Смерть и побрякушки
Шрифт:
— Ребенок должен отдыхать.
— Прекрати нудить! Белый день на дворе, самое время гулять и веселиться.
— Большое веселье, за тобой по магазинам шататься!
Марина сунула ему под нос рекламу:
— Ты же у меня спецагент, должен английский понимать. Видишь, написано: присмотр и развлечение для детей, Рождественская елка.
— Спецагенты — это в американском кино, — буркнул Кирилл, — Ладно, идите. Но больше никуда, ровно через два часа жду вас у входа.
Он нырнул обратно в такси и укатил, а Марина взяла Сашку за руку и пошла через площадь к зазывно мерцающим
Когда Кирилл торопливо вошел в громадный холл, усталая Марина сидела на парапете фонтана. У ее ног возился совершенно счастливый Сашка.
Кирилл пригляделся к горке разноцветных пакетиков и хмыкнул:
— Ну и где? Я-то думал, здесь туфли батареями выстроились, косметикой можно полк солдат выкрасить… Женский полк.
— Мы старались. — покаянно пробубнила Марина, — Сперва в игрушечный отдел зашли…
— Заметно, — кивнул Кирилл, наблюдая как Сашка старательно пытается сцепить хвостами двух здоровенных плюшевых динозавров.
— Потом в детские шмотки отправились. Он же из всего вырос! — всплеснула руками Марина, — Брюки новые нужны, ботинки на весну тоже, курточка мала, пуховика, что на нем, только на этот сезон и хватит… А в наших магазинах никогда не знаешь, платишь дикие деньги за действительно фирменную вещь или за Китай с фирменной бирочкой.
— Так два часа и минуло, — улыбнулся Кирилл, оглядывая плотно набитые детскими вещичками пакеты.
— Мы еще в развлекательный центр зашли. Елка там — закачаешься! Я такую громадину в детстве по телевизору видела, когда кремлевскую елку показывали. А пирожные — язык проглотишь!
Услышав заветное слово, Сашка вскинул голову.
— Хватит на сегодня, — прикрикнула на него Марина, — Столько сладкого есть нельзя, попа слипнется.
Кирилл присел рядом с ней на парапет:
— Время есть, с ребятами я встретился, ювелир надежный, прекрасная репутация, завтра с утра к нему поедем, все вроде благополучно. Давай вернемся и я тебе к Новому году пальто подарю. Вот такое тебе нравиться? — Кирилл кивнул в сторону вошедшей в магазин высокой изящной австрийки в красивом и явно дорогом коротеньком пальто.
Пальто было прекрасно, а сама дама — еще лучше. В безукоризненных завитках ее длинных каштановых волос была та строгость и завершенность, которая достигается только усилиями хорошего парикмахера. Умело и неброско подкрашенное лицо, под пальтишком — деловой костюм в тон, единственное искристое кольцо на безымянном пальце — элегантная дорогая простота. И никой спешки. Эта женщина твердо знала — мир ее подождет. Неторопливое движение, которым она освободила руки от перчаток, неспешный взгляд, которым обвела холл — все излучало достоинство и покой.
— Хоть три пальто напяль, такой мне никогда не стать, — вздохнула Марина.
Кирилл пожал плечами:
— Думаю, ты даже богаче.
— Не в деньгах дело, — пояснила Марина, оборачиваясь к нему, — Наши женщины, даже
Громкий певучий голос за ее спиной протянул:
— Дамочка, то ваш ребенок в фонтане мочиться?
Не глядя, Марина выхватила из пакета сменные штанишки и метнулась к Сашке. Недоуменно остановилась. Радостно улыбаясь, малыш перебирал пальчиками водную струю.
— Женщина, что вы мне голову морочите, он не мочиться, он водичкой играется! — Марина круто развернулась и оказалась нос к носу с высокой австрийкой.
— Катюха! С ума сойти, откуда, ты ж в Израиле!
— Маринка! Яка зустрич! — радостно взвизгнув, элегантная дама повисла у Марины на шее, — На фига мне Израиль, чего я там не бачила!
— Ты ж туда три года прорывалась!
— Так я думала, эти израильтяне евреи как евреи, а они таки жиди! Спасу нет! Перед Пасхой хлеб не ешь, только мацу, куру просто так не режь, шляются по улицам в черном, вырядились як придурки. Достали меня, — поддернув узкую юбку, она села рядом с Мариной на парапет.
— Пошли мы в синагогу. Службу отстояли, мужики понизу, бабы поверху, все по-людски. Так в праздник же и посидеть, перекусить. Вышли мы и сели в тенечке снидаты. Я куру взяла, горилочки израильской, сэндвичей наделала. Только разложились, соседка моя мимо идет. Как увидела она мои сэндвичи, как заверещить. Мени аж вуха позакладало! За раввином побежала, тот примчался и давай нас з-под синагоги гнать. Потом ведра похватали, после нас синагогу отмывать!
— Кать, с чем у тебя сэндивичи были? — содрогаясь от сдерживаемого хохота, поинтересовалась Марина.
— Та шо там! Ну трохи шинки…
Кирилл сдавленно хрюкнул, потом не выдержал и дико захохотал:
— В синагогу… С салом…
— Ну от я и подумала — шо то за життя, если даже съесть, что хочешь — и того нельзя! И поихала!
— Катюха, так ты израильская диссидентка. Покинула страну по кулинарно-идейным мотивам, — веселилась Марина.
— Та не в идеях дело! — с досадой отмахнулась Катя, — И не в сале теж. — она грустно вздохнула, — Прожила б и без сала — мало я его дома ела? Просто дистало меня все аж по самые не могу. Навищо ехать в ту заграницу, если все як дома — я на трех работах, муж с бутылкой, а у детей ботинок нема. А ще зима в Израиле вроде тепла, а в домах холодно, и не топят.
Я прием один обслуживала, ну там подай, убери. С австрийцем познакомилась, зустричалысь потим, у моря гуляли, — глаза ее стали мечтательными, — Он как уезжал, меня звал, а я все боялася, все случая ждала. От мне соседка его и подарувала. Детей похватала, и сюда.
— А муж?
Катька небрежно отмахнулась.
— А шо муж?. Столько лет еврея з него делала, человека делала, хватит з мене! — и тут же поинтересовались, — А вы тут чего?
— По делам приехали, на пару дней.
— Так пошли ко мне, — она вскочила, стремительно всовывая Кириллу в руки пакеты с покупками, — Тут у готелях страшные цены, з глузду съехать можно!