Служу Советскому Союзу
Шрифт:
Вот как так получается, что в книгах попаданцы сходу выпаливают целые серии стихов? А ещё кучно выкладывают песни и различные памфлеты?
У меня же в голове были обрывочные воспоминания от школьной программы. Да и то классиков, которых девчонки и так знали. Может быть от обилия информации, которая ежедневно лилась с экранов телевизоров, компьютеров и телефонов, память о стихах и песнях как-то сама собой стиралась?
Нет, если покопаться, то я с горем пополам мог бы рассказать о «дяде самых честных правил». Или добавить про «дуб у Лукоморья»,
Да ну, это каким же задротом нужно быть, чтобы всё упомнить? А ведь попаданцы все были мужиками взрослыми…
Наверное, в прошлое попадали одни только учителя литературы!
Впрочем, когда моё красноречие спотыкалось, на помощь приходил Мишка. Вот у него память была посвежее, не загаженная социальными сетями и листанием новостных лент. Он и Евтушенком мог забабахать, и Симонова, да и о других авторах знал не понаслышке.
Если в моё время для вливания в определенную тусовку нужны были определенные знания, и для каждой тусовки свои, то тут же нужно быть начитанным и уметь поддержать разговор. Причем не абы как, подобно пушкинскому Онегину, а действительно поразить своим кругозором и обширным объемом интересов.
Ведь в то время, в которое я попал, в основном читали. Да, было в СССР три канала, а в Москве ещё и четвертый, учебный, но всё-таки книги и газеты пользовались большей популярностью. Поэтому, приходилось лезть из кожи, чтобы доказать, что мы не просто поленья в кирзовых сапогах, но ещё и стихи читать «могём».
Судя по улыбкам на лицах девушек, скучно им не было. Мы поддерживали светскую беседу, мило общались и двигались в сторону эстрады.
Там уже собралась большая куча народа. Сидячие места были разобраны, но зато встать возле забора так, чтобы увидеть сцену, ещё было можно. Похоже, из-за дымки в воздухе многие москвичи не захотели прийти на концерт.
Я почесал голову, когда увидел эту эстраду. Что-то она мне напомнила. Что-то такое, что я уже видел.
И потом, как молнией прошило мозг!
Вспомнил!
На этой же эстраде Аркадий Велюров из фильма «Покровские ворота» пел свои куплеты! Сатирические, злободневные…
А теперь в ракушке играл оркестр, народ негромко переговаривался, многие вытягивали шеи, чтобы первыми увидеть любимую певицу.
— Простите, мы не пропустили выступление Шульженко? — спросил я у невысокого мужчины в шляпе.
— Нет, не пропустили. Пока что не выступала, — покачал тот головой.
— Мы вовремя, — сказала Ирина.
— Ух, это радует, — улыбнулся Михаил.
— Да, не плохо, — кивнула Юлия и обмахнула платочком лицо. — Как же душно сегодня…
— Может тогда по мороженому? — спросил я. — Или водички?
— Я бы не отказалась, — сказала Ирина и заглянула в свою сумочку. — Сейчас, где-то у меня были деньги…
— А вы позволите вас угостить? — спросил Михаил.
— Ну, как-то неудобно, — сказала Ирина. — Всё-таки у нас тоже деньги есть.
— Неудобно спать на потолке, — сказал я с улыбкой и пояснил свою мысль. — Одеяло сваливается. А угостить двух прекрасных дам ледяным мороженым — это просто благодарность за то, что те позволяют постоять рядом с ними на концерте.
— Какой галантный кавалер, — хмыкнула Юлия, а потом попыталась спародировать начальственный тон: — Товарищи курсанты, от лица прекрасных дам вам выражается благодарность, но вот от их же лица идет и порицание! Мы не приемлем благотворительности! Так что после вашего возвращения обязательно отдадим деньги. За мороженым… Шагом марш!
Мы переглянулись с Мишкой, козырнули и, чеканя шаг, двинулись в сторону виденной неподалеку тележки с мороженым.
Когда отошли на приличное расстояние, то Мишка с облегчением выдохнул:
— Фух, ну ты прямо дал… Я бы так не смог.
— Как это ты не смог? — возмутился я. — А кто стихи читал? Я вот вообще в этом полный профан, всё вылетело из башки так, что теперь там гуляет только ветер.
— Нет, но так основательно болтал… И откуда у тебя это только взялось? Ты же в школе девчонок за километр обходил…
Во как! Я-то обаяние Казановы на мощную включил, а оказывается, что я ещё тот лошок и девственник. Мда… Ну что же, как обычно спишем на удар по башке.
— Знаешь, как упал в поезде, так всё с той поры как поменялось.
— Знаю. Ведь ты и драться-то не любил, а вон как тех двоих положил.
Я усмехнулся:
— Я просто испугался тогда сильно. И ещё не проснулся до конца. Вот и психанул…
Мишка тоже улыбнулся в ответ:
— Умеешь же ты порой психовать.
Вскоре показалась трехколесная тележка с широким белым зонтиком, на ткани которого раскинулись веселенькие цветочки. Мы было завернули к нему, когда нас окликнул мужчина из компании, притулившейся на скамейке под раскидистой ивой:
— Эй, курсанты! Можно вас на пару слов?
Мы с Мишкой переглянулись. У четверых мужчин на досочках стояло три бидона, четыре пивные кружки и куча чешуи на газетке. Рядом с чешуёй лежали ещё пять или шесть сушеных вобл. Мужчины были довольны жизнью — явно уже не первый час тусуются возле лавочки. А ещё из-под небрежно брошенного на лавочку пиджака выглядывало стеклянное горлышко бутылки, заткнутое свернутой бумажкой. Явно не «Буратино» лежало под полой пиджака.
— Извините, мы торопимся, — с улыбкой ответил я. — Приятного отдыха, граждане.
Вроде бы нормально ответил. Мужики отдыхали, были полускрыты длинными ветвями ивы, не шумели и не орали. «Культурно» отдыхали. Если в наше время к ним бы обязательно подошли полицейские, то сейчас… Пиво было разрешено пить на улицах, вот его и употребляли на относительно свежем воздухе.
— Курсанты, я же к вам по нормальному обратился! — повысил голос мужчина. — Чего вы сразу отворачиваетесь? Или не знаете, как обращаться к старшему по званию? Где ваша субординация?
— Иваныч, да они обосрались от твоего командирского голоса, — хмыкнул один из сидевших.