СЛВ - 4
Шрифт:
— А я начинать не хотел, — улыбаясь, встал с места Арчи. Одет он был только в широкие, закатанные до колен, свободные штаны и брезентовые рукавицы. Даже ботинок не было. — Ну, чтоб не греметь лишнего. Надо же дать выспаться человеку, правильно?
— Спасибо, — я попытался сказать это с ядом в голосе, но не получилось совсем. То ли утро было слишком хорошим, то ли вчерашний вечер, то ли всё вместе. — Но я б потерпел, думаю. А где Оин, почему без него?
— У него, оказывается, не одна пасека, а пять, — по-настоящему уважительно сообщил мне Арчи. — И на каждой свой вид мёда, вот так. Но далеко отсюда, на южных склонах, там, где нормальный
— Неправильно, — вообще-то, я хотел порыбачить. — Но ты ж не угомонишься. А чего лопатами, почему не магией?
— С ума сошёл? Там, — он наставительно потыкал пальцем вниз, себе под ноги и, как учитель нерадивому ученику, сообщил, — идут деликатнейшие, нежнейшие процессы. И вмешиваться в них, мешать им, мы просто не имеем права! Как же я потом, при дегустации, смогу быть уверен в чистоте эксперимента?
— Ой, всё, — поморщился я, — дегустатор, блин. Начинай тогда, а я пойду с себя всё лишнее скину.
Арчи без ненужных сейчас слов и без разговоров начал, до того ему не терпелось, так что когда я вновь спустился с крыльца, одетый по его образу и подобию, дёрн был уже срезан и аккуратным квадратом лежал на рогожке. Причём здоровенный такой получился квадрат, примерно два на два с половиной, и своими размерами он сумел нагнать на меня некоторое уныние.
— Бочонок здоровенный, тревожить нельзя, — заметил Арчи моё состояние. — Нам нужно быть очень аккуратными, Тёма! Проникнись, ты присутствуешь при важнейшем событии! Да половина выпивох там, в княжествах, всё бы отдали, чтобы очутиться на твоём месте! И поэтому я совершенно не понимаю, чем вызвано столь скептическое выражение на твоём лице!
Но я ничего ему не ответил, а принялся молча разминаться, потому что руки, плечи и спину следовало разогреть, если уж работаем без магии. Большая площадь ямы, кстати, позволила нам работать лопатами вместе, так что на первые полметра мы углубились довольно резво.
— Как тебе вчерашняя история, кстати, — спросил я его, когда надоело молчать, — не слишком ли романтическая?
— О, сплетни пошли, — обрадовался он, — давай, это я люблю! Но слишком уж тонко чувствует наш гном, если ты об этом. И вот именно ему бы не повредило попутешествовать пару лет, для расширения кругозора, тут старейшины правы во всём. А то и в армию сходить. Глядишь, без побега бы обошлось. Да и спешка, особенно с женитьбой, ни к чему хорошему не приводит. Но теперь можно твёрдо считать, что это в очередной раз доказано.
— Вот и я о том же, — песчаный грунт резался и вынимался легко, корни деревьев успели перегнить, так что работалось свободно и на разговор силы были, — придумал тоже. Молод, глуп, не видал больших, гм… Настоящих трагедий, в общем, не видел! Хотя клаустрофобия не шутка, конечно.
И я вспомнил сам себя, когда ещё я был курсантом. Была у меня девушка тогда, из городских да из хорошей семьи, то есть мерзостей жизненных она практически не видела, хоть и слышала о них, конечно. А мы тогда отмечали что-то, вроде бы чей-то день рождения, и взяли, по извечной нищете нашей курсантской да по неопытности, не нормальных напитков, а самогону у одной дурной бабы на выселках. По слухам, был тот самогон забористей всего на свете, и слухи те потом с блеском подтвердились.
Как немного погодя оказалось, настаивала та баба этот самогон мало того, что чуть ли не на самосаде с мухоморами, так и ещё на каких-то дурных, ядовитых травах. Чтобы, значит, по голове било без промаха, чтобы убивало наповал, с гарантией, чтобы все окрестные алкаши только к ней и ходили. Водилы да механики в училищном гараже нам же ещё потом и удивлялись, когда мы им претензии предъявляли за добрый совет, мол, вы же хотели позабористей, — так пожалуйста! Бутылки на семерых хватает!
В общем, убила та косорыловка во мне всё человеческое с трёх рюмок, с гарантией, как нам и говорили, да мы не поняли, ведь не о том мы просили! Так вот, тащила меня та девушка домой к тётке примерно в том же состоянии, о котором Оин и рассказывал. И обхезался я и сверху и снизу, и ударил по пути кого-то, а когда в ответ начали мять бока, то верещал как свинёнок. Сам я не помню, к счастью, рассказали попозже добрые люди.
Потом начал я падать на каждом шагу и тут же засыпать в сугробах, чем привёл ту девушку в натуральное отчаяние. Не бросишь ведь, чтобы за помощью бежать, снегом засыпет, потом можно и не найти, а тащить на себе сил недостает. И тогда те же добрые люди, что мяли мне бока, а одному из которых я разбил нос, пришли ей на помощь.
Очнулся я в тёплой бане, лёжа на животе, голый, прикрытый от греха подальше лишь махровой простынёй, во власти сильнейшей похмельной депрессии. Жить не хотелось совсем, а подробные рассказы о моих подвигах лишь усугубляли дело, хотя какие это подвиги. Неделю я старался не смотреть людям в глаза, а потом как-то всё устаканилось, отодвинулось в прошлое. И никаких изменений в наших взаимоотношениях не появилось, и разбежались мы позже, через год, когда меня услали служить в дальний гарнизон, а она осталась доучиваться в техникуме своём.
Да любой человек, хоть мужик, хоть женщина, может рассказать о себе что-либо подобное. И ничего, никто в дальние леса не бежит. Некоторым людям, что являют миру по пьяни свою скотскую, без преувеличений, сущность, я бы прямо рекомендовал это делать, но им как раз и пофигу, не стесняются они ничего, так что тоже мимо.
А тут ведь не позорное бытовое пьянство, а умственная болезнь клаустрофобия, понимать надо!
И вот об этом обо всём я рассказал Арчи, поделился мыслями, и друг тут же согласился со мной даже больше, чем наполовину.
— Ты клаустрофобию-то с пьянством не смешивай, — всё же посоветовал он мне, налегая на лопату. — Это для них позор, самый настоящий. Считается, что раз горы тебя в себе не терпят, то и не гном ты уже. Но напридумывал Оин себе много, да. Надо же, в кои-то веки повезло на тонко чувствующего гнома нарваться. А по виду-то и не скажешь.
— Главное, что деятельный чересчур, — согласился с ним я, немного подумав. Чёрт их знает, этих гномов, насчёт клаустрофобии, может, и прав Арчи. — И тонкая натура ему в этом не мешает. Ишь, хозяйство-то какое отгрохал!
— Это нам повезло, — пожал плечами Арчи, — что не по духовной стезе пошёл. А то стояла бы тут сейчас в лучшем случае землянка с небольшим огородом, да яма, куда срать. Ну, может, ещё рыбу из озера бы жрал, из постных соображений. Для пущего просветления. Всё не мясо.
— Ну уж нет, — теперь не согласился я, — такой вид отшельничества только рядом с людскими поселениями прокатывает, когда подкармливают в обмен на откровения. Здесь всё всерьёз, работать надо.
— Вот и нам надо, — уцепился Арчи за мои последние слова, — давай-ка ускоримся, друг, неохота до вечера возиться.