Смерть его игрушка + эпилог
Шрифт:
Его руки вели себя гораздо смелее, чем мне бы хотелось. Но я не могла ничего сделать, не было воли оттолкнуть его - даже если бы были силы на это.
– Не надо, - задыхаясь, прошептала ему в губы.
– Пожалуйста, перестань! Хватит!
Я могла только просить, а не требовать - потому что говорила то, чего не хотела. Но он неожиданно отстранил меня, глубоко вздохнул и усадил на диван.
– Прости меня. Я больше не буду так. Только когда сама захочешь.
‘Я уже хочу!’ - кричала одна часть меня. Но вторая была благоразумнее. Я сжалась, прижав колени к груди. Не смотрела
– Ты невероятно красива, - прошептал он. ‘Ты тоже’, - чуть было не ответила я. Красив, как дьявол. Почему-то меня постоянно преследовала его улыбка, и на ум приходило именно это слово. Стоило ему улыбнуться, и в тёмных глазах проявлялось безумие.
Я пристально посмотрела на него.
– Кто ты?
– Трудно объяснить, - он дёрнул уголками губ.
– Но не бойся меня. Я тебе ничего не сделаю плохого. Обещаю.
– Я не боюсь, - из чувства противоречия ответила я.
– Пошли, погуляем!
– вдруг он резко сменил тон, настроение и тему разговора. Я с подозрением глянула ему в лицо, но увидела только лёгкую улыбку с крохотной примесью сумасшествия.
– Ночь на улице.
– Да.
9.
Мы ходили по улицам, пропитанным поздней прохладой. Он обнимал меня - уверенно, словно имел на это право. Чувство такое, будто я в полной безопасности, будто ничего не может случиться, пока он рядом.
– Роман, кто ты?
– допытывалась я. Уж больно странный. Таких не бывает.
На этот вопрос он не ответил первые два раза. Третий - остановился, развернулся ко мне.
– Ты боишься меня?
Я пожала плечами. Вряд ли. Почему-то страха не было. В конце концов, я почти умерла недавно, и теперь меня трудно чем-либо испугать.
– Не бойся. Я ничего тебе не сделаю плохого. Обещаю. Я не маньяк, не преступник. Тебе нечего бояться.
Нельзя сказать, что это могло успокоить. Но любопытство такой ответ только распалил.
– Ты можешь лечить смертельные болезни?
– Я могу вылечить тебя от любой болезни.
– Только меня?
– с подозрением спросила я.
– Только тебя, - отрезал он чуть резковато.
А Андрей говорил, что есть люди, способные вылечить рак четвёртой стадии. И мы решили, что Роман - один из них.
– А почему только меня?
Он недовольно и резко ответил:
– Я не занимаюсь благотворительностью.
– А.
Значит, может, просто не хочет. Это нормально, - попыталась убедить себя. Он никому ничего не должен.
Но появился небольшой осадок. Я всегда любила богатырей и супергероев, которые бескорыстно защищали людей. Он мог бы вылечить многих… но не делал этого.
Жаль.
– Даш.
– А?
– Я сделаю всё, что ты попросишь, - мягко, с улыбкой - но очень серьёзно пообещал он.
– Всё.
– Почему?
– очень интересно! Да у него слово ‘псих’ на лбу выгравировано. Огненными буквами. И ведёт себя соответственно. Мы знакомы несколько дней, и я должна поверить, что он в меня уже влюбился? Ну давай, скажи: ‘У меня такое чувство, что я знаю тебя всю жизнь’.
– Я очень, очень хорошо
– Я знаю о человеке всё после нескольких минут знакомства. И ты мне нравишься. Очень даже. Понятно?
– Мне ничего про тебя не понятно, - пробурчала я из вредности. Но это похоже на правду - если он знает, как вылечить рак, то знает и то, как заглянуть в душу.
– Всё сделаешь?
– Пожалуйста, не надо говорить глупостей вроде ‘прыгни с пятого этажа”, - тревожно попросил он.
– Я хочу туда!
– и указала рукой.
10.
Заросшая кустами узкая дорожка. Кажется, это тоже клён - только не привычный, а другой - ясенелистный. Из обычного клёна в детстве делали ‘носики’, а из этого - ‘кузнечики’, очищая молодые веточки.
Дорога уже подсохла - замечательно. Раньше здесь тоже была улица, теперь остались три участка, на двух из них ещё сохранились бревенчатые дома. Вернее, их остовы - гнилые, полуобвалившиеся. Глинистая земля, близость химического завода, отсутствие в округе нормальных магазинов и остановок транспорта - люди давно перебрались отсюда. Дома остались как напоминание, что здесь - тоже в некотором роде город.
Неровная, потрескавшаяся дорога упиралась в башню.
Наполовину каменная, наполовину деревянная, она торчала над окрестностями чёрным силуэтом. Что здесь было раньше, я не знала, но всегда было любопытно - что у неё наверху?
Снизу заглянуть - какая-то площадка. Пол, в нём отверстие, куда уходила лестница. Многие ступеньки прогнили, три этажа обозначались досками, которые доверия не вызывали, хотя и лежали частично на каменной основе.
Хотелось сюда залезть с тех пор, как мы переехали в этот район. Но в шестнадцать лет вроде как уже не солидно лазать по развалинам. А в двадцать два жутко хотелось. Но одна я не полезу точно, а друзья вряд ли меня поддержат. Они не понимали страсти соваться в странные до жути места.
Теперь я сболтнула это из упрямства, даже желая, чтобы Роман отказался. Но он пожал плечами и ответил:
– Если хочешь, пойдём.
– Нет, я хочу наверх. На вершину башни.
– Я понял.
Он взял меня за руку и устремился сквозь кусты.
Я по мере приближения всё больше робела, но отказываться не собиралась - из того же упрямства. Когда мы зашли в башню, я на нём уже и держалась.
Темно. Внутри мало что можно рассмотреть.
Он обвёл взглядом стены.
– Не передумала?
– Нет!
– фыркнула я.
Передумала. Боюсь. Но отступать не собираюсь.
– Вот лестница. Давай, я тебя буду держать.
Мне уже жутко страшно. Но упрямство гораздо сильнее. Лезу, вцепившись в прогнившие перила. Ступенек не хватает, обхожу по краю лестницы.
В одном месте ступаю на гнилую доску, которая обваливается вниз. Роман ловит меня за пояс, ставит обратно:
– Осторожно.
Кажется, он смеётся. Сжимаю зубы и лезу.
Мы добрались почти до второго этажа. Башня уже не предназначена для людей. Птицы и кошки чувствовали бы себя свободней - но мы не птицы. Даже не кошки.