну, нет, женщин я не могу не угостить красиво, — возразил с улыбкой Каганович, — они ведь такие создания, не покажешь блестящую вещицу — не клюнут.