СЛВ - 3
Шрифт:
— И правильно! — поддержал я его, Арчи же всё было пофиг, он был сугубо гражданский человек. — Начнёшь панибратствовать — им же хуже сделаешь.
Гномы вообще считали субординацию, дисциплину и стройную дружинную систему званий и рангов одним из лучших изобретений человечества. Именно эта людская затея не давала нам упасть в их глазах, и вообще держала наш авторитет довольно высоко. Так-то мы, по сравнению с ними, были довольно рукожопы, это следовало с горечью признать и с этим не следовало спорить, чего уж тут. Спасала нас только чрезвычайная приверженность подгорного народа всяким замшелым традициям, что тормозили
И все придумки наши гномы принимали довольно скептически, наука там, искусство, техника, — всё это сначала проходило довольно снисходительную предварительную проверку, чтобы получить одобрение. Всё, кроме дружинной системы званий.
Господи, с каким восторгом гномы окунулись в этот, оказавшийся для них чудесным мир значков, шевронов и аксельбантов с опушкой! Погоны и система званий вообще стала для них чуть ли не мистическим откровением свыше, наконец-то принёсшим покой в их исстрадавшуюся без субординации коллективную душу! Вот то единственное, чего им не хватало от Первогномов до наших дней!
А все эти «Смирно!», «Вольно!», «Разрешите обратиться!» и прочие лихие возгласы, построения и строевой шаг, отдание чести в покое и в движении, чёткое деление на взводы, роты, батальоны и полки, и у каждого же полка свой мундир, да просто весь тот миллион чудесных вещей, что люди подарили гномам, вроде наградных кортиков, орденов и медалей, нашивок за ранения и разноцветных кокард, — ну как они могли нас за это не уважать?
Нет, так-то и у них были почётные звания и наградное оружие, про пиры я уже говорил, но у их наград не было самого главного — не было статута! И не понятно было, на каком основании и в честь какого подвига таскает тот или иной гном на себе наградную железяку. Теперь же шалишь, всё учтено и приведено к единому стандарту, понятному всем и каждому.
Подгорный народ относился к субординации предельно серьёзно, как к своим заветам, что даровал им Первогном на Каменных Скрижалях, и требовал того же от других. Назвать какого-нибудь свежеиспечённого лейтенанта летёхой в присутствии гнома, пусть даже и с чужого полка, значило поиметь себе проблем. Слова «честь мундира» и прочие, к каким мы относились довольно легкомысленно, для них были не просто словами.
Далин-то наш уже пообтесался с нами, но и то я сдерживал себя иногда, чтобы не назвать при нём какого-нибудь подполковника подполом, или, не дай бог, полковника полканом. Чего говорить, даже моё невысокое звание ефрейтора в запасе, что было для людей откровенным издевательством, у гномов пользовалось настоящим уважением.
Потом, кстати, когда гномы после усвоения субординации постановили принять расу людей равными себе, они присмотрелись к нам получше, и тут мы добили их второй раз, уже практически наповал, сами того не желая.
Стройная метрическая система мер и весов, доставшаяся нам в наследство от Древних, все эти килограммы, метры и секунды, литры и градусы, прочие амперы с ваттами легко заменили их линии, пальцы и чарки с вёдрами. А уж наш десятичный, легко понятный счёт с цифрами вообще пошёл на ура, вытеснив на обочину истории их дюжины, да ещё и записываемые сложными рунами, для каждого значения отдельно, до ста сорока четырёх включительно. До сих пор не понимаю, как можно было посчитать таким порядком хоть что-нибудь.
С тех пор появилась в каждом гномском поселении Палата Мер и Весов, и начальник её был там самым уважаемым человеком. На двенадцать лет дарили каждому гному штангенциркуль, а на шестнадцать микрометр и готовальню, но это если умный был. Что говорить, они не только переписали все свои древние книги, переделав в них систему счёта, мер и весов, признав новые священными, а старые еретическими, да ещё и сожгли их, дабы не смущать неокрепшие умы.
Саня напоследок пнул каждое колесо, видимо, ритуал у него такой был, и завершил осмотр, дав нам команду подниматься на борт. Гномы помогли подняться по лестнице на узкую площадку вдоль всей кабины, и вот там мы с ними наконец и познакомились. Того, что был выше своего товарища всего на пару миллиметров и который беззастенчиво этим пользовался, звали Кхимом, и был он из самого захудалого Младшего Рода. В этом я был уверен, потому что знак Рода на его левом плече выглядел очень уж скромно. Маловато, стало быть, этот Род подвигов совершил, ну или совсем новым был. Старшие-то чуть ли не целые картины из сложных орнаментов там таскают, от самого плеча и до локтя, а некоторые и ещё ниже.
Второго же, что общался со мной на всю площадь, звали Фрором, и мне пришлось сдержать улыбку при знакомстве, потому что он как раз букву «р» и не выговаривал. Но парень не унывал и не смущался, невзначай показав нам своё левое плечо, где знак его Рода был украшен небольшой, чуть заметной красной розой. Хоть убей, не знаю, что это значит, но на всякий случай я сделал вид, что заметил и оценил.
— Со мной садитесь, — цепко хватаясь за поручни, на площадку влез Саня. — Диван широкий, места хватит.
Я полез первым в переднюю дверь, к правому окошку, стараясь не наступить на педали и ничего не задеть, Арчи передал мне свою сумку и ловко шмыгнул следом, а последним на своё место уселся старшина. Из-за того, что кабина была чуть сдвинута к правому борту лестницей с обзорной площадкой, водительское место у этого внедорожного крейсера получалось слева чуть ближе к середине, но так даже и лучше для обзора. Хуже было то, что никакой двери с моей стороны не наблюдалось, ну да ладно. Десантируюсь в случае чего как-нибудь. Зато диван на диво широкий и удобный, вплотную сидеть не придётся.
Саня дождался, пока Фрор не нырнёт в заднюю дверь и не начнёт, на полном серьёзе, готовится ко сну на одной из откидных спальных полок, потом принял от оставшегося у двигателя Кхима ещё один доклад о готовности, и только тогда тронулся с места, подав перед этим сигнал ревуном, не хуже нашего корабельного.
Без всякого рёва и грохота, неожиданно мягко и плавно, сопровождаемый лишь чуть слышным посвистыванием пара в парогенераторе и шуршанием огромных шин, грузовик выскочил со стоянки на широкую дорогу и направился на запад.
Сначала мы ехали молча, Саня внимательно прислушивался к своей колымаге, Фрор завернулся в одеяло и засопел, двусменка у них, видимо, а мы с Арчи не решились их отвлекать. Да и посмотреть в широкие окна было на что, тем более и сидели мы выше всех в округе, обзорность была не хуже, чем в дирижабле. Потом я на всякий случай решил прислушаться к машине по своему, магией, уж больно старшина переживал, но ничего такого не услышал. Грузовик тихонько урчал двигателем, как огромный, довольный жизнью манул, здоровенные колёса шустро наматывали километры, и вообще всё было в порядке.