Служебный роман, или История Милы Кулагиной, родившейся под знаком Овена

Ларина Елена

Я и впрямь понимала, что он прав, а я, увы, не права — но ни за какие пряники, ни под каким соусом не собиралась перемещаться в Москву!.. Я уже пробовала жить в этом городе и теперь точно знаю, что мы с ним несовместимы. Не хочу, не могу больше видеть эти улицы, этих людей, не могу каждую минуту ждать встречи с общими знакомыми, дабы выслушать подробнейший отчет о нынешнем положении дел и новом семействе бывшего мужа. Нет, ни за что!..

Левинскис меж тем продолжал:

— Людмила Прокофьевна, что вас по-настоящему держит в Петербурге? Жилье? Мы вам выделим казенное, ничуть не хуже.

«Вот теперь уж точно не выйдет, товарищ Левинскис, —

подумала я. — Вы бы хоть взглянули на мое “родовое гнездо”, прежде чем давать опрометчивые обещания. Впрочем, обещайте, обещайте — я слушаю».

— Семьи у вас нет — я специально навел справки, — сообщил Левинскис, словно отвечая не на мои сдержанные слова, а сразу на агрессивные мысли. — Так что ни одного возражения, на которое я не мог бы ответить, вы мне сегодня не предъявили. Скажу откровенно: я действительно хочу видеть вас у себя, всерьез на вас рассчитываю и очень, очень обижусь, если вы откажетесь. Не хочу выглядеть деспотом, но все же напомню, что вы — сотрудник моего предприятия. Превосходный сотрудник, но едва ли незаменимый.

Я молчала.

— Если вам тяжело сразу решиться, не расстраивайтесь раньше времени: пока мой проект еще на стадии разработки, такие дела быстро не делаются. И хотя я твердо намерен его осуществить время у вас еще есть. В зависимости от того, как пойдет реализация планов, вы располагаете где-то полугодом, а то и годом на раздумье, подготовку дел к передаче, подбор достойной кандидатуры на свое место. Я ведь понимаю, что кому попало вы контору не оставите. У вас ведь есть заместитель, так? Не думаете его сделать своим преемником? Или он слишком хорош на должности заместителя?

— Если время у меня еще есть, я лучше действительно сначала как следует все обдумаю, Борис Артемьевич, — отозвалась наконец я.

— Вот и превосходно, Людмила Прокофьевна, — с заметным облегчением проговорил Левинскис. — Не обижайтесь на меня, пожалуйста. Я ведь и правда забочусь не только о себе, и насколько это от меня зависит, собираюсь пересадить вас на новую почву с минимальными потерями. Надеюсь, мы еще неоднократно созвонимся. Всего хорошего!

— До свидания. Послышалось или правда мелькнули в голосе босса почти неуловимые нотки злорадства? Уж не собирается ли он припомнить мне все, причем сразу? Слушая короткие гудки, я вспомнила собственные недавние сетования на рутину и налаженную жизнь, ностальгию по мобилизующим все силы авралам. Повесила трубку и обозвала себя идиоткой. А потом, подумав, еще несколькими словами близкими по смыслу, но куда более эмоционально насыщенными.

Я не собиралась ехать в Москву. И знала: что бы ни произошло, решение мое останется неизменным. А это значит, что, если мне не оставят выхода, придется искать себе новую работу. Жаль… Однако о дальнейшей судьбе агентства надлежит позаботиться в любом случае.

Естественным наследником моей должности является, по сути дела, Снегов. Он не из тех заместителей, которые, будучи превосходными ассистентами хорошего начальника, становятся совершенно беспомощными в «вольном плаванье». Я также не думала, что он откажется — безответственности за ним до сих пор не наблюдалось.

Но этот вариант я почему-то с самого начала рассматривала как аварийный. То есть ясно почему, хотя и очень неприятно в этом сознаваться: я не любила Снегова. Да и как можно было любить этого черствого бесцеремонного типа? Но серьезные взрослые люди не руководствуются в делах симпатиями и антипатиями… Что же делать?

Похоже, выбор

мой был невелик. А потому я постановила сделать две вещи. Во-первых, собрать наконец сведения о… О любом достойном кандидате на должность директора, наличие которого позволит мне, если что аргументированно и с соблюдением всех приличий отказать Снегову. Во-вторых, обратиться к советчику, которого уже давненько не привлекала, дожидаясь, видимо, черного дня.

ВАША СЛУЖБА И ОПАСНА, И ТРУДНА…

Как хорошо порой определиться! Жаль только, что убаюканные принятым наконец решением, мы от облегчения сплошь и рядом забываем, что его необходимо еще и реализовать. Пока решимость не испарилась окончательно, я ненастойчиво тронула селектор. Он, увы, с готовностью проснулся.

— Мишенька, зайдите ко мне, когда освободитесь.

— От чего освобожусь? Я, собственно, уже сейчас могу зайти.

— Тогда почему мы все еще беседуем по телефону?

— Иду.

Почти сразу Мишенька оказался у меня в кабинете. Закрыл за собой дверь.

— Вызывали?

Я указала одновременно на кресло для посетителей и на неуместность его вопроса:

— О том, что я вас вызывала, слава техническому прогрессу и мощи вашего голоса, знает, по-моему, уже вся контора. Как и о том, что на рабочем месте вы занимаетесь неизвестно чем. С Машей небось болтали?

Миша побагровел: очевидно, я угадала. Забавно, если у них что-нибудь получится. Можно будет звать их «Маша и Медведь». Жаль только, что я этого могу уже и не увидеть. Господи, о чем я думаю! Если уж мои планы не кажутся образцом этичности мне самой, не могу представить, как отреагирует на них Миша, в котором все еще махровым цветом колосится подростковый максимализм. Нервно перебрав несколько формулировок типа «У меня к вам… поручение щепетильного свойства… Тонкого характера… Деликатная просьба…», я вздохнула и, словно кидаясь в омут, начала решительно и беспомощно:

— Мишенька, могу я на вас положиться?

Мне показалось, что Мишенька сразу ощутил себя взрослым и сильным.

— Что я должен сделать?

Вот так. Ни ерничанья, ни застенчивости. Переведя дыхание, я все-таки обреченно выпалила:

— У меня к вам поручение деликатного свойства. Мне совершенно необходимы… сведения об одном из наших сотрудников.

Мишенька подобрался.

— Вы… рассчитываете на компромат?

— Что вы, Миша, какой компромат! — перепугалась я. — Мне нужна совершенно объективная информация — но та, которой не подают в анкетах. Что представляет собой сотрудник за пределами конторы. Как человек, извините за банальность.

Мишенька кивнул.

— И о ком вы хотите узнать?

— О Лисянском.

Поколебавшись, Мишенька сообщил — похоже, опасаясь, что его слова могут быть истолкованы как отказ от участия в объединившем нас деле:

— У меня вообще-то нет опыта в таких вещах.

— Ничего страшного, у меня тоже, — успокоила я. — А рассчитывать нам больше не на кого. Профессиональных диверсантов привлекать не будем — из соображений конспирации. Да и в финансовом плане не потянем. Но неужели, проработав больше года в агентстве, вы все еще не осознаете себя агентом? Способным в непринужденном разговоре за чаем выманить агентурные сведения? — Господи, какую ахинею я несу от неловкости! — Лисянский, насколько я помню, учился в одной группе с Ольгой Николаевной. Попробуйте начать с нее. Если повезет, можете ею и ограничиться. А через пару дней приходите с докладом. Сумеете?