Смерть грабителям, или Ускользнувшее счастье
Шрифт:
– Хорошо.
– Когда должен явиться Ефим?
– Утром.
– Он выпивает?
– Как обычный русский человек, – улыбнулся Горчаков, – когда подворачивается возможность.
Владимир Гаврилович не стал оспаривать последнее утверждение: как говорится, каждый судит согласно своим убеждениям.
Филиппов поднялся со стула, показывая тем самым, что не намерен больше беспокоить пострадавшего.
– Андрей Николаевич, если мне или моим сотрудникам придётся вас навестить для уточнения новых
Уже у двери начальника сыскной полиции догнал вопрос Горчакова.
– Вы всерьёз уверены, что найдёте грабителей?
Владимир Гаврилович улыбнулся, но ничего не ответил. Власков вышел вслед за начальником.
– Николай Семёнович, раз уж Лунащук занимается Ефимом, то будьте любезны, проверьте кухарку и дворника. Кто-то же должен был знать, что никого не будет в квартире.
– Я бы и хозяина не сбрасывал со счетов.
– Поясните, Николай Семёнович.
– Мог он сказать кому-то, что дома не будет слуги и его самого?
– Думаю, не мог. В их кругах о таких вещах не разговаривают и не интересуются. Хотя вы правы, исключать такой возможности нельзя.
В фойе первого этажа к Филиппову и Власкову подошли сыскные надзиратели.
– Владимир Гаврилович, – начал тот, что постарше с карими глазами, – к сожалению, из находящихся сейчас в доме хозяев и прислуги никто ничего подозрительного не видел и не слышал. А вот с дворником и швейцаром переговорить мы не успели.
– Хорошо, – сказал начальник сыскной полиции, – с ними мы переговорим сами.
6
Кухарка, женщина лет пятидесяти, с густыми седыми волосами, смотрела на Геннадия Петровича небесно-голубыми глазами, которые, как и добродушная улыбка на губах, прямо-таки кричали о том, что Ульяне можно верить на слово. Но полицейский надзиратель Бережицкий именно к таким людям относился с повышенным подозрением. В начале служебной карьеры он несколько раз поверил свидетелям, которые так искренне давали показания, что Геннадий Петрович был убеждён в правде и получал потом взыскания за упущения в делах по сыскному дознанию.
– Можете звать меня Ульяной, – с губ кухарки не сходила улыбка. Она вытирала передником и без того чистые руки. – Что можно добавить? – пожала плечами. – Мы с Катькой за господами ушли. Они сами нам позволили. Елизавета Самойловна, так та и сказала. Нас, говорит, сегодня не будет, так что в… этих самых, ну, вот, услугах, говорит, ваших с Катькой не нуждаемся. Сделайте себе свободным вечер.
– Так и сказала?
– Именно так. Мы сразу же и засобирались, как хозяева за порог. Я к сестре, давно у неё не была. А Катька… – опять пожала плечами. – Это вы у неё, господин хороший, спросите.
– Скажи, Ульяна, могла хозяйка лампу зажжённой
Кухарка опустила взгляд на свои руки.
– Могла, рассеянная она. Иной раз, что положит куда-то, так потом по квартире и ищет.
– А хозяин?.. – хотел спросить, почему Егор Иванович о супруге говорит, как об аккуратистке, но сразу же прикусил язык, сам не понимая почему. Показалось, что время этого вопроса не пришло.
– Егор Иванович – человек степенный, он бы ничего не забыл, да в будуар, – она криво усмехнулась, – не заходит.
– Странно, он говорил, что перед отъездом разговаривал с Елизаветой Самойловной в будуаре и даже ценные бумаги ей оставил.
Кухарка застыла, словно её поймали за чем-то постыдным.
– Не знаю я ни о каких бумагах, – выпалила она, и её щёки побледнели. Это показалось надзирателю странным, но он ничего не стал более выпытывать. Подумал, что придёт срок.
– Хорошо, не видела так не видела. Значит, говоришь, хозяйка могла не погасить лампу?
– Могла, а как же пожар случился без этого?
– Вот и я об этом думаю. Ты мне подскажи, где я могу найти горничную?
– Катю?
– Да, её.
– Может быть, у Елизаветы Самойловны? Я ж не хозяйка, чтобы за прислугой поглядывать.
Действительно, Катю Бережицкий нашёл рядом с хозяйкой.
– Елизавета Самойловна, – с добродушным выражением лица Геннадий Петрович обратился к госпоже Елисеевой, – разрешите похитить вашу горничную на несколько минут?
– Будьте любезны, но только на несколько, – с кокетливой миной произнесла хозяйка.
– Совершенно верно, на несколько.
Полицейский надзиратель посмотрел на Катю. Девица как девица, лет эдак двадцати пяти, с миловидным личиком, ямочками на щеках и немного испуганным взглядом, словно полицейский пришёл её забрать в холодную.
– Тебя, голубушка, Катей кличут, не так ли?
– Да, – едва слышно произнесла девица.
– Ты не расскажешь, что вчера здесь у вас произошло?
– Как что? – глаза Кати округлились от удивления. – Пожар.
– Я знаю, что пожар. Но вот гадаю и клубок распутываю: случай или несчастье?
– Какой случай? – изумление не уходило с её лица.
– Как какой?
– Случай?
– Вот и я гадаю, поджёг кто или само разгорелось?
– Ну, вы, барин… – она облегчённо вздохнула. – Поджёг… От огня, оставленного хозяином, и зарделось.
– Как это – от хозяйского огня? – Бережицкий выказал удивление. – Ведь пожар возник в будуаре Елизаветы Самойловны, а господин Елисеев туда не ходок.
– Как не ходок? – опять изумление на лице девицы. – Это он вам сказал? – она понизила голос почти до шёпота. – Вчера, перед тем как уехать на свадьбу, Егор Иванович заходил к Елизавете Самойловне.