Служу Советскому Союзу 2
Шрифт:
— Затем, что хочется мне сладко спать и вкусно есть, — ответил Сергей Головлев. — Хочется супруге показать заграницу, а то дальше СССР никуда и не выезжала. Много чего хочется, но чего я добьюсь у себя? Только редкие вылазки? В ГДР меня больше уже не возьмут, из-за рапортов начальства, так и придется сгнить где-нибудь в Зажопинске…
— Сука завербованная, — выругался Дорин.
— Я сука завербованная? Да ты на своего товарища посмотри. Его хлебало тоже не медом измазано, а в говне извазюкано.
Дорин с подозрением посмотрел на меня.
— Не знаю, о чем ты говоришь, — буркнул я в ответ. — Сам продался и других хочешь за собой потянуть?
— Ну да, ну да, — хихикнул Головлев. — Как будто я ничего не знаю. Или ты это для майора красуешься? Товарищ майор, ваш корефан Борис Смирнов та ещё шкура продажная. Если бы я не знал про него ничего… Но я знаю. И спланировали мы всё так, чтобы этого засранца взять. А ты… Майор, уж извини, но просто попался под горячую руку.
— Борис, это правда? — спросил майор.
И что мне говорить? Что я веду на самом деле двойную игру и не я на мушке у Лотара, а он на мушке «Гарпуна»? И что не предавал я Родину, а наоборот, служу ей беззаветно и борюсь с теми, кто ей угрожает?
Как это всё уместить в несколько слов, которые сейчас нужно сказать, чтобы не лишиться единственного союзника?
— Товарищ майор, этот пи… просто пиз…! — жестко ответил я. — Не был я никем завербован и всю дорогу служил Советскому Союзу!
— Тогда откуда ты так хорошо знаешь немецкий язык? — уколол меня Головлев.
— В школе хорошо учился, гнида, — парировал я. — Вот если бы ты также учился как я, то знал бы, что Родину продавать нельзя! А ты…
Я двинулся было к Сереге, но передергиваемый автоматный затвор остановил на половине пути.
— Ты! — ткнул пальцем Лотар на Головлева и показал на дверь. — Шнель!
Сергей с легкой улыбочкой прошел мимо меня и уже возле дверей остановился:
— До скорой встречи, друзья!
Вслед ему донеслись пожелания скорейшего пешего эротического путешествия.
Глава 38
Дорин молчал весь следующий день. Нам принесли скудный завтрак из остывшей овсяной каши и кружки воды. На обед к похожему пиршеству был добавлен кусок хлеба. Ужин тоже не радовал разнообразием. Чтобы в наши головы не приходило ничего героического возле окна вставал охранник с автоматом. Мы особо и не рыпались — не хотелось получать пулю-дуру...
— Мда, похоже тут очень сильно заботятся о нашем здоровье, — хмыкнул я, когда увидел поднос с ужином. — Заплыть жиром точно не сможем.
Дорин в очередной раз промолчал. Похоже, что после случившегося с Головлевым он не скоро сможет кому-нибудь доверять. Впрочем, я его не винил. На его месте я поступил бы также. Если уж тот, с кем делил хлеб в столовой, так поступил, то чего ожидать от остальных?
От жестких лавок болели бока. Шинель спасала, но был минус: натягиваешь на голову — мерзнут ноги, натягиваешь на ноги — холодеет голова. Также ноги замерзали, если их очень долго держать на полу. Комфорта никакого, только неопределенность и волнение.
Ведро в углу закрывали картонкой, так как выводить в туалет нас никто не собирался. Однако, запах проникал и сквозь картонку...
— Да уж, прямо-таки чувствую себя Эдмоном Дантесом, — проговорил я, когда новые сумерки закрасили небо за окном, а потом продекламировал. — Однажды в студеную зимнюю пору, сидим за решеткой в темнице сырой. Глядим, поднимается медленно в гору, вскормленный в неволе орел молодой...
Майор в ответ промолчал. Мда, контакт не налаживается. И вряд ли наладится в дальнейшем.
Кое-как снова удалось уснуть. Снилась какая-то чертовщина из сирийского прошлого. Куда-то бежали, в кого-то стреляли. Сквозь сон слышался лай собак и резкие окрики охранников. Реальность накладывалась на сон, создавая тревожные картинки.
Утром снова скрипнула дверь. В комнату вошли двое с оружием. Один из охранников показал на меня и скомандовал:
— На выход!
Я оглянулся на Дорина, тот хмуро уставился в окно.
— Не прощаюсь, — коротко сказал я и двинулся следом за мужчинами.
Вели меня тоже по всем правилам — один сбоку, второй позади. Только руки не заламывали, чтобы полностью обезопасить себя от нападения. Но если бы знали — кто перед ними, то непременно бы надели с десяток наручников.
— Куда меня ведут? — спросил я, когда мы вышли из складского помещения и свет резанул по глазам.
Спросил без особой надежды на ответ.
— Налево, — короткой командой дал ответ один из охранников.
— А зачем налево?
— За тем зданием.
Вот и поговорили. До прохода в кирпичное здание на мои вопросы больше никто не ответил. Бегающие по территории собаки косились на меня, но, видя рядом охранников, тявкать не осмеливались.
В кирпичном здании меня провели в кабинет. Судя по обстановке — директорский. То есть хороший ящик с папками, большой стол, удобное кресло. Возле окна фикусы в здоровенных кашпо.
За столом сидел Ульрих де Мезьер. Я с некоторым злорадством отметил замазанный синяк на скуле. Он всё-таки проступал сквозь нанесенный грим. Эх, если бы я мог, то ещё бы разок отвесил от души.
— Добрый день, Борис Смирнов, — Ульрих кивнул на один из стульев за столом. — Присаживайтесь.
— Для кого-то добрый, — хмыкнул я в ответ.