Смерш vs Абвер. Секретные операции и легендарные разведчики

Жмакин Максим Сергеевич

Чистки в рядах советской разведки негативно отразились на ее деятельности, и в конце 1930-х гг. она практически остановилась. Это не могло не сказаться на качестве отношений с Леманом. В то время легальная резидентура в Берлине была представлена лишь А. Агаянцем, который и так с трудом справлялся со свалившимися на него обязанностями. Несмотря на это, он все же встречался с Брайтенбахом. Последний, по воле случая пустившись в свободное плавание и сильно рискуя, добывал интересную для советской разведки информацию. Так, он сообщал в Москву: «У меня нет никакого повода для беспокойства. Я уверен, что друзья знают, что здесь все делается добросовестно, все, что можно сделать. Пока

в приезде ко мне нет особой срочности. Если понадобится, я сообщу».

Впрочем, заряда позитивного мышления хватило ненадолго. Нацисты планировали захват Австрии, после чего наступала очередь Мюнхенского сговора по расчленению Чехословакии. Леман был хорошо осведомлен об этом и понимал, что такие сведения должны быть крайне важны для СССР. Однако у него по сути не осталось возможностей связаться с советской разведкой. На тот момент к сотрудничеству его побуждали в основном идейные соображения. Денежное вознаграждение для него было не особенно важно, поскольку его супруга Маргарет владела гостиницей, обеспечивавшей им безбедное существование. Основной причиной его подрывной деятельности в нацистском государстве являлось осознание (этому весьма способствовал доступ к высшим секретам Третьего рейха) того, куда могут привести немецкий народ идеи о превосходстве определенной расы и развязывание мировой войны.

В конце 1938 г. Агаянц умер во время хирургической операции, а последняя его встреча с Леманом состоялась в ноябре того же года. Теперь Брайтенбах лишился всякой связи с Москвой. Сильно встревожившись, в июне 1940 г. он написал письмо в Москву, в котором призывал восстановить с ним оперативную связь. При этом Вилли отмечал: «Если этого не произойдет, то моя работа в гестапо потеряет всякий смысл». Однако реакция последовала лишь в сентябре — с источником встретился А. Коротков.

9 сентября 1940 г. народный комиссар внутренних дел Л. П. Берия дал указание: «Никаких специальных заданий Брайтенбаху давать не следует. Нужно брать пока все, что находится в непосредственных его возможностях, и, кроме того, все, что он будет знать о работе различных разведок против СССР, в виде документов и личных докладов источника». Новым резидентом для связи с Леманом назначили Б. Журавлева — недавнего выпускника школы разведчиков. Вилли передал ему имеющиеся материалы, резидент их сфотографировал и до утра вернул. Брайтенбах возобновил поставку огромного объема ценных разведданных, говорящих в пользу подготовки Германии к войне с «восточным медведем». Например, в марте 1941 г. из донесения явствовало, что в немецкой разведке спешно расширяли подразделение, ответственное за осуществление разведдеятельности против СССР.

19 июня на срочной встрече Лемана с Журавлевым прозвучали слова о поступившем в тайную полицию секретном приказе фюрера германским военным частям, располагавшимся вдоль советской границы, с указанием конкретной даты и времени нападения: 22 июня после 3 ч. В то утро советского посольство окружили гестаповцы, никого не впуская и не выпуская. Больше Брайтенбах не связывался с советской разведкой.

Когда Великая Отечественная война уже близилась к завершению, резидентом НКВД в Германии стал А. Коротков. Ему поручили узнать об участи предвоенных источников информации и по возможности восстановить контакты. Один из коллег резидента нашел в развалинах здания гестапо документ на Вилли Лемана с отметкой о его аресте в декабре 1942 г. Позднее о судьбе одного из самых ценных информаторов советской разведки удалось составить более-менее целостную картину.

В мае 1942 г. в Берлин для восстановления связи с антифашистами были направлены А. Хесслер (Франц) и Р. Барт (Бек).

После того как последний побывал в руках гестапо, он рассказал все, что знал. О лазутчике в сердце тайной полиции доложили Г. Мюллеру. В конце 1942 г. Вилли был срочно вызван на работу, которую не покинул уже никогда, будучи тайно убитым. Разумеется, ни о какой публичной огласке не могло быть и речи, ведь было бы крайне неприятно признать, что в гестапо давно проник советский агент.

Об этом не решились доложить даже Гитлеру. В качестве официального объяснения служебный вестник гестапо опубликовал следующее извещение: «криминальный инспектор Вилли Леман в декабре 1942 года отдал свою жизнь за фюрера и рейх».

Вилли Леман выделяется на фоне всех остальных советских агентов. Тогда как многие из них поставляли информацию только по каким-то конкретным направлениям и отраслям, Брайтенбах благодаря своему положению в гестапо передавал общие и подробные данные обо всем. Конкретную дату начала войны с Советским Союзом указал только он.

Послевоенное руководство ГДР просило Советский Союз не присваивать Вилли Леману наград, поскольку, несмотря на заслуги, он все-таки был гестаповцем. В Германии и сейчас отношение к нему неоднозначное. Некоторое время назад немецкий журнал «Шпигель» сообщал, что 2 издательства планируют перевести и опубликовать книги о Брайтенбахе. Однако отклики на заметку были двойственными: некоторые признавали Вилли героем (как правило, жители бывшей ГДР), а другие считали предателем. Может быть, именно поэтому издательства отказались от своих намерений.

Раздел 3. Знаменитые радиоигры Великой Отечественной войны

Глава 1. «Монастырь» — «Березино»

В период войны советская разведка и контрразведка провели немало оперативных мероприятий по дезинформации противника. В основном это были радиоигры. Наиболее известная из них началась летом 1941 г., продолжалась в разных формах почти 4 года и считается образцово-показательной как по реализации, так и по масштабам.

Задумывалась она, естественно, для того, чтобы ввести немцев в заблуждение относительно реального положения дел. Нацистской разведке «скармливали» информацию о якобы функционирующей в Москве антисоветской религиозно-монархической организации «Престол». Необходимо было убедить врага в наличии у нее реальной силы, чтобы таким образом внедрить своего человека в разведывательную сеть гитлеровцев в СССР. В канун 55-летия Победы Федеральная служба безопасности РФ сняла гриф «секретно» с материалов об этой операции.

Советские разведчики обратили внимание на представителя знатного дворянского рода Б. Садовского, который с приходом новой власти лишился своего состояния и вполне закономерно ее недолюбливал. На тот момент он жил в Новодевичьем монастыре в маленьком домике, который почти не покидал, будучи инвалидом.

В июле 1941 г. бывший дворянин написал стихотворение, в котором призывал фашистов возродить русское самодержавие. Монархиста решено было использовать в качестве «главы» придуманной организации «Престол», ведь он на самом деле хотел вступить в контакт с оккупантами. Сам он сделать этого не мог по очевидным причинам, поэтому к делу привлекли секретного разведчика Александра Демьянова (Гейне), который подходил по всем параметрам, отличаясь дворянским происхождением: его прадед был 1-м атаманом кубанского казачества, отец — казачьим есаулом, сложившим голову на фронтах Первой мировой войны, а мать вела родословную от древнего княжеского рода и считалась видной аристократкой в Петрограде.