Служу Советскому Союзу 2
Шрифт:
Меня направили вместе с майором Геннадием Дориным и прапорщиком-связистом Сергеем Головлевым.
Геннадий Дорин был из тех служак, которые стараются жить по уставу. Невысокий, крепко сбитый, он смотрел на жизнь исключительно через призму распорядка и правил. Какие-либо отклонения от буквы устава принимались им чуть ли не как личным оскорблением.
Сергей же Головлев был если не противоположностью Дорина, то весьма близким к этому званию. Если где кто и влипал в неприятную историю, то это в основном приходилось на долю Головлева. И всё равно с каждым разом ему удавалось выкрутиться, пролезал в такие щели, в какие не каждая блоха протиснется.
Я так понимаю, что в патрулирование их ставили вместе специально, чтобы один дополнял другого, а второй наоборот — сдерживал кипучую энергию первого. Я же был им сбоку припека. Просто ходил и вдыхал свежий воздух. По сути, патрули и не были нужны, так как дисциплинированные немцы из маленького городка любили покой и стабильность, но… Руководство сказало сделать — от нас требовалось взять под козырек и идти выполнять!
Эх, как же всё-таки хорошо было на улице… И на душе разливалась та самая отчаянная радость, какая бывает после опостылевшей зимы. Эта самая радость как будто бабочка вылезала из кокона замерзших за снежные дни эмоций. Хотелось улыбаться всем и каждому, пожимать руки и хлопать по плечу. А ещё хотелось влюбиться. Вот прямо так, чтобы до зубовного скрежета и стихов в тетрадку…
Сергей Головлев тоже чувствовал нечто подобное, так как без конца сыпал анекдотами и травил байки. Дорин только хмурился в ответ. Похоже, что все эти истории он слышал и не раз, а вот в моём лице Сергей нашел свободные уши, в которые можно было залить старые истории. Залить и ещё раз посмеяться.
А мне что? Лишний раз улыбнуться западло? Вот я и скалился шуткам, солнцу, проходящим мимо немцам…
От Зинчукова не было никакой информации, от де Мезьера тоже. Я находился в том самом состоянии, которое называют «спящее». То есть ждал определенных указаний, но сам не высовывался.
После эпизода с той худощавой наседкой ничего интересного не было. После секса я внес установку, что у нас с ней была только бурная страсть и ничего больше. Никакой информации она мне не давала, кроме той, что всё было «даст ист фантастиш».
— Вот, Борь, скажи, какая разница между советской девушкой и французской? — спросил в очередной раз Сергей.
— Языком владеют по-разному? — предположил я, ожидая какой-нибудь подвох.
— Не, — покачал он головой. — Когда советская девушка видит лягушку, она вскрикивает: «Ой, бл…!» А когда француженка видит лягушку, то говорит: «О-ля-ля!», а лягушка уже вскрикивает: «Ой, бл…!»
Я охотно посушил зубы. А чего же не улыбнуться, если эту шутку ещё не слышал?
— Опять старые анекдоты травишь? — буркнул Дорин. — Ты лучше Борису расскажи, как жену свою заполучил. Он-то вряд ли такое слышал.
— А что так? — заинтересованно откликнулся я. — Что за история?
Сергей прямо-таки расцвел на глазах. Он увидел во мне очень благодарного слушателя, а уж то, с какой охотой я улыбаюсь, возвело меня на пьедестал лучших на свете людей.
— Это очень драматическая история, — начал он театрально. — Началась она давным-давно, в городе Свердловске, ещё на школьных стульях и…
— В общем, жена у него красавица, а он уродился таким нескладенышем, — прервал театр одного актера Дорин.
— Вот что ты за человек? — возмутился Сергей. — Я же рассказываю!
— Да ты полчаса только то, что я в одно предложение уместил, будешь рассказывать. Давай без долгих прелюдий, — хмыкнул Дорин. — А то будешь тут трепаться, как за косички дергал и портфелем по башке бил.
— Никогда я её не бил портфелем по голове! — ещё больше возмутился Сергей.
— Ладно-ладно, не надо спорить. Что было дальше-то? — напомнил я про историю.
— А что дальше? Вот собьют весь настрой, а потом ещё и спрашивают, — пробурчал Сергей, но продолжил. — В общем да, была у нас в классе одна красавица, Маринка Иванова. По ней не только одноклассники сохли, но ещё и учителя заглядывались. Особенно физрук. Понятное дело, что мне вообще ничего не светило. Она была осыпана вниманием с ног до головы, куда уж мне соваться…
— Да уж, — крякнул Дорин.
— Эй, не любо — не слушай, а врать не мешай! — прикрикнул Сергей. — Сейчас вообще рассказывать не буду.
— Молчу-молчу, — голосом дедка из кинофильма «Морозко» ответил Дорин.
Я сжал губы, чтобы не расхохотаться — так похоже получилось. Вот уж не ожидал от хмурого майора подобной пародии.
— Ладно, продолжим. На чем я остановился? А! Вспомнил! Так вот, вышла Маринка замуж рано. Выскочила чуть ли не после школы. Но, что-то у неё не задалось с мужем — всё-таки ещё дети, хоть и учились в универе. В общем, осталась она одна. Что-то там в семье у неё случилось, что после этого она никого к себе не подпускала. Детей не было, так что разбежались легко. Что было, она не рассказывала, а я и не допытывался особо. В общем, увидел её через пять лет после школы и снова в груди всколыхнулось то самое чувство. Я думал, что всё, вышла прочь и забуду, а оказалось, что нет.
Майор подмигнул мне, мол, складно врет рассказчик. Я кивнул в ответ.
— Так вот, увидел, что без кольца на безымянном пальце, так и всколыхнулось. Начал я потихоньку наводить справки. Вызнавать, что и как. Потом узнал, что одна и никого не подпускает к себе. Вроде молодая ещё девчонка, а хоронит себя на бухгалтерской работе. А ещё собралась на лето в Сочи отдыхать. Вот тогда-то и родился гениальный план по ловле Маринки в собственные сети.
Солнце отразилось в большой витрине мясной лавки. От вида колбас и нарезки у меня заурчало в желудке. До обеда оставалось ещё полчаса, но маркетологи магазина умели вызывать голод видом красиво уложенной еды. А ещё я увидел в витрине, что в отдалении за нами движется УАЗ-452, в простонародье «буханка». Эта самая «буханка» ехала неторопливо, как будто пыталась подстроиться под прогулочный шаг.
У меня по спине пробежали мурашки. Вроде бы ничего в этой самой машине не было, но чувство тревоги немного поубавило радость от прогулки под солнцем.
— Так вот, купается моя ненаглядная Марина, думает о здоровье и прочем, а тут под руку попадается ей бутылка! Вот прямо запечатанная сургучом, всё как полагается. Если бы нашли в акуле, то была бы из «Детей капитана Гранта». Внутри этой бутылки что-то белело. Марина вместо того, чтобы выкинуть её в мусор, отнесла к себе в санаторий. Там распечатала и нашла несколько писем, чуть подмоченных водой, но просушенных на солнце. Было там письмо от некоего Максима Герова, что, мол, мама, мы потерпели крушение неподалеку от Стамбула. Подорвались на мине с военных времен. Доплыть вплавь не получится, но на сооруженном плоту получится продержаться ещё какое-то время. С ним ещё четверо друзей. Остальные погибли при взрыве. Мама, люблю тебя и всё такое. Нашедшему просьба передать по адресу туда-то туда-то…