Смерть этажом ниже
Шрифт:
И тут же понял, что ошибся. И парень, обнявший девушку за плечи, и девушка, положившая голову ему на грудь, были мертвы.
— Ты что? — спросила Эля, которая уже дошла до угла дома.
Она их не заметила.
Шубин побежал следом за ней.
Эля остановилась возле угла дома. Впереди был переулок, на той стороне еще один дом.
— Я здесь живу, — прошептала Эля.
Шубин думал, что она сейчас кинется со всех ног к своему дому, но Элю вдруг оставили силы, и она буквально повисла на Шубине.
— Я
Дом был темен, он спал. В некоторых окнах были открыты форточки.
— Четвертый этаж? — спросил Шубин.
— Вон те окна.
— Пошли.
Шубин взял ее под руку и буквально потащил через мостовую.
Но в этот момент что-то заставило его поглядеть направо, туда, откуда прилетел очередной заряд снега.
Это их спасло. Снежный заряд был желтым.
Газ смешанный со снегом, подхваченный ветром где-то над озером или в низине у реки, собрался в гигантский, в несколько метров в диаметре шар и, легкий и даже веселый, мерцая под отблесками пожара, несся вдоль улицы.
— Назад! — крикнул Шубин и с силой последнего отчаяния рванул Элю назад, к дому, от которого они только что отошли. Эля не поняла, она пыталась вырваться, но Шубин, охваченный страхом, был столь силен, что оторвал ее от земли, кинул за дом и упал сверху.
И все это случилось так быстро, что он не успел ничего сказать. Но лежа, отворачивая лицо от несущегося шара, прохрипел:
— Не дыши!
И сам постарался задержать дыхание.
Возможно, прошла минута…
Шубин поднял голову. Улица была пуста. Ветер стих.
Шубин встал первым, помог подняться Эле. Она придерживала рукой локоть — ушибла.
— Ты что? — спросила она. — Что там было?
— Газ, — сказал Шубин.
— Откуда газ?
— Его по улице несло.
Они быстро перешли улицу, крутя головами, словно боялись, что газ подстерегает их, завернули во двор и вошли в подъезд.
Шубин не дал Эле войти в дом первой. Сначала он открыл дверь в подъезд и сосчитал до пятидесяти.
— Ты газа боишься? — спросила Эля.
Она переступала с ноги на ногу от нетерпения. Она пыталась оттолкнуть Шубина. Она понимала, что он прав, но в ней уже не осталось ни крошки терпения.
Она вырвалась и вбежала в темный провал подъезда.
Застучали ее подошвы по лестнице.
Шубин пошел следом. Ему было страшно догнать Элю, ему было страшно, что будет потом.
Шубин поднимался по лестнице с трудом. Снова мутило, дыхание срывалось — не хватало почему-то воздуха. Он ощущал запах желтого газа в подъезде, особенно на первых двух этажах, но шагов не ускорял, потому что был обессилен.
Он догнал Элю у двери ее квартиры.
Обыкновенная дверь, без глазка, покрашенная коричневой краской, с номером «15».
Эля обернулась, услышав его шаги, и сказала:
— А ключей нет… Ключи в сумке… или в пальто. Не знаю.
— Тогда
Эля нажала кнопку звонка, но было по-прежнему мертвенно тихо.
— Дурачье, — сказал Шубин, упираясь ладонью в косяк двери, чтобы не упасть. — Электричества нет. Стучи.
Эля постучала. Тишина.
— Они же спят, — сказал Шубин. — Стучи громче.
Эля постучала сильнее.
— Они не спят, — прошептала она.
Она не смогла больше ничего сказать. Лицо ее было неподвижно, и по грязным щекам катились слезы.
Шубин ударил по двери кулаком. Еще раз, начал молотить, только чтобы перебить высокие, жалкие звуки, что вырывались изо рта Эли.
И он молотил так, что не услышал, как из-за двери раздался женский голос:
— Кто там?
— Стой! — Эля повисла на его руке. — Это я, это я, мама! Где Митька? Это я, мама!
— Погоди, не шуми, — ответил голос, щелкнул замок, дверь открылась, и мать Эли произнесла фразу, которую намерена была сказать, еще не отворив дверь, и которая теперь прозвучала как из другого мира: — Ты что, опять ключи забыла?
И тут она увидела Элю и страшного — это Шубин только потом, увидев себя в зеркале, понял, до чего страшного, — мужчину.
— Господи! — сказала она.
За соседней дверью раздался недовольный мужской голос:
— Вы что шумите, не знаете, сколько времени?
— Порядок, — ответил голосу Шубин. — Извините. Все в порядке.
Эля упала внутрь, повисла на матери и начала судорожно смеяться. Шубин втолкнул ее в дверь и быстро захлопнул. Наступила кромешная тьма, и в ней был слышен лишь истерический смех Эли, который прерывался возгласами матери: «Ты что, ты что, что с тобой?» И попытками Эли спросить: «А Митька, где Митька?»
И снова смех.
— Положите ее куда-нибудь, — сказал Шубин. — Ей надо лечь.
Но Эля вырвалась — она рвалась в комнату, распахнула дверь. В свете догорающего пожара была видна кровать. На ней спал мальчик. Эля схватила его, мальчик начал отбиваться со сна, а Шубин оттаскивал Элю и кричал на нее:
— Не смей его трогать! Не смей! На тебе может быть газ.
Эля опустила мальчика на кровать, а сама как-то спокойно, тихо и мирно легла возле кровати на коврик, будто заснула. На самом деле это был глубокий обморок.
Шубин подхватил Элю и спросил ее ее мать, белая ночная рубашка которой светилась в темноте, как одежда привидения:
— Куда ее положить?
— Ой, а что с ней?
Мать все еще ничего не понимала — да и откуда ей было понять?
— Где диван?..
— Рядом с вами, туда и ложите.
Она была сердита, потому что уже уверилась в том, что ее непутевая дочь где-то напилась, попала в переделку и вот теперь хулиганит. Шубин не знал, бывало ли такое с Элей, — он ничего не знал о своей будущей жене. Он с трудом перетащил ее на диван.