Смерть и побрякушки
Шрифт:
Далеко идти не пришлось. Едва свернув за поворот, парочка американцев получила возможность окончательно удостовериться, что все белые дикари и извращенцы. Сперва сумасшедшая молодежь на улице, потом древние кровавые обычаи, перед которыми бледнеют ужасы пресловутого вуду, а теперь еще и это! Нет, целоваться над самым окошком погребальной камеры способны лишь представители вырождающейся белой расы!
Глава 27
Марина блаженно потянулась на хрустящих простынях. Ей всегда казалось вульгарной шуточка насчет «прочистки труб», но сейчас
Она вспомнила, как выбравшись из подземелья, они мчались по темным пустым переулкам, останавливаясь, чтобы полюбоваться взмывающими в небо огненными фонтанами фейерверков. И крохотный тупичок с огромной, во всю стену фреской, освещенной оплетенным омелой тусклым фонарем. Кирилл заявил, что обычаи, даже чужие, надо уважать и они долго целовались, встав под омелой. Пока не сообразили, что мешочек с драгоценностями так и остался в сейфе ресторана.
Но к тому времени у Марины уже нестерпимо болели ноги и острые каблуки подламывались при каждом шаге. Кириллу пришлось усадить ее на скамейку, а самому отправляться в ресторан. Вернулся он с драгоценностями, бутылкой шампанского и насмерть перепуганный — никак не мог найти бульвар, на котором ее оставил, и решил, что рыжий с сообщниками похитили ее уже окончательно.
А потом они ехали в такси, тесно прижавшись друг к другу, и машина шла слишком медленно и лифт тащился ужасно долго. Зато руки действовали быстро, когда прямо на пороге они принялись срывать друг с друга одежду.
Марина ласково погладила так и оставшееся на ее шее колье. Она знала, что в свете ночника удивительный камень продолжал озарять ее лицо своим мягким светом, заставляя Кирилла вновь и вновь хотеть ее и ласкать ее, доводя до изнеможения. И сон пришел как обморок, в разгар любовных игр.
Она села в подушках, выудила с прикроватного стола пульт, щелкнула. Напротив, на экране телевизора высветилась приятной полноты тетка в кухонном фартуке и еловой веткой в руках. Марина захихикала.
— Чего веселишься, ты ж ни слова по-немецки не понимаешь, — склочно заявил Кирилл, выкапываясь из взбаламученной постели.
— Зато ты у нас все языки превзошел, а сам тупой, будто дерево, — лениво огрызнулась Марина, продолжая наблюдать как телевизионная тетка очищает с еловой ветки иглы, заливает их водой и ставит на огонь, — Ее понять — и переводов не надо, у нас такие передачи после каждого Нового года по всем каналам. Общий смысл: не надо выбрасывать елку, прибавляя работы мусорщикам. Лучше съешьте ее. Рецепт прилагается.
Покряхтывая, Кирилл приподнял голову, затуманенным взглядом воззрился на выстроившиеся у постели пузатую бутылку шампанского, две вытянутые бутылки из-под сухого вины, и пустую коньячную фляжку, и поинтересовался:
— Слушай, а мы вчера что-нибудь пили?
— Пьяна была, не помню, — буркнула в ответ Марина.
Кирилл со стоном перевернулся на спину, сосредоточившись на телекулинарке, которая тем временем принялась процеживать
— Знаешь, что она готовит? Средство от похмелья. Вот бы мне сейчас капельку. Сходить, что ли, хозяйскую елку погрызть?
Он сел на кровати, оглядывая пол в поисках брюк.
— Ага, вот они, родимые.
Из кармана штанов на одеяло вывалились два паспорта.
— Зачем ты внутренний с собой таскаешь? — полюбопытствовала Марина, подбирая обе книжицы.
— Привычка, — Кирилл попытался пожать плечами, но тут же болезненно сморщился и на всякий случай придержал гудящую голову обеими руками, — Мало ли как фишка ляжет, а в импортных посольствах убежище нашим гражданам предоставляют только по внутреннему паспорту.
С третьей попытки попав ногой в брюки, он удалился в сторону туалета. Загудела вода. Потом вдалеке зазвонил телефон. Марина приподнялась, услышала как Кирилл берет трубку, и рухнула обратно в кровати. Скучающе потянулась к его паспортам. Полюбовалась фотографией в заграничном, сравнила с фото во внутреннем, небрежно перелистнула одну страничку, вторую, вчиталась в полустертые буквы синего штампа: «Зарегистрирован брак…»
Брак! Зарегистрирован!
Она поднесла паспорт так близко к глазам, словно страдала близорукостью. «Год рождения — 19…» Почти ровесница. «Фамилия после брака — Валуева…» Конечно, он — Валуев, его жена — Валуева, а она — случайная любовь, мимолетное приключение женатого мужчины.
Мир стал огромным, пустым, оглушительным и где-то далеко-далеко смутно знакомый мужской голос сварливо поинтересовался:
— Тебе в детстве не говорили, что рыться в чужих документах некрасиво?
Она подняла глаза. Кирилл торопливо подошел к ней, наклонился:
— Мариш, ты что? После вчерашнего нехорошо?
Усилием воли преодолевая внезапную одеревенелость рук, она протянула ему раскрытый паспорт:
— А тебе не говорили, что женатому мужчине не положено морочить головы наивным дурам, даже если они достигли бальзаковского возраста?
— Ты о чем? — с искренним недоумением спросил он, принимая книжечку документа. Мельком глянул на штамп и рассмеялся, — Фу, ерунда какая, а я уж думал, что-то серьезное!
На миг Марину охватила сумасшедшая надежда, что все и впрямь ерунда, что ей показалась. Она выдернула у него паспорт, лихорадочно отыскивая «Семейное положение», истово молясь и желая, чтобы синий штамп оказался ее пьяным бредом, маревом, чтобы сейчас она увидела пустую страничку…
Страничка не была пустой, штамп никуда не делся.
— Ничего себе ерунда, — горько усмехнулась она.
— Ты истеришь, словно барышня 18 века, — холодно сообщил Кирилл, — Разведенных мужчин не видела?
— Ты не разведен! — взвизгнула Марина, тыча ему паспорт в нос.
— Да я и женат не был! — взорвался Кирилл и осекся, поняв, как глупо звучат его слова.
Он тяжко вздохнул, сел рядом с ней на кровать. Попытался обнять за плечи, но она отодвинулась, все также продолжая держать перед собой раскрытую синюю книжицу.
— Марина, поверь мне, этот штамп ничего не значит. Наш курс окончил учебу, нас в первый раз отправляли работать заграницу. У меня была партнерша, женщина. Начальство решило, что удобнее будет, если мы с ней поедем как муж и жена.